— Да, мамочка!

— Ты что там делаешь? Что-то уж больно ты притихла, черт подери.

— Тетю жду.

Валери с шумом втянула воздух, поджала губы. Девочка глядела на нее с молчаливой серьезностью.

— Тетю! — взорвалась Валери. — Большая уже, пора бросать эти глупости. Вышла бы в сад, поиграла.

— А мне не с кем.

— Ну… на качелях бы покачалась.

— Я тетю жду. — Девочка говорила спокойно, но в ее голосе были упрямые нотки. — Скоро она?

— У, черт! — Валери метнула сердитый взгляд на часы в передней стенке электрической плиты. — Ну, через несколько минут.

Девочка так и засветилась в улыбке:

— Ты мне тогда скажешь? И включишь, да, мамочка?

— А когда кончится, ты выйдешь в сад и будешь там играть.

Девочка невозмутимо повернулась и исчезла за дверью столовой. Валери стала жадно глотать пиво, почти опорожнила стакан, потом выудила еще одну сигарету из подругиной пачки, лежавшей на столе. Она направилась к холодильнику, закуривая на ходу, и достала оттуда маслины и сыр. Маслины высыпала в неглубокую вазу, а нарезанный квадратиками сыр так и оставила на дощечке.

— Побалуем себя еще немножко! — ухмыльнулась она.

— Какое милое имя — Чарлин, — проговорила подруга; она взяла кусочек сыра и принялась деликатно от него откусывать, отставив мизинец изысканным жестом дамы из предместья.

— Никак не могли выбрать — Чарлин или Мерилин, по я решила — Чарлин. Понимаешь, чтобы не получилось два «М»: «Мерилин Макалинден». Ну, это, как бы сказать — очень уж актерское имя, а? — Валери вопросительно глянула на подругу, и та неопределенно повела плечами. — Он-то, конечно, хотел назвать ее Торой, в честь своей мамаши. Можешь себе представить — Тора!

— А как ты назовешь второго? — поинтересовалась подруга. — Ой, до чего вкусные маслины! Правда, я больше люблю черные. Надо будет купить на обратном пути. Хотя мне задерживаться нельзя. А то я еще дома ни за что не принималась.

— Господи, да ты посмотри, что у меня творится в кухне, — сказала Валери. — Я собиралась хорошенько убрать еще в субботу, но… Словом, скучать не пришлось. Заявились Од и Мерв — ты их знаешь? Отхватили новый «мерседес» — одному богу известно, на какие шиши. Потому что Джо работает с ним вместе, и уж мы точно знаем, что у них и как. Короче, домашние дела пришлось отставить. Тогда я решила сделать все в воскресенье, но Джо встал рано и укатил в Форрестфилд, думал продать там какому-то лопуху дом, а я решила воспользоваться случаем и понежиться в постели. Ух и взвился же он, когда приехал домой! Пока приготовишь ленч и перемоешь посуду, пора собираться в клуб. Мы купили пиццы в забегаловке рядом с пивной и рванули прямо в клуб. — Она оглядела кухню как-то неуверенно, словно очутилась в чужом доме. — Гос-споди. Не знаю. Иногда… Иной раз я сама не могу понять…

— А куда ты деваешь ее? — подруга кивком показала на дверь столовой. — Ну, когда вы уезжаете в клуб?

— A-а. Закутаю ее потеплее и кладу на заднее сиденье. Время от времени выскакиваю посмотреть. Спит как миленькая.

— А ты не боишься? Ну, ты же знаешь, столько детишек сгорает в запертых машинах и все такое.

— Вот еще мура собачья! Ну, один случай на миллион, а проклятущие газеты так это расписывают, будто целые семьи сгорают живьем изо дня в день. Шесть дней в неделю — по семье. А в воскресенье — по две. Эту я приучила ездить с нами, приучу и второго. — Валери уставилась на свой стакан. — Если будет девочка, назову ее Луламэй. Ну как?

— Мило, — ответила подруга и, водрузив маслину на квадратик сыра, отправила все это в рот.

— А если мальчик — Дуэйн, — не без гордости сообщила Валери. Решение это она приняла самостоятельно и, рассказав о нем подруге, почувствовала себя как-то уверенней: теперь мысль обо всех несделанных делах как-то меньше ее тяготила. И беспорядок в кухне казался не таким уж страшным. — Но только чтоб непременно писалось через «э», а не через «е». Совсем другое дело, правда?

— Ну, не знаю, — неожиданно возразила подруга. Секунду-другую она размышляла, склонив голову набок и потягивая пиво. — Ведь это можно отличить, только когда имя написано, верно? А если ты просто окликнешь его — ну скажем, чтобы шел домой, — кто будет знать, что пишется через «э», а не через «е»?

— Я, вот кто, — презрительно бросила Валери. Из-за того, что подруга поставила под сомнение ее выбор, в ней снова вспыхнуло раздражение. — А он пусть хоть треснет!

— Ты ему уже сказала?

— Ну, не все. Сказала только, что это ни в коем случае не будет имя которого-нибудь из его предков. Он по-прежнему настаивает на этой окаянной «Торе». А еще подсовывает папашино имя — Манро Норман Уиттейкер Макалинден, черт его дери! — Валери помолчала и снова окинула яростным взглядом кухню. Мойка забита посудой, остатки завтрака еще на столе. А там, за одной дверью — гостиная, которую она вот уже несколько дней не убирала и не пылесосила, за другой — спальня ее и Джо: постель не застлана, вещи мужа с прошлого вечера валяются на полу — на том самом месте, где он их сбросил. В прачечной рядом с кухней грязное белье за неделю, целая куча, из корзины выпирает. — А знаешь, — сказала Валери с таким обиженным видом, будто это не она, а кто-то другой не сделал всей домашней работы (или помешал сделать эту работу ей), — знаешь, раньше я стирала через день: день стираю, день глажу. А теперь… Не знаю… Проклятущий дом!

— Это все потому, что ты в положении, — утешила ее подруга. — Тебе нельзя надрываться. Пусть Джо наймет женщину — на один день в неделю. Он же зарабатывает хорошо, деньги есть.

— Ну да, то, что остается от выпивки и тотализатора, — пожаловалась Валери. — Но дело даже не в том. Ох ты Дьявол, я забыла. — Она бросила взгляд на часы, вделанные в электрическую плиту. — Секундочку, я только включу ей телевизор. — И Валери скрылась в столовой, а подруга принялась задумчиво озирать неопрятную кухню. Вернувшись, Валери плотно закрыла за собой дверь. — Чтобы не слышать этой проклятой трескотни, — пояснила она. Потом села за стол и уставилась на свой стакан, пытаясь поймать ускользнувшую нить разговора.

— Ты говорила, дело не в том, — осторожно пришла ей на помощь подруга.

— Ах да. Действительно, не в том. Нас у мамы было шестеро, но я помню: что бы ни случалось, порядок в доме всегда был образцовый.

— Но тогда их так воспитывали. Без конца внушали нм, что у жены одна забота — всячески ублажать мужа. Скажите на милость. Словно у каких-нибудь дурацких японок.

— А его мамаша? Ведьма старая. — И Валери допила пиво. — Казалось бы, пора угомониться хоть немножко. Что ни говори, ей уже за шестьдесят. Но нет, куда там. Черт, в любой день, в любой час пол на кухне так вылизан, хоть завтракай на нем. И всякий раз, как мы приезжаем, она твердит: «Ах, в доме такой беспорядок, вы уж не обращайте внимания». Меня так и подмывает заорать. И можешь не сомневаться, он не упускает случая попрекнуть меня этим.

В сознание их постепенно и мягко стал проникать, то повышаясь, то понижаясь, мелодичный голос профессиональной дикторши, он доносился из столовой и, хотя слов нельзя было разобрать, излучал тепло, понимание, чуткость.

Валери и подруга невольно умолкли, прислушиваясь, по тут голос сменился жестковато-ритмичными звуками рояля. И почти сразу до слуха их донеслось приглушенное топанье: девочка подпрыгивала и скакала по ковру.

— Это и есть номер той самой тети? Про нее говорила Чарлин? — спросила подруга, указывая головой на закрытую дверь столовой.

Валери кивнула.

— Одна из этих дур-дикторш, ведет обозрение для детей, что-то в этом роде. Сперва Чарлин называла ее «тетя в ящике». Теперь — просто «тетя». — Валери встала, подошла к холодильнику и распахнула дверцу.

— Нет, больше пить не буду, — запротестовала подруга. — Мне пора. По правде говоря, мне давно надо было быть дома.

— Откроешь своему гаду банку бобов, — объявила Валери, наливая пиво. — И вообще, не так уж ты задержишься из-за одного стаканчика.