В своей книге «Китай побеждает» она пишет, что всегда питала симпатии к коммунистам и активно их поддерживала в Китае, но никогда не была членом партии. Книга вышла в издательстве Виктора Голланса.

Через много лет я вновь прочитала ее книги. Я пришла к выводу, что «Одинокая женщина» в значительно большей мере, чем это было мне ясно в молодости, отмечена печатью ее озлобленности, неустойчивости и стихийности поступков.

Домой я писала:

19 марта 1931 года

«…Ты спрашиваешь о друзьях. Их у нас немного, но зато бессчетно много знакомых. Среди всех друзей особое место занимает, разумеется, Агнес…»

4 октября 1931 года

«…Агнес переселилась в собственную двухкомнатную квартиру в большом доме с апартаментами, расположенном всего лишь в двух минутах ходьбы от нас, чему мы очень рады. Рольф обставляет квартиру, проектирует мебель и т. д. Разумеется, все должно быть скромным, однако его наброски многое обещают».

6 марта 1932 года

«…Агнес опять плохо себя чувствует; на следующей неделе она ляжет в госпиталь, где ей начнут делать необходимые, для сердца уколы и процедуры. Главное заболевание — невроз. Она слишком поглощена новой книгой, которую намеревается написать. Книга — о Китае. В ней предстанет много наших общих друзей; мы часто об этом говорим. Большего я раскрывать не имею права, думаю, что книга будет замечательной. Последние две ночи я спала рядом с ней — она лучше себя чувствует, если на ночь кто-либо остается с ней».

Часто рассказывая в письмах домой об Агнес, а также о других знакомых, я вынуждена была молчать о событиях, сыгравших решающую роль в моей последующей жизни.

Агнес знала, с каким нетерпением я ожидала связи с партией, сколь велико было мое стремление быть активной и полезной.

Вскоре после нашего знакомства она мне сказала, что в случае моего согласия меня мог бы навестить один коммунист, которому я могу полностью доверять. Товарищ пришел ко мне домой. Это был Рихард Зорге. Учитывая взгляды Агнес, было понятно, что она оказывала содействие, доктору Зорге, который также писал корреспонденции для немецкой прессы и в этом качестве был с ней знаком не только по журналистской работе. Я встретилась с ним не вместе с Агнес, а одна. Она лишь содействовала нашей первой встрече. Я также думаю, что она не знала точно, чем занимается Зорге.

Вряд ли мне следует описывать внешность этого необыкновенного человека. Это уже сделано во многих книгах и статьях. Впервые он посетил меня в ноябре 1930 года. Мы еще жили у Вальтера. Рихарду Зорге было тридцать пять лет. Я нашла его обаятельным и красивым, таким, каким его описывали другие. Продолговатое лицо, густые, вьющиеся волосы, глубокие уже тогда морщины на лице, ярко-голубые глаза, обрамленные темными ресницами, красиво очерченный рот. Я описываю Рихарда только потому, что, видимо, о нем нельзя думать, не видя его перед собой.

При первой нашей встрече я еще не знала его имени. Оно бы мне ничего и не сказало. Рихард сказал, что он слышал о моей готовности помочь китайским товарищам в их работе. Он говорил о борьбе против реакционного правительства страны, об ответственности и опасности, связанной с малейшей помощью товарищам, рекомендовал мне еще раз все обдумать. Пока я еще могу отказаться, говорил он, и никто меня в этом не упрекнет.

По мне было уже видно, что я ожидаю ребенка. Агнес также наверняка ему об этом сказала.

Мне показался обидным вопрос, могу ли я и в условиях опасности работать в духе интернациональной солидарности. Тогда я не понимала, что он сам себе задает аналогичные вопросы и что он не пришел бы сам, если бы не был уверен в моем согласии. В течение получаса, пока Рихард оставался у меня после моего согласия, высказанного в несколько резкой форме, он обстоятельно обсудил со мной вопрос о возможности организации встреч с китайскими товарищами в нашей квартире. Я должна была лишь предоставить комнату, но не принимать участия в беседах.

Вскоре после этого начались встречи, которыми Рихард Зорге руководил два года, до конца 1932 года. Затем, насколько я помню, на этой работе его заменил Пауль. Мне представляется удивительным тот короткий промежуток времени, который отделяет мою первую встречу с Агнес от встречи с Рихардом Зорге.

Как он сумел столь быстро получить информацию о моей надежности? Я вспоминаю, что Рихард предложил мне присутствовать на демонстрации на центральной улице города, не принимая в ней непосредственного участия. Нагруженная покупками, дабы как европейке оправдать свое присутствие, я стояла перед большим магазином «Винг-Он» и видела, как избивают и арестовывают китайцев. Во многих случаях арест был равнозначен смерти. Я видела лица молодых людей, которым только что был объявлен смертный приговор, и знала, что уже ради них я выполню любую работу, которая от меня потребуется. Впоследствии я узнала, что на демонстрации меня видел Герхард Эйслер — мы были с ним немного знакомы еще в Германии. Он обратил внимание товарищей на то, что в будущем в подобных обстоятельствах я должна выглядеть более женственной, например надевать шляпу. До этого я не знала, что он в Китае, и в дальнейшем я с ним также не встречалась. Герхард Эйслер знал, каким большим уважением пользуется мой отец в немецком рабочем движении. Он был активным членом организации «Международная рабочая помощь» и представлял левое крыло в прогрессивной буржуазной организации — Лиге прав человека. Как специалист в области народного хозяйства и статистики, он ежемесячно подсчитывал «минимальный уровень жизни», который отличался от показателей мошеннической буржуазной статистики и использовался профсоюзами в борьбе за повышение заработной платы рабочего класса. Эти статистические данные публиковались в «Финансово-политическом вестнике», который издавался отцом в частном порядке и который мы в доме на Шлахтензее любовно, как будто бы шестую сестру, называли «Фина».

После того как я познакомилась с Рихардом, я узнала, что обо мне стало известно Коминтерну и что от меня ожидают сотрудничества. Рихард считал необходимым, чтобы я состояла в его группе. С точки зрения интересов конспирации он считал замену нежелательной, однако окончательное решение этого вопроса оставил за мной. Я осталась с Рихардом и его группой, не задумываясь над тем, какие особые задачи они выполняют. Значительно позднее я узнала, что речь идет о работе в советской разведке Генерального штаба Красной Армии.

Для меня это ничего не меняло. Я знала, что моя деятельность оказывает помощь товарищам страны, в которой я живу. Исходила эта активная солидарность от Советского Союза — тем радостнее для меня.

Я не могу вспомнить все встречи, которые происходили в тот период, когда мы еще жили на квартире у Вальтера, но после разговора с Рихардом моя работа на группу началась уже там.

Я хорошо помню, как в феврале 1931 года Рихард поздравил меня с рождением сына. Я подвела его к детской кроватке, смущенная тем, что занимаюсь столь личным делом, как забота о ребенке, однако гордая своим сыном. Вспоминаю, как он склонился над кроваткой, осторожно откинул пуховое одеяло и долго молча рассматривал ребенка. Я подумала, такого маленького он, возможно, еще никогда не видел.

Вальтер помог Рольфу устроиться в Шанхае на работу и приютил нас в своем доме. Если бы моя нелегальная деятельность в его доме была раскрыта, то это грозило Вальтеру не только крахом его успешной карьеры, но и значительно более серьезными неприятностями. О нашей работе я вынуждена была молчать — если бы он знал о ней, то опасность для него еще более возросла бы.

Вальтер был удачливым, честолюбивым коммерсантом. Он был умен, деловит, хорошо видел слабости буржуазного общества и иронически их комментировал, используя в то же время в личных целях его материальные возможности. Он гордился своим взлетом из самых низов и намеревался продолжать свою карьеру. Вальтер с интересом и симпатией относился к Китаю. Мы часто беседовали на различные темы, и мне удалось оказать на него влияние. Поскольку я знала Вальтера как друга Рольфа с восемнадцати лет, то и он знал о моем политическом прошлом. Несмотря на это, он не был в курсе моей деятельности в Шанхае. Думаю, что ему никогда не приходила в голову мысль, что в условиях Китая того периода я могу проявлять политическую активность. Для него это было слишком авантюрно и фантастично.