Было видно, что Уикенсу пришлось несладко. Бринк обратил внимание на вывихнутое запястье, раздувшееся до такой степени, словно на него надели дюжину перчаток. Лицо опухло, на щеках и вокруг рта темные пятна, которые могли быть лишь засохшей кровью.

— Вы забираете его с собой? — спросил Бринк и кивком указал на Волленштейна, который по-прежнему прижимал к себе свой черный саквояж.

— Зря я вам все рассказал, — произнес Уикенс. — Это моя самая большая ошибка.

Бринк посмотрел на Аликс. В лунном свете ее лицо было бледным, как мел. Erreur monumental! Она слушала их разговор и ничего не понимала, потому что тот шел по-английски. Впрочем, рука ее по-прежнему лежала в кармане.

— Не дай ему увезти дьявола! — сказала она и придвинулась чуть ближе. — Он хочет его спасти, чтобы он потом работал на англичан.

Уикенс покачал головой и рассмеялся. Это был какой-то странный, сдавленный смех, после которого он перешел на французский.

— Разве ты не знала? Неужели он никогда не говорил тебе, этот твой новый возлюбленный? Что он собрат по профессии нашему герру доктору Волленштейну? Что он тоже производил заразу для англичан? La peste, — произнес он. — Что он оказался здесь по той же самой причине, что и я?

— Фрэнк, это правда? — спросила Аликс, отказываясь верить собственным ушам.

Бринк тянул с ответом, не зная, что сказать.

— То есть, ты такой же, как и он? Такой же самый? — допытывалась Аликс.

— Нет, — наконец произнес Бринк, и вновь на мгновение умолк. — Да, такой же. Вернее, когда-то был.

— И теперь он тебе нужен, — сделала вывод девушка. — Ты ждешь, чтобы он тебе помог. Чтобы вы вместе делали свое черное дело?

— Нет.

— Тогда убей его! — выкрикнула она. — Пристрели на месте!

Бринк нацелил на Уикенса пистолет Кирна, затем перевел его на Волленштейна и положил палец на спусковой крючок. Прошла секунда, за ней другая.

— Не вздумайте, — произнес Уикенс. Краем глаза Бринк увидел, что англичанин нацелил на него дуло «веблея». — Положите оружие в траву, доктор.

Но Бринк покачал головой.

— Нет, — он сделал шаг навстречу Волленштейну. Револьвер англичанина повернулся вслед за ним. Бринк не стал переходить на немецкий и заговорил с эсэсовцем по-английски.

— Куда улетел тот самолет? — спросил он.

— В Англию, — честно признался Волленштейн. Его голос был исполнен нескрываемой гордостью. — Вместе с моими милыми «могильщиками».

— О боже! — прошептал Уикенс.

Бринк тотчас сопоставил факты.

— Кирн сказал, что вы собирались опылить берег.

— Берег можно опылить потом, — ответил Волленштейн.

— И ваш план сработает?

— Разумеется, сработает, — в голосе эсэсовца слышался вызов.

— Tuez-le![39] — прошипела по-французски Бринку в левое ухо Аликс, обдав его горячим дыханием, в котором, как ему показалось, ощущался запах болезни.

Бринк снова навел на немца пистолет. Он сделает то, о чем она его просит, прикончит этого мерзавца на месте. Даже если в результате мир лишится антибиотика.

— Доктор… — обратился к нему Уикенс. Их игра продолжалась. Стоило Бринку шевельнуть автоматом, как Уикенс наставлял на него дуло «веблея».

— Вы лучше подумайте, что будет, когда они его не получат, — произнес Волленштейн. Он тоже видел автомат и для выразительности тряхнул черным чемоданчиком.

— Убейте меня, и на вашей совести останутся тысячи погибших, — добавил он.

— На вашей, а не на моей, — возразил Бринк и жестом указал на саквояж. Где-то вдали заговорили автоматы. Их рокот становился все ближе и ближе, затем послышались голоса. Громкие и отчетливые, они доносились из гущи деревьев и кустарника вдоль стены, где-то рядом с горящим самолетом.

— Я хочу знать, что стало с мамой, — сказала Аликс из-за его плеча. — Пусть он скажет мне, вылечило ее лекарство или нет.

Впервые за несколько часов ее голос прозвучал холодно и резко.

— Was ist mit denen passiert, denen du die Medikamente in der Kirche gegeben hast?[40] — спросил Бринк у Волленштейна.

— Всех, кто был в полицейском участке, нет в живых. Английские бомбы сравняли его с землей, — ответил тот по-немецки, после чего покачал головой и пожал плечами. — Мертвы, все до единого. Alle tot.

Аликс отошла назад.

Пристрели его, сказал Бринк самому себе. Второй шанс, вот как это называл Чайлдесс. И даже если он имел в виду нечто другое, как разница? Стреляй, потому что самолет улетел, потому что Кирн бормотал о том, как он мерз под Москвой, потому что Аликс унесет в могилу чума, как, впрочем, и его самого.

— Вы вор. Вот кто вы такой, — произнес Волленштейн и в очередной раз тряхнул чемоданчиком. — Вы явились сюда затем, чтобы украсть у меня плоды моего труда, хотя не имеете на это никакого права.

Pasteurella pestis найдет себе в Англии тысячи жертв, если не десятки тысяч, и без полученного Волленштейном антибиотика все эти люди будут обречены. Разумеется, Чайлдесс нанесет ответный удар спорами сибирской язвы, сея новую смерть. Даже если он этого не сделает, сколько еще людей унесут в могилу туберкулез, чума или другие инфекционные заболевания, прежде чем Фрэнк Бринк наконец получит свой антибиотик, не уступающий по эффективности тому, что сейчас находится в чемоданчике Волленштейна?

А если не получит? Ни он сам, ни кто-то другой? Как тогда быть?

— Отдайте мне ваш чемоданчик, — приказал он немцу, нацелив на него автомат.

— Доктор, опустите свою чертову пушку, — в свою очередь приказал ему Уикенс.

Бринк уже приготовился нажать на спусковой крючок. Пусть этот мерзавец катится ко всем чертям за то, что натворил.

— Я единственный, кто может помочь этим людям, — четко произнес Волленштейн.

Бринк погладил пальцем спусковой крючок.

— Сеять зло, как и они, — сказал тогда Чайлдесс. Нет, это не о нем. Как он ни старался сеять зло, это плохо у него получалось.

— Доктор, опустите автомат!

Выбор за него сделали мертвые лица в кузове грузовика во дворе чичестерской больницы и живые под сводами церкви. Имелся лишь единственный способ не допустить того, чтобы к ним прибавились новые: это сохранить Волленштейну жизнь. Черт.

— Забирайте его, — бросил он Уикенсу и опустил ствол. Но не успел он это сделать, как из-за его плеча вновь появилась Аликс.

— Я знаю, что значит это слово, tot, — заявила она. — Оно означает «мертвый».

Внезапно в руках у нее возник пистолет.

— Аликс, не смей! — выкрикнул Уикенс, но пистолет уже выплюнул дым и свинец. Грохот был оглушительный, как будто по металлическому листу проехал камнепад. Первые пули попали в чемоданчик, затем в его хозяина, и Волленштейн повалился на землю, словно боксер в нокдауне.

— С дьяволами не ведут разговоров, — тихо сказала Аликс. — От разговоров никогда не бывает толка.

Бринк опустился на колени рядом с Волленштейном. Впрочем, он не стал расстегивать на нем пальто, чтобы взглянуть на раны. Вместо этого он начал возиться с замками черного чемоданчика и, как только тот распахнулся, тотчас же запустил туда руки. Его пальцы ощутили холодное прикосновение стекла. Он осторожно ощупал содержимое. Отодвинул в сторону влажный картон папок, толстый набрякший от воды блокнот, острые, как бритва, осколки флаконов, в надежде обнаружить хотя бы один целый. По идее он должен был оказывать раненому помощь, а не рыться в его вещах. Каждое мгновение, пока его пальцы исследовали внутренности чемоданчика, отдаляло надежду на спасение Волленштейна. Но Бринка это не остановило. Нужно срочно сделать укол Аликс, теперь это самое главное.

Он вытащил шприц, затем карандаш, потому что на ощупь тот тоже был как шприц, и положил их на траву рядом с коленом. Рука тем временем вновь скользнула во внутренности чемоданчика — точно так же, как когда-то в рюкзак в Дакаре. Пальцы методично исследовали содержимое саквояжа, но все, что могли нащупать, это битое стекло. От нервного напряжения свело живот. Осознание того, что внутри ни единого целого флакона, отзывалось в душе мучительной болью, а значит, Аликс умрет от легочной чумы, а вслед за ней, возможно, и он сам. Он уже совсем отчаялся, когда пальцы его нащупали целый флакон. Бринк вытащил его наружу и поднеся к лунному свету, даже на всякий случай встряхнул, чтобы убедиться, что он не пуст.