а следовательно, новые рождения. С рождением приходят желания, ненависть, зависть, осуждение, печаль и отчаяние. Действия под влиянием злости создают карму адских миров, желания порождают карму мира голодных духов, под влиянием неведения или тупости создается карма мира животных. Ты любишь и ненавидишь, но твоя любовь бессильна, а ненависть не прекращается и не изживается местью. Отрешись от привязанностей, откажись от вражды. Мир несовершенен и несправедлив, и ты не исправишь его. Для мудрого открыт достойнейший путь, указанный мной, Буддой Шакьямуни, Срединный путь, ведущий к умиротворению и к высшему знанию. Ты один из тех, немногих, у кого есть силы пройти путем ваджры - мгновенного, как удар молнии, Просветления, которое возможно достичь уже в этой жизни. Посмотри в себя -

и найдешь там Вселенную. Откажись от мира - и обрети свободу.

- Ты говоришь мне: отрекись от мира, оставь его без борьбы злым и жестоким людям, не помогай гибнущим и оставь умирать ребенка. Я не могу признать такой путь благом и не верю тебе.

- Что ты знаешь о благе, Кэллоин? Пока зло не созреет, глупцы считают его подобным меду. Ты не избавишь умирающего от смерти, а лишь ненадолго отсрочишь ее, обрекая несчастного на новые страдания. Ребенок, спасенный тобой или дети, порожденные им, могут стать причиной гибели многих невинных людей

и даже проклятием человечества. И тебе придется отвечать за это

в своем новом рождении. Твой отказ от деяния будет лучшим из деяний. Пример, подаренный тобой, спасет больше людей, чем твои знания и сила.

- Талин, Алев, Эвин и Вериэн ждут моей помощи. Я не уверен, что смогу им помочь, и не знаю результата моего вмешательства, но отказаться от этой миссии выше моих сил.

- Ты ведь сам придумал этих людей, Кэллоин. Они не существуют такими, какими ты их себе вообразил. И ты откажешься от предложенного тебе великого Пути ради пустой и ничтожной иллюзии?

- Я сделаю то, что должно, и отвечу за это и сейчас, и в своем новом рождении. Прости. Я не могу иначе.

Мягкий свет померк и Кэллоин погрузился в полную тьму.

С трудом встав, он, пошатываясь, отправился к выходу. Его лицо было мокрым от слез. Сквозь их пелену он увидел фигуру человека в одиночестве сидевшего на снежной вершине высокой горы.

- Ты прошел через искушение милосердием, маг, - услышал он сильный и низкий голос, - Ты отказался стать Просветленным, Учителем, Буддой, и выбрал путь борьбы. Что ж, делай, то, что кажется должным, я помогу тебе.

Маша и Вериэн. УПАВШЕЕ ПОКРЫВАЛО

Светловолосая девушка стояла на зеленом газоне. За ее спиной уходили в небо изящные минареты Голубой мечети, целых шесть штук, прямо перед ней высилась Айя София, слева угадывался Ипподром с его Египетским обелиском и Змеиной колонной. Белые облака на синем небе не закрывали солнца, и его веселые блики играли в струях фонтана Sultan Ahmet Вesmesi. Было тепло, но не жарко.

- Тебе нравится этот сон, Мэриин? - спросил ее стоявший рядом молодой русоволосый мужчина.

- Мэриин? - удивилась она, - Меня никто не называл так раньше.

Она оглянулась по сторонам, поправила развевающиеся на ветру волосы и потрогала рукой металлическую решетку ограждения.

- А это, действительно, сон? - она недоверчиво посмотрела на собеседника.

Он улыбнулся и кивнул головой.

- Очень необычный, я не видела таких раньше. Правильно все, до мельчайших деталей. Мне даже кажется, что все это уже было со мной.

- Ты права. Я возвратил тебя в тот прошлогодний октябрьский день, когда вы с отцом прилетели из Сиде сюда, в Стамбул, на экскурсию. Если мы пойдем прежним путем, сон останется таким же красочным и ярким, если свернем в сторону, ты увидишь только то, о чем слышала или читала когда-то и лишь в самых общих чертах. Выбирай.

- Лучше остаться в этом октябре. Но тебя я почему-то не помню. Разве мы встречались с тобой тогда?

- Нет. Но ты встречалась с людьми, которых уже давно и безуспешно ищу я. Это слишком удивительно и невероятно для простого совпадения. Поэтому я тоже не мог пройти мимо тебя. Может быть, я узнаю что-то очень важное и нужное для меня, или найду его после встречи с тобой.

- Наверное, ты ошибся. Я не знаю, что сказать тебе, да и подарить в этом сне нечего, - развела она пустыми руками.

- Я тоже не знаю, что именно могу или должен услышать от тебя. И, возможно, действительно, ошибаюсь.

- Вот видишь…

- А, ну и ладно, - легко улыбнулся незнакомец, - Просто пройдемся немного. Ты ведь не возражаешь против еще одной прогулки по Султанахмету, Мэриин?

- Называй меня Машей.

- Хорошо. А меня зовут Вериэн.

Он осторожно взял ее за руку, и они вошли в Софийский собор с юга, там, где висела табличка “Exit”.

- Центральный вход, говорят, что раньше двери здесь были сделаны из остатков Ноева ковчега и входить через них мог только император, - вспомнила Маша, - А это, кажется, вестибюль воинов.

- А ты знаешь, что за вмятины здесь на полу? Они остались от ног стражников, многие века стоявших у Императорских дверей. И все это прошло. То, что мы видим сейчас, лишь тень двух великих городов, двух столиц огромных империй. А окружает эти тени уже третий великий Город.

Они прошли в Храм, и Маша снова удивилась неожиданной легкости и невесомости его свода, о котором современники говорили, что он подвешен к небесам. И бесчисленным, не угадывающимся снаружи окнам, из-за которых стены выглядели почти прозрачными. Часть окон сейчас заложена кирпичом, и потому знаменитый “мистический свет” Софийского собора потерял часть своей волшебной силы, но все равно, производил громадное впечатление. Мозаичное изображение Христа на главном алтаре обрамляли два массивных диска с именами Аллаха и Мухаммеда. А Дева Мария и младенец Иисус на ее руках сверху вниз смотрели прямо на михраб - полукруглую нишу, указывающую направление на Мекку. Как ни странно, смотрелось все это вполне гармонично. Картину портили только упирающиеся в купол строительные леса.

“И не ведали мы, на небе мы были, или на земле. Недаром бабка твоя, княгиня Ольга, мудрейшая из людей, приняла греческую веру”, - сказал вдруг Вериэн.

Маша вздрогнула.

- Ты опять вспомнила возмущающую тебя знаменитую цитату Повести временных лет? Где послы Владимира так похожи на дикарей, впадающих в экстаз при виде стеклянных бус и зеркальца? - взяв ее под руку, улыбнулся Вериэн, - Здесь было чему удивляться людям тех лет. Русские и варяги посольства вашего князя не были исключением. Крестоносцы из дикой и невежественной Западной Европы, чуть более цивилизованные венецианцы и генуэзцы, образованные арабы и воинственные турки - все они готовы были здесь пасть на колени. Восьмое чудо света, ничего не поделаешь.

Таинственный незнакомец сейчас дословно повторил ее мысли и, немного смущенная Маша поспешила сменить тему разговора.

- А тебе жалко тот древний Царьград? - спросила она Вериэна, - Константинополь. Новый Рим, разграбленный разбойниками-крестоносцами и рухнувший под копытами коней восточных варваров.

- Нет, нисколько. Я, кстати, был недавно в этом твоем Царьграде, Мэриин, извини, Маша. Хочешь, я расскажу тебе об этом?

И Маша увидела…

Высокий русоволосый воин в старом плаще из грубой некрашеной ткани долго бродил по бесчисленным улочкам, раскинувшимся вдоль гавани Константинополя, прежде чем нашёл нужного ему человека. Мрачный великан, молча, сидел за столом прибрежной корчмы в окружении суровых норманнов. Тяжёлым взглядом окинул он незнакомца и едва заметным кивком головы позволил ему говорить.

- Я Вериэн, свободный человек из Вика, сын Ингвальда, погибшего на “Морской рыси”, - вежливо, но с чувством собственного достоинства сказал ему гость.

- Я знал сына Ингвальда, но это был не ты, - равнодушно произнёс хозяин.

- Твой племянник, Эвин, был другом и побратимом моего старшего брата. Не знаешь ли ты, где он сейчас?

- Эвин погиб в Гардарики, давно, двадцать три года назад.

“Ничего себе, промахнулся, - подумал Вериэн, - Впрочем, когда речь идет о тысячелетиях…”