Наконец человек заговорил.

— Нам все известно, — сказал он медленно и почти чисто произнося слова по-русски. Головы он, однако, по-прежнему не поднимал. — Вы — Лоди Виктор, сын кулака. Вы ненавидите страну, из которой бежали. Она отняла у вас счастье. Вы лишились всего — родного дома, девушки, которую могли бы взять в жены, ваших будущих малюток...

— Чего вы хотите от меня? — спросил Виктор.

— У вас все равно теперь нет никакого выхода, — как бы не слыша и продолжая свою мысль, сказал человек.

Неожиданно он поднял голову, и Виктор увидел его глаза. Они не обещали ничего хорошего, эти бесцветные глаза.

— Я согласен на все, — сказал Виктор.

— Вы благоразумны, — ответил полицейский чиновник. — Это похвально.

Но Виктор ошибался, думая, что его сейчас же выпустят.

Его не выпустили, а отвели обратно — туда, где он провел первые двое суток. Там он пробыл еще одну ночь. А наутро его посадили в закрытый автомобиль и куда-то повезли.

Лоди считал, что его везут в город, и опять ошибся. Его привезли в тюрьму.

Здесь он лишился своих черных жестких волос — их ему сбрили. Затем заставили надеть полосатую одежду с номером на спине и втолкнули в одну из камер.

Виктор хотел было хватить надзирателя кулаком, но воздержался. Пусть все идет, как намечено судьбой. Он лег на железную койку и закрыл глаза, ни о чем не размышляя. Да и о чем ему было размышлять? Ведь, кажется, он уже произнес слово «согласен». Почему же его держат за решеткой?

— Эй, черти, сейчас же откройте дверь! Слышите? Выпустите меня, а не то я вам все здесь расколочу! — закричал он.

Лязгнул затвор. На пороге появились двое. Красные, сытые физиономии. В руках пистолеты. Они поигрывали ими, подбрасывая на ладони.

— Послушай, — сказал один из них, обращаясь к Лоди, — кажется, ты уже получил однажды по морде? Хочешь, чтобы и мы тебе набили морду? Советую не рисковать. Слышишь?

Лоди недовольно заворчал. Но что мог он поделать против этих двоих, недвусмысленно поигрывающих пистолетами? Он замолчал и снова повалился на койку.

В тюрьме его продержали почти полгода. А потом Виктора вызвал к себе начальник тюрьмы. В кабинете находились еще двое. Начальник любезно предложил сесть и угостил ароматной сигаретой.

— Как вы себя чувствуете? — спросил он тоном гостеприимного хозяина.

Больше Виктор в камеру не вернулся. Спустя час после разговора с начальником он уже шел по улице, держа в кармане пачку денег. Он жадно вдыхал свежий воздух, от которого отвык за время, пока сидел в душной, вонючей камере, и его даже слегка мутило. Чтобы подавить это чувство тошноты, он решил выпить, но сперва поискал парикмахерскую и, зайдя в нее, молча уселся в кресло перед зеркалом.

Его черные жесткие волосы опять отросли. Надо было привести себя в порядок.

Потом почти полтора года было здание с башенками и верандами, белые и красные розы в саду, тренировки в стрельбе, в плавании, в борьбе. В разведывательной школе, куда попал Лоди, старательно и обстоятельно учили. Денег не жалели.

Когда курс обучения закончился, состоялся торжественный выпуск.

Оркестр играл добрый старый вальс. Слушая нежную, немного меланхоличную музыку, начальник школы вздыхал и, сидя в кресле, отбивал такт носком ярко начищенного хромового сапога. Он не мог равнодушно слушать музыку. Слезы наполняли его глаза. У господина полковника было чувствительное, сентиментальное сердце.

Виктору Лоди было на это наплевать. Ему на всех было наплевать. Он никого не любил, он всех ненавидел.

На выпускном вечере Виктор познакомился с Хильдой Корка. Она привела его в свою маленькую уютную квартирку. Вскипятила на газовой плите кофе, приготовила яичницу. Поставила на стол коньяк.

У Хильды были белокурые волосы, смуглая кожа, мягкие нежные руки, никогда не знавшие черной работы. У нее было много красивых платьев.

Виктор был груб, но Хильде это нравилось. Виктор, целуя, кусал ее в шею, в то место, где под тонкой кожей билась упругая голубая жилка.

Позже Виктор лежал на кровати, подложив под голову руки, и смотрел, как Хильда надевает чулки. Тончайший прозрачный шелк кофейного цвета скользил между пальцами женщины.

На камине стояли часы. Они тикали быстро и мелодично: «тик-так, тик-так»...

— Хочешь стать моей женой? — спросил Виктор Хильду.

— Зачем? — Хильда удивленно подняла подведенные брови. — Миленький, я умею действовать пистолетом не хуже тебя и знаю четырнадцать способов, как сбить со следа собаку. Понятно? — она засмеялась. — Моя сфера — высшее общество. Генералы, промышленники, дипломаты. Что же, меня зря учили в школе? Но если ты хочешь сделать мне приятное, оставь, пожалуйста, на камине несколько бумажек. Я куплю себе новую шляпу. Это будет подарок от тебя.

Виктор ушел не попрощавшись. Хильда, стоявшая у зеркала, не обернулась. Она внимательно рассматривала свою ногу, обтянутую чулком, поворачивая ее то так, то эдак. Казалось, ее ничто не волнует.

На следующий день Виктор получил задание.

Его посадили в автомобиль и повезли к границе. Он вышел из автомобиля и сразу узнал знакомые места. Когда-то вот здесь мокрый, задыхаясь от усталости и волнения, он выкарабкался на берег в надежде обрести новую жизнь.

Сейчас он вновь должен будет совершить путь через реку. Он возвращается назад. Думал ли он, что опять попадет к себе на хутор? Он вспомнил отца, Эльфриду, Марию. Ему стало чуть грустно. Он потребовал вина. Его просьба была тотчас же исполнена.

Он пил весь вечер и еще половину ночи. Коньяк был крепкий, обжигал горло. Но, странное дело, Виктор не пьянел, настолько нервы его были напряжены.

Черная стрелка часов замерла где-то между двумя и тремя ночи. Надо было идти.

Он поднялся из-за стола, вышел из домика. Стражники почтительно следовали сзади. Он бросил на них взгляд, полный презрения.

Дул ветер. Нагонял на небо тучи. Моросил, прекращался и вновь начинался дождь.

Виктор Лоди подошел к реке...

7

В предварительно разработанном до мельчайших деталей плане перехода Лоди через границу был лишь один пункт, смущавший несколько самого Виктора: сможет ли он хотя бы на первое время найти пристанище на хуторе? Было решено, что он произведет разведку, а потом, при малейшей опасности, уйдет подальше от границы, в тыл.

Но напрасно он опасался. Все сложилось для него как нельзя удачней. Эльфрида дала ему приют, поместила на ночлег в их старом доме.

Сейчас Виктор ходил взад и вперед по комнате, от окна к стене и от стены к окну, а Эльфрида стояла на кухне и месила тесто для пирога.

Виктор ходил, и половицы скрипели под его ногами. Он все же нервничал, и это его состояние передавалось Эльфриде.

Почему он так боится? Почему предупредил, чтобы она никого не впускала?

Эльфрида думала об этом, а сама энергичными движениями месила тесто. Стеклянные бусы на ее груди сверкали и звенели. Эльфриде хотелось, чтобы пирог удался, чтобы Виктор не подумал, будто она ничего не умеет делать.

Правда, печь пироги, готовить обеды ей действительно не приходилось. Питалась она не дома, а в столовой МТС. Да и зачем ей было заниматься стряпней? Для кого? Ведь она еще не была замужем.

Откровенно говоря, это было несколько странно. Ведь Эльфрида Лоди считалась красивой девушкой.

Жила она, как и раньше, на хуторе. Этот хутор — и дом, крытый красной черепицей, и конюшни, и сараи — когда-то принадлежали дядюшке Лоди. Старый Лоди был кулаком. Вся деревня ненавидела его. Но про Эльфриду никто никогда не сказал ничего плохого. Да и разве не доказала она своей работой, что заслужила уважение?

Дядюшка Лоди умер. Он умер от огорчения, старый Лоди. Ведь у него отобрали всех лошадей и коров. Эльфриде сперва тоже было не сладко. Ей даже пришлось покинуть деревню, уехать в город и устроиться на завод. А потом ее потянуло обратно в родные места. Она окончила курсы трактористов и стала работать в МТС.