— Чему ты улыбаешься? — спросила она.

Ты, застигнутый врасплох, смущенно ответил, что не привык спать в палатке и что вы оба, должно быть, немножко сошли с ума.

— Ах, так? — сказала она. — Я, напротив, частенько спала в палатке в Генуе. У нас была терраса с видом на море, и там мы с подругами устраивали пижамные вечеринки с палаткой. Всякий раз болтали допоздна.

— Должно быть весело. У тебя было много подруг?

— Достаточно, — ответила она. — Мне их очень не хватает, — Сельваджа глубоко вздохнула.

Тогда вы стали говорить о чем угодно, откровенничать, вспоминать. Вероятно, романтическая атмосфера ночи так на вас повлияла, что вы стали исповедоватся друг другу, и в какой-то момент ты сказал, что хорошо понимаешь, как не хватает ей дорогих ее сердцу людей, школьных товарищей и друзей детства.

— Должно быть, трудно начинать жизнь заново, — предположил ты.

— Не так, чтобы очень, — поправила тебя Сельваджа. — Я уверена, что скоро познакомлюсь с новыми людьми. Просто я хотела сказать: то, что я оставила в прошлом, было прекрасно, а я даже не замечала этого.

Она вышла из бассейна и села на борт, спустив ноги в воду. А ты смотрел на нее снизу вверх и думал, что этот мокрый комплект Lingerie, который теперь плотно прилегал к ее телу, был просто очарованье.

— Это правда, — ты пришел в себя. — Мы замечаем что-то хорошее, когда оно уже прошло и оставило тебя в одиночестве.

И тогда она сказала:

— Именно поэтому странно, что единственное хорошее, что у меня есть сейчас, — это ты, и я прекрасно понимаю это.

Услышав эти слова, ты не смог сдержаться и не обнять ее, вернее, обнять ее ноги легонько, застенчиво.

Она провела правой рукой по твоим мокрым волосам и отвела их со лба.

— У тебя был парень в Генуе? — спросил ты напрямик. Может быть, слишком прямо, не желая того, и сразу же испугался своей поспешности.

Ты не знал ни как, ни почему, но прилив острого отчаяния, до сих пор тебе незнакомого, захлестнул тебя. Ты почувствовал, что должен не только знать все о ней, но также о ее прошлом, об этом незнакомом тебе и таинственном саде.

— Да, — ответила она, — его звали Томмазо. Редкий говнюк, на самом деле. Он единственный, о ком я не скучаю.

— Почему?

— Да потому, что он гулял со мной только из-за секса.

Она призналась тебе в этом, не отведя взгляда, напротив, выдерживая твой с очевидной настойчивостью. И неожиданно непорочность, которую ты до сих пор видел в ней, испарилась. О да, невинности там не было ни грамма, ты был единственный, кто видел ее такой, наивный романтик.

— Впрочем, я с ним гуляла по той же причине, — добавила она, не выказывая при этом ни малейшего смущения, твердым голосом, в котором не было ни капли стыда.

Простой и чистый обмен сексуальными услугами. Так вот что означало для нее слово «чувство», или же все-таки у нее были друзья, которых она действительно любила? Знакомы ли ей отношения, при которых люди не используют друг друга?

— Значит, ты не была влюблена в него.

— Вот еще. Признаться, я никогда не была влюблена. Но он был очень хорош в постели. И потом, возил меня всюду, куда бы я ни пожелала, и покупал мне все, что я хотела. У него были интересные друзья. Однажды я переспала с одним из них. Не буду врать, я вовсе не жалела об этом. Кажется, даже переспала с его подругой. Или мы были втроем, точно не могу сказать, я была слишком пьяна. Но помню, что мне понравилось.

Эти слова, вопиющие и жестокие, ошарашили тебя, как пощечина, они разительно отличались от мягкого образа Сельваджи, всего несколько минут назад восхищавшего тебя. Возможно ли, что она никогда не была влюблена? И переспать с девушкой… черт возьми! У тебя не было слов, ты был поражен, ты пытался осмыслить все эти безумные откровения.

— Но помимо приключений, — спросил ты, прийдя в себя, — ты хоть раз влюбилась в кого-нибудь?

Она немного подумала, потом вывела цинично:

— В сущности, никто никогда не любит на самом деле. Все притворяются, знаешь?

— Как ты можешь так говорить? Я действительно влюбился. Черт возьми, со мной это случилось взаправду.

Она удивилась, будто не верила своим ушам и думала, что ты разыгрываешь ее.

— Ты слишком рано приняла меня за ловеласа, — запротестовал ты, силясь ехидно улыбнуться.

Твоя сестра ничего не сказала. Тогда ты тоже вылез из бассейна и сел рядом с ней. Ты наблюдал за ней.

— И как это было? — спросила она, отведя взгляд.

Теперь она смотрела на воду, и отблески делали ее лицо опаловым.

— Хорошо. Приятно, — сказал ты.

— То есть забавно.

— У тебя странное понимание секса, знаешь?

— Это я унаследовала от мамы. Я же тебе говорила, что мы обе немного либертинки.

— Нет, я вижу тебя другой.

— Да? И что же ты видишь, когда смотришь на меня?

На мгновение тебе показалось, что время и, более того, все движение Вселенной остановилось, чтобы ты мог бесконечно смотреть в ее глаза, пока лихорадочно искал ответ на этот ее самый тривиальный вопрос за последнее время.

— Что-то вроде ангела, но разочарованного.

Ты решил ответить так. Сельваджа ничего не сказала, а ты протянул к ней руку и поправил ей волосы.

— А потом, — спросил ты, — был еще кто-нибудь?

— Да, много других. Но не всегда все заканчивалось сексом.

Ты незаметно вздохнул с облегчением.

— А ты? У тебя был кто-нибудь?

Вот теперь настала твоя очередь. Ты говорил, пока вы шли к дому, а потом вы разошлись на пару минут, чтобы обсушиться. Она включила фен на максимальную мощность. Должно быть, хотела, так думал ты, чтобы шум отвлек ее от того, в чем она тебе только что призналась.

— Вообще-то, — продолжил ты разговор, возвращаясь в палатку, — помимо легких приключений и более-менее захватывающих историй, была одна девушка, в которую я действительно влюбился. Блондинка с зелеными глазами и длинными волосами. Мы были довольно крепкой парой. Полагаю. И все же в ней было что-то, что я никак не мог понять, и это, по правде говоря, меня немного раздражало. Она никогда не обижалась, никогда меня не критиковала и никогда не сердилась. Невероятно.

— Пустышка, словом, — прошептала Сельваджа с ноткой презрения.

— Да-да, конечно, — согласился ты, возваращаясь к реальности. — Кстати, все плохо кончилось. Ну, ты же знаешь, как это кончается.

— Да, я знаю.

Вы помолчали немного. Ты лег рядом с ней и, прежде чем обнять, распустил ее еще влажные волосы.

Тебе нравилось чувствовать их прикосновение и гладить их — такие мягкие.

— А этот Томмазо, — спросил ты, — догадывался, что ты его не любишь?

— Хватит, Джонни. Я больше не хочу говорить об этом. Мне это не нравится.

— Прости, — сказал ты, целуя ее в голову и давая понять, что готов сменить тему.

Но тебя переполняло целое море вопросов, оставшихся без ответа. Сколько времени они были вместе? Она страдала? Он изменил или плохо обращался с ней? Она была согласна заниматься любовью с ним с первого же раза? Или он вынудил ее к этому? Если только он силой взял ее, ты, конечно, помчался бы в Геную и забил бы его до смерти. Никто не смеет и пальцем трогать твою сестру.

В этот момент она снова стала рассматривать тебя, как раньше, изучая каждый сантиметр твоих мускулистых рук, а поскольку на тебе были только шорты, то и ног тоже. Потом она легла на тебя сверху и стала изучать твою спину.

— Что ты делаешь? — засмеялся ты в полумраке, чувствуя на себе ее легкое тело.

— Ищу наколки, — сказала она как ни в чем не бывало, будто это было самое обычное занятие на свете.

— У меня их нет. Меня это не привлекает, а кроме того, это больно. — И ты сменил тему. — Расскажи мне о маме. Какая она? Что она за человек на самом деле?

Сельваджа отрицательно покачала головой:

— Обычно она меняет мужчин каждые два месяца, и каждый новый мужик еще более странный, чем предыдущий. Это не так-то легко выносить. В общем, неожиданно появляется тип, которого я впервые в жизни вижу, а она хочет, чтобы я с ним тут же поладила. Однажды я наткнулась на незнакомого мужика, который брился в ванной. Жалкая сцена.