— Я думал, что мама чуточку другая, — перебил ее ты. — А ты уверена, что не перегибаешь?

«Другая» было не самое подходящее слово. На самом деле описанная ею женщина не могла быть твоей матерью, ты не представлял ее такой. В ответ Сельваджа молча достала две печенюшки из пачки, которую вы захватили с собой в палатку.

— Вот увидишь, теперь все изменится, — решил ты немного подбодрить ее.

Она прижалась к тебе, хрустя печеньем, и ты обнял ее.

— Надеюсь, — сказала она. — Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — ответил ты, хотя в этот момент отдал бы что угодно, лишь бы говорить с ней до самого утра.

В твоих объятиях она затихла, но через некоторое время открыла глаза. Вы молча смотрели друг на друга, и ты нежно гладил ее волосы.

Она привлекла тебя к себе и неожиданно подарила восхитительный, отдающий печеньем, поцелуй прямо в губы.

20

Ты проснулся от нахлынувшего светового потока. Палатка была наполовину открыта, и две фигуры заслонили собой ослепляющий свет. Зевнув, ты запустил руку в волосы, а потом протер глаза. Ты пытался понять, не инопланетяне ли были эти фигуры. Тебе казалось, что ты так мало спал, что весь этот ослепляющий свет мог запросто принадлежать какому-нибудь космическому кораблю пришельцев, которые решили вступить с вами в контакт посреди ночи. Но, увы, это был день, и пришельцы были не более чем пришельцы из самого заурядного фильма, твои мать и отец, которые смотрели на тебя улыбаясь.

— Джови, что происходит? — спросил удивленно отец, пока мама, обняв его, пыталась заглянуть в палатку из-за его плеча. Они оба веселились от души.

— В чем дело, черт побери? — простонал ты. — Вы так всю духоту сюда запустите!

Когда ты попытался повернуться на другой бок, то обнаружил, что ноги Сельваджи лежали поперек твоего живота, а ее лицо было рядом с твоим, скрытое под длинными прядями волос. Ты решил не двигаться, чтобы не разбудить ее, и посмотрел на родителей, которые по-прежнему держали вход в палатку открытым.

— Уйдите, пожалуйста, — сказал ты. — Оставьте меня в покое еще десять минут. Я спать хочу!

— Уже обедать пора, — только сказал отец.

— Но что это вы задумали? — спросила мама с сомнением.

Тогда ты просто наклонился вперед и закрыл внутреннюю молнию палатки. Родители ушли хихикая, хотя и в явном недоумении. Пока ты наслаждался этим последним мгновением тишины и покоя, Сельваджа проснулась, отбросила волосы с лица и глухо зевнула тебе прямо в шею.

— Доброе утро, — сказал ты. — Уже поздно, судя по всему.

— Привет, Джонни, — ответила она, потягиваясь и снимая ноги с твоего живота.

Потом одним прыжком она села на колени и снова потянулась; ты не шевельнулся, ты еще не совсем проснулся. Потом вы посмотрели друг на друга и одновременно тихо засмеялись.

Она перепрыгнула через тебя, открыла палатку и сделала несколько неуверенных шагов наружу. Ты тоже вышел. Вы были похожи на выживших после rave party[14]. Сельваджа начала делать зарядку тут же, посреди сада, в одной кружевной ночнушке, слишком облегающей, но очень ей идущей. Ты удивился: она была гуттаперчевая, черт побери. Сначала она сделала шпагат, подняв вверх одну ногу и сохраняя равновесие, потом сделала мостик назад, поднялась и снова встала на ноги. Она посмотрела на тебя, улыбаясь, и сделала грациозный реверанс. Ты захлопал. Ты не ожидал ничего подобного. И подумать только, что это, должно быть, всего лишь разминка.

— Хорошо спал? — спросила она, наблюдая за тобой, склонив голову.

— Как никогда. А ты?

— Idem[15], я бы сказала. Ты не видел мою резинку для волос? — спросила она.

— Вчера вечером видел, когда снимал ее у тебя, — сказал ты, — а после не знаю.

Она вернулась в палатку и почти сразу вышла оттуда, держа в руках то, что искала. Несколькими простыми движениями она схватила волосы на затылке, и вместе вы вошли в дом.

Ваши родители суетились у плиты.

Вы сели за стол в ожидании, пока папа накрывал, а мама сразу же забросала вас вопросами:

— Как это вам пришло в голову спать на улице?

— Да так, — ответила Сельваджа. — И потом мы спали в палатке.

— Я это видела, — засмеялась мама, откидывая макароны на дуршлаг.

Ты и Сельваджа посмотрели друг на друга, не говоря ни слова. Потом твоя сестра добавила:

— Мы умирали от скуки, а эта идея была гениальна.

— Вы случайно не устроили какую-нибудь шумную вечеринку? Соседи не будут ругаться? — спросил папа с подозрением.

«Не доверяет», — подумал ты.

— Нет, — ответила Сельваджа. — И не думали.

— Мы просто прогулялись, пропустили по стаканчику, потом вернулись сюда и легли спать. Ровным счетом ничего не случилось, — добавил ты. — Никаких разбросанных бутылок из-под пива и друзей, валяющихся на траве.

Но на самом-то деле кое-что все-таки случилось. Она поцеловала тебя в губы, в губы!

Позже, когда мама сообщила, что они с Сельваджей должны пройтись по мебельным магазинам в поисках чего-то, чего ты не знал, ты сразу же вызвался составить им компанию, несмотря на то что на этот день у тебя была намечена тренировка в бассейне. Ты просто не мог расстаться с Сельваджей после того, что случилось между вами накануне вечером: слишком живы были воспоминания, и ты хотел продлить это ощущение. Мама согласилась, а Сельваджа наградила тебя улыбкой немой благодарности.

Но прежде чем отправиться по магазинам, вы заехали к ним домой, потому что Сельваджа хотела во что бы то ни стало сменить платье. Войдя в квартиру, ты устроился на диване в гостиной, листая старый номер «Vanity Fair». Каждые несколько секунд ты отвлекался от журнала и смотрел по сторонам. Ты рассеянно разглядывал комнату со свежевыкрашенными стенами и обставленную согласно маминым представлениям о буржуазном вкусе. Но вот твой взгляд остановился на полуприкрытой двери в комнату Сельваджи.

В том не было никакой необходимости, но ты решил подняться и закрыть ее плотнее, на случай если Сельваджа не обратила внимания. Но в одном шаге от двери ты увидел через щелку, что Сельваджа направляется к кровати. В руке у нее была блузка. Она положила ее на кровать, потом сняла майку и лифчик. Она стояла к тебе почти спиной, но когда наклонилась, чтобы взять блузку, ты увидел восхитительную округлость ее груди. Ты замер на месте, за проклятой дверью, прекрасно понимая, что все, что происходило с тобой в этот момент, было неприемлемо и осуждалось в обществе. Тем не менее, хоть ты и сознавал, что единственным правильным решением в данной ситуации было бы вернуться к чтению «Vanity Fair» и не совать нос в чужие дела, ты чувствовал, как ноги твои буквально приросли к полу. Ты на глазах становился вуайеристом, и желание обладать ею охватило пламенем твою душу, заставляя испытывать неизвестные доселе мучения. Вместе со всей этой бурей чувств внутри тебя, как горный поток, отчаянно пытавшийся снять тебя с отмели, росло отвращение к себе самому.

Ты не мог и не хотел испытывать подобных ощущений, невозможные желания по отношению к той, что была с тобой одной крови. Это было что-то такое, что даже последние племена людоедов, оставшиеся на Земле, отвергали, запрещали, а нарушителей сурово карали.

Именно тогда в тебе, рядом с тщедушным Джеппетто из Вероны, который время от времени еще давал о себе знать, и слугой, с такой легкостью поддающимся манипуляциям упрямой сестрицы, появился третий, самый страшный персонаж — древнее существо, абсолютно невежественное и в то же время переполненное низменными страстями, неустойчивый индивид, способный на такое вопиющее непослушание, что не было ему места, по крайней мере, на этой Земле. Потому что на такого человека, для которого не существовало закона, у которого не было ничего святого, весь мир организовал бы охоту.

Спасительный звук закрывающихся ящиков комода или чего-то другого, донесшийся из комнаты вашей матери, заставил тебя вздрогнуть и вывел из оцепенения. Джеппетто первым бросился наутек, и ты смог спрятаться на кухне, где дрожащими руками схватил первый попавшийся стакан с полки, открыл холодильник и достал бутылочку «Perrier». В два глотка ты осушил свой стакан, закрыл глаза и прижался разгоряченным лбом к дверце холодильника в поисках минутного успокоения.