А мы с вами, читатель, проводим ли все наши дни согласно заповедям неодолимого времени, во всем повинуясь его тупому гнету, отчитываясь перед самими собой за каждую прожитую минуту, вечно упрекая себя? Если так, то не теряем ли мы в этом случае вкус к жизни? И стоит ли вообще жить без него?..

В тот час, когда Зейнаб встретится со своим возлюбленным, откроет ему сердце, расскажет о своих страданиях — не смутятся ли их души, не потеряют ли они рассудок, растворившись друг в друге, обретя счастье и забыв о неизбежной разлуке?

Благословит ли их всевидящее око, взирающее с вышины небес, или разгневается, ибо они нарушили договор, заключенный по воле аллаха, и за краткие мгновения земной жизни потребует с них отчета в день, когда каждой душе воздастся мерой содеянного ею? От этого ока, пронзающего бытие, не скроется ни одна тайна, ничто — ни на земле, ни на небесах. Так разве укроются от него влюбленные?

Но ведь справедливый и милосердный аллах ведает о страдании Зейнаб, о том, как она несчастлива в браке. Он же знает о всех ее мечтах и надеждах! И если жизнь обманула мечты и подрезала крылья ее желаниям, разве следует еще и наказывать за это?

Так мучилась несчастная женщина, то устремляясь всем сердцем к возлюбленному, то примиряясь с тем, что судьба уже предначертала линию ее жизни вплоть до недоступного для людских глаз предела, когда все станет таким, каким было в начале творения. Жизнь, какой она жила теперь, стала для Зейнаб невыносима. Она узрела плоды зла, которое сама вызвала, оставаясь прежде глуха к мольбам Ибрахима. Проходили дни, и она убеждалась в этом все более.

Однажды в базарный день она, как обычно, пошла за покупками со своей золовкой. На базаре им встретился Ибрахим. Зейнаб поздоровалась с ним за руку, сильно пожав при этом его пальцы. Она сама была ошеломлена. Зачем, здороваясь, она протянула ему руку? Прежде никогда и ни с кем она так не здоровалась. Зачем она пожала ему руку? Он посмотрел на нее, как бы умоляя сжалиться над ним. Она ответила ему красноречивым взглядом.

Всю дорогу с базара Ибрахим шел рядом с ними, рассказывая всякие истории. Он позволил себе кое‑какие намеки, и Зейлаб поняла всю силу его страсти к ней. Временами она бросала на него пристальные взгляды и вздыхала, иногда отвечала, и слова ее, в свою очередь, раскрыли ему всю глубину ее переживаний, всю силу ее горя. Они хорошо понимали друг друга, а золовка не поняла ничего. Когда они проходили мимо поля господина Махмуда, Ибрахим сказал как бы невзначай:

— Завтра мы будем работать здесь…

И они продолжали свой путь, оживленно болтая. Беседа увлекла влюбленных. Обмениваясь полунамеками, они вспоминали прошлое, и оба тайно желали возвращения тех дней. У самого села они расстались. Ибрахим, не помня себя от счастья, направился к своему дому, надеясь завтра увидеть Зейнаб у того поля, на котором он будет работать, и тогда открыть ей свою любовь. О, она вернется к нему, назло Хасану, который предал их дружбу! А Зейнаб пришла домой как слепая, растерянно глядя по сторонам и ничего не видя. Неужели вокруг те же весенние яркие краски, которыми любовалась она в дни своего девичества, когда весь мир любил ее, а она любила его? Или все вокруг по-прежнему окрашено в серый цвет, будто на глазах появились бельма?

После встречи с Ибрахимом Зейнаб не хотелось сидеть в кругу семьи и рассказывать, что и кого она видела на базаре. Она предпочла уединиться в своей комнате, чтобы улеглось душевное смятение. Однако одиночество зачастую лишь усиливает волнение, рождает в душе тревогу и страх. Едва солнце стало клониться к западу, как Зейнаб вышла из комнаты и стала разыскивать кувшин для воды, чтобы под этим предлогом уйти из дома, разыскать Ибрахима, где бы он ни был, и вернуть его себе, вернуть то счастье, которого она сама себя лишила, пока эта весна не разожгла в ее груди огонь любви.

Да, во что бы то ни стало она найдет Ибрахима, отдаст ему свою душу и погрузится в былое блаженство! Что может быть сладостнее любви, полной отдачи себя возлюбленному? Как прекрасно быть свободной, принадлежать только своему избраннику! И разве возможно быть счастливой без любви, без слияния с любимым? Но ведь это же предательство супружеских клятв!

Погруженная в свои мысли, Зейнаб миновала мечеть, где правоверные совершали послеполуденную молитву, вышла к центру села и свернула на дорогу, бегущую вдоль берега канала. Женщины и молодые мужчины, односельчане и жители соседних сел группами и в одиночку возвращались с базара. Одни шли с пустыми руками, так ничего и не купив, другие же нагрузили своих ослов всякой утварью и сельскохозяйственным инвентарем. А купцы, взгромоздившись на мешки с товаром, погоняли своих мулов шестами от палаток. Торговки же обычно задерживались на рынке, чтобы распродать товары, спрос на которые был невелик.

Зейнаб подошла к водоему и наполнила кувшин. Было еще светло. Случай исполнить задуманное так и не представился: Ибрахим не появлялся. Она вернулась домой и принялась готовить ужин, поджидая свекра, который ушел в мечеть, и Хасана с поля, где он вместе с батраком рыхлил землю.

Как только имам произнес: «Мир вам и благоволение божие!», старый Халил вышел из мечети, прислонился к стене, чтобы отдохнуть немного, и еще засветло двинулся к дому. Ветерок играл в древесной листве, далекие горизонты были слегка подернуты легкой вечерней дымкой. Старик неторопливо брел по дороге, славя аллаха. Навстречу ему попался его давний приятель, такой же, как и он, умудренный жизнью старый человек. Тот спешил с поля, чтобы успеть до ужина совершить в мечети положенные ракааты. Поэтому друзья не смогли потолковать о хлопковом черве, который, по слухам, уже появился на полях их округа, и воззвать к аллаху. Оттого Халил, против обыкновения, пришел домой довольно рано.

Хасан, увидев, что солнце заходит, а ему осталось вскопать всего шесть рядов, решил закончить работу сегодня, чтобы завтра сюда не возвращаться. Батрак, крайне раздосадованный, все же не решился покинуть хозяина и трудился бок о бок с ним до тех пор, пока ночь не стерла последние следы дня. Когда они кончили, было уже совсем темно. Луна скрылась за завесой облаков, ибо не пришел еще ее черед. Одна за другой в небе зажглись звезды. Хасан с батраком шли через поля, негромко беседуя о появлении хлопкового червя, толкуя о слухах, сочувствуя тем, кого постигла эта напасть. «Этого червя ничто не берет, — говорил Хасан. — Хоть ты его счищай, хоть что с ним делай — множится день ото дня. Послал бы аллах денька два пожарче — погубить вредителя, спасти людей от беды!»

И весь долгий путь до дома они с тревогой а сердце обсуждали возможные ужасные последствия появления хлопкового червя. Ночь уже окутала землю своим покровом. Дорога была тиха и спокойна. Она как бы отдыхала после того, как перенесла на себе в час заката столько возвращавшихся домой, тяжело нагруженных людей и животных. Путники с наслаждением вдыхали живительный свежий ночной воздух. Когда наконец они добрались до дома, подошло время последней молитвы. Халил сидел в задумчивости. Поприветствовав его, они рассказали о причине своей задержки. Им подали скромный ужин и немного фруктов, купленных на базаре.

После еды Хасан осведомился у жены, как она провела день. Зейнаб помолчала, пораженная этим необычным для него вопросом, потом ответила:

— Ходила на базар, вот и все!

Но как ей было не удивиться? Видимо, муж что‑то узнал, если задает такой вопрос. Как же это ему удалось? Может, сам бог сделал его ясновидцем и он знает, что произошло у нее сегодня с Ибрахимом. А впрочем, что произошло? Она встретила знакомого и перемолвилась с ним несколькими словами. С таким же успехом она могла встретить и любого другого человека. А может быть, Хасан давно догадался, что происходит в ее душе? Но, если это так, то почему же он перебежал дорогу Ибрахиму, посватался и женился на ней? Разве так поступает настоящий друг? Разве не должен был бы он постараться соединить ее с Ибрахимом, чтобы она испытала хоть немного счастья, если оно вообще существует на земле?