— Варвары, — хмуро проговорил Рудольф Штауфендорф. — У большевиков нет ничего святого. Своими руками душил бы каждого поджигателя.

— Около тридцати большевиков из подрывных команд арестовано, — с суетливым подобострастием доложил Кутипов в надежде на похвалу Штауфендорфа.

— А-а-а, — равнодушно махнул рукой оберштурмбанфюрер, — какой от них толк! Вам, господин Кутипов, надо бы ловить их до того, как они все разрушили. А теперь… Теперь ваши пленники могут заинтересовать разве что господина Циммермана. Что ж, посмотрим и мы на этот спектакль. Показывайте своих пленных.

Из подвала продовольственного магазина вывели пленных. Лишь некоторые из них были одеты в военную форму. Большинство были рабочие нефтеперегонных заводов, среди них несколько женщин.

— Действуйте, господин Циммерман, — равнодушно проговорил Рудольф Штауфендорф. — Посмотрим, что стоит ваше изобретение.

К подвалу подъехал большой автобус, выкрашенный в темно-серый цвет. Автоматически открылись задние двери. Циммерман подал команду солдатам, и те прикладами стали заталкивать пленных в машину.

— Куда вы намерены их везти? — вмешался Клаус Берк. — О пленных необходимо доложить в штаб дивизии.

Он обратил внимание, что внутри фургона темно. Выходит, окна на кузове фальшивые, они лишь придают машине внешнее сходство с автобусом.

Циммерман удивленно посмотрел на Клауса, перевел вопросительный взгляд на Рудольфа Штауфендорфа, как бы спрашивая, что все это значит. Оберштурмбанфюрер молчал.

— В зоне боевых действий судьба пленных в руках военного командования, — продолжал Клаус.

— Вы, вы, молодой человек… — начал закипать инженер. — Вы говорите это мне, старому борцу…

— И где же вы боролись? — с усмешкой спросил Клаус. — В тылу?

— Но, господин оберштурмбанфюрер, как это понимать? — Ища поддержки, инженер снова повернулся к Рудольфу Штауфендорфу. В его голосе звучало безмерное удивление невежеством обер-лейтенанта Берка и в то же время упрек. — Как это понимать, молодой человек? — снова повернулся он к Клаусу и, багровея, многозначительно повторил: — Я — старый борец! А вы… вы смеете… Я вынужден буду доложить рейхсминистру.

Рудольф Штауфендорф, видя, что разговор принимает неприятный характер, примирительно вмешался:

— Господин Циммерман выполняет специальное задание. И я вам, Клаус, не советую…

— Да, да, — все еще не успокоившись, горячо подхватил Циммерман, — это задание не касается вашей дивизии, господин обер-лейтенант. Моя миссия имеет глобальное значение.

Обреченные молча заполняли фургон, они не знали, что их ждет. Рудольф Штауфендорф уселся вместе с Циммерманом в открытый «опель-капитан». Он пригласил в машину и обер-лейтенанта Клауса Берка.

— Вперед! — скомандовал инженер. — С нами бог!

Некоторое время Циммерман напряженно смотрел на секундомер. Автобус протащил свой страшный груз в гору и остановился на краю обрыва.

— Девять минут сорок три секунды, — останавливая секундомер, торжествующе объявил Циммерман.

— Ваша санитарная машина — чудо двадцатого века! Я восхищен, господин Циммерман, — пожал руку инженеру Рудольф Штауфендорф.

— Что здесь происходит? — едва шевеля губами, спросил побледневший Клаус.

— Не будьте наивны, Клаус. Немецкому офицеру непристойно распускать нервы. — И снисходительно добавил: — Мальчик, мальчик, а ведь мы с вашим отцом, доктором Берком, присутствовали на первом испытании этой… санитарной машины. Он был доволен изобретением.

Задние двери фургона открылись. Изнутри повалил едкий синеватый дым. Солдаты принялись вытаскивать трупы.

— Это безумие, — одеревенело повторил Клаус. Он с трудом вылез из машины и, пошатываясь, побрел не разбирая дороги.

— И это называется офицер германской армии! — глядя ему вслед, проговорил Рудольф Штауфендорф. — Размазня! Сентиментальная барышня!

— Да, да, — поспешно согласился Циммерман. — К сожалению, не всю молодежь удалось нам воспитать в истинно арийском духе.

Клаус брел как во сне, машинально переступая ногами. Он едва не свалился с обрыва. Дорогу ему преградил солдат зондеркоманды. Клаус отупело смотрел в ущелье, куда сбрасывали трупы умерщвленных. Они катились по откосу, цеплялись за камни и создавали обвал.

Клаус бессильно опустился на траву. А недалеко от места казни, под тенистой шелковицей, расположились представители нефтяной бригады. Ганс Штауфендорф уже доставал закуски, вино. Он открывал бутылку за бутылкой. Пробки шумно взлетали вверх. Казалось, Ганс салютовал удачной операции.

— Вы очень точно заметили, господин оберштурмбанфюрер, — обратился Циммерман к Рудольфу Штауфендорфу, — это санитарная машина. Как бы ее ни называли иначе молокососы! — Он покосился в сторону одиноко сидящего Клауса и повторил: — Да, санитарная. Волка называют санитаром леса, хотя и не любят его. Шакала не любят, ворона не любят, но это санитары. Они очищают землю от падали, которая распространяет заразу, и среда делается здоровее. Мое изобретение также призвано очищать землю от большевистской заразы.

— Машина — это хорошо, — чуть захмелев, похлопал по плечу инженера Рудольф Штауфендорф. — Быстро и дешево. Жаль, что нельзя изобрести такую машину, чтобы сразу всех коммунистов, евреев, всех, кто против нас… Всех в одну машину. Ха-ха-ха! Санитарную машину для всей России! А?! Неплохо?

Циммерман вновь оживился, подставил свой бокал для шампанского.

— Ведь вы сами убедились, господа! Девять минут сорок три секунды. И это без единого выстрела, без единого грамма свинца, без единого патрона. А выхлопные газы не так уж дороги — продукт сгорания нефти.

— Нефть, — произнес Рудольф фон Штауфендорф. — Германии сейчас нужно много нефти. И она здесь, на Кавказе, под нашими ногами! За истинную науку, господа, за настоящих ученых и за кавказскую нефть для германцев!

— Понадобится не менее года, чтобы восстановить то, что разрушили варвары, — разглядывая в бокале вино, задумчиво проговорил профессор Бенц и покосился в сторону ущелья. — Это, господин оберштурмбанфюрер, не так просто. Большевики вылили в нефтяные скважины цемент, сбросили туда металлический лом, спиральную проволоку, старые трубы. Все это не даст возможности работать буровыми штангами при расчистке скважин.

— Но мы пригоним вам рабочую силу, подберем специалистов-нефтяников. Мой отец имеет это в виду, не волнуйтесь, господин профессор, рабами будете обеспечены, — запальчиво говорил Рудольф Штауфендорф.

— Ваши обещания обнадеживают. Но это мероприятие надо взять под строгий контроль. — Профессор Бенц отпил из бокала, пошевелил губами, как бы дегустируя вино. — Я говорю об этом неспроста. Вот господин Майвег, — указал он кивком головы на приземистого рыжего человека, — до войны десять лет проработал в Техасе инженером-нефтяником. На Кавказ он ехал не с пустыми руками. Но всех русских военнопленных, которых Майвег достал для себя из лагерей, — буровых мастеров, геологов, местных рабочих-нефтяников — забрала на вокзале для использования в качестве носильщиков какая-то воинская часть. Из пятисот человек триста пятьдесят погибли на обочинах дорог. Из оставшихся сто двадцать умерли от истощения, не дойдя до Майкопа. В живых, таким образом, осталось всего тридцать человек.

— Рабочими мы вас обеспечим, — еще раз заверил Рудольф Штауфендорф. — Мы сделаем все, чтобы они были старательными.

— Конечно, эксперты еще скажут свое слово, но, если говорить откровенно, после того, что сделали эти варвары-большевики здесь, в Майкопе, я не вижу на Кавказе перспективной добычи.

— Но впереди еще Грозный, Баку!

— А вы уверены, господин оберштурмбанфюрер, что и Грозном и Баку они не сделают то же самое, что сделали в Майкопе? Нет, я о другом. Я считаю, что было бы целесообразно сосредоточить все предназначенные для Кавказа буровые установки в Румынии или в районе Вены. Хотя бы временно. Я уверен, что мы столкнемся здесь, на Кавказе, с невероятными техническими трудностями. Но об этом я доложу рейхсминистру в специальной записке. Не пора ли нам, господа? Я должен еще повидаться с генералом Хофером.