107

***

На фотографии семейной

Отец и сын на берегу.

Отец – породистый, степенный,

Хозяин. Милостив и крут.

И сын – худой, нескладный, лишний,

Чужой и близким, и себе.

Витает звук, совсем не слышный,

Несостоявшихся бесед.

Души биение бессвязно,

Враги – они же двойники.

Возникший мир ещё не назван.

...Читаю Кафки дневники.

2007

108

109

***

Арифметика прожитых лет –

Мир, далёкий от школьной науки.

Ничего-то в ней сложного нет,

Только чисел слышны перестуки.

Связей значимых – наперечёт...

Но экзамен по новым законам:

Сделав прошлого перерасчёт,

Получить результат незнакомый.

Подгоняя судьбу под ответ,

В завершение выбранной темы

Ты загонишь – в буклет ли? в букет? –

Все реальности и теоремы.

2007

110

***

На перевале зимнем, снежном

Над узким городом прибрежным

Нет облаков, и нет машин.

Мир далеко, и ты один.

Детали сотканного быта,

Как призрак брошенный, забыты.

Здесь опыт жизни не течёт,

И сбился времени отсчёт.

В запасе вечность и неделя...

Когда на бреющем пределе

Пережитóе возвратишь,

Себя от всех не отличишь.

2007

111

***

С утра бездельничать по паркам

И историческим камням.

Сезон кончается. Не жарко.

Потерян счёт делам и дням.

И, как в антракте настоящем,

Забыть о действии втором.

Вкушать комфорт момента. Чаще

Мечтать о близком, дорогом.

В экуменическом порыве

Себя и мир соединить,

Швы налагая. Косо, криво,

Быстрей. Пока не рвётся нить.

2007

112

***

Ìàêñèìó Ëàâðåíòüåâó

Не перечитан Баратынский.

Нам предстоят ещё пиры,

Когда, испив судьбы латинской,

Вернётся в ближние миры.

Когда и Тютчева откроем,

В кругу приятелей-богов

Мы зарядимся их покоем

От императорских балов.

У Заболоцкого в Тарусе

Найдём с мерцающим огнём

Мир исцеляющего вкуса,

В который верим и войдём...

Облокотимся на перила,

Продолжим праздный разговор.

Благоприятствуют светила

Как alter ego. До сих пор.

113

2007

***

Âîëüôó Áóëüáå

Окно, как тайна, приоткрыто...

Так ощутима эта вязь

Ассоциации забытой,

Воссоздаваемой сейчас.

Воспринимается иначе

Игра задействованных сил.

Рисунок мастера богаче

Того, что он отобразил.

Одушевлённый, жизнью дышит...

Совокупляя тень и свет,

Художник властью данной пишет

Миров и лиц автопортрет.

2007

114

Âìåñòî ïîñëåñëîâèÿ

Ñâèäåòåëüñòâî î ÷åëîâåêå

Книга Александра Винокура – свидетель-

ство внутреннего очевидца о человеке, зате-

рянном среди миллиардов других людей, но

уникальном своей судьбой и неповторимой

индивидуальностью. Это начало повествова-

ния, имеющее отношение не только к поэзии

(хотя к поэзии – в первую очередь), но еще и к

той наивысшей мемуаристике, которая отли-

чается от обычной концентрированностью

внимания на событиях прежде всего внутрен-

ней, духовной жизни. Неудивительно, что

обывательское сознание всегда с аппетитом

поглощает информацию, подаваемую в виде

биографии какой-либо чрезвычайно извест-

ной личности. Если, однако, постараться пре-

одолеть гипнотизирующую в этом случае ил-

люзию авторитетности, отбросить шутки,

сплетни, слухи, сальные откровения, шлак, вы-

даваемый за жизненную мудрость, перед чита-

телем подобной книги откроется пустыня: че-

ловеческое «Я» обесценено крайним эгоизмом

и обезбожено, личность начисто лишена ду-

ховных черт и скорее похожа на автомат.

В случае Александра Винокура мы на-

блюдаем обратную картину: властью поэтиче-

ского слова обыкновенный человек оказыва-

ется вдруг способным подать свои пережива-

ния, факты своей биографии как бы под ги-

гантским увеличительным стеклом, сделать

самое индивидуальное, характерное, основ-

115

ное, глубоко скрытое, интимное в себе общим

достоянием. Поэзия, некогда развившаяся из

примитивной магии, обрела за тысячелетия

силу, способную иногда умножить отдельное

человеческое «Я», непостижимым образом

превратив его, несмотря на подчас огромное

расстояние и физически непреодолимое время,

в «Я» соборное.

Именно подобное чувство мгновенного

взаимопонимания возникало у меня при чте-

нии многих стихов этой книги. Порой даже ка-

залось, что некоторые строки, фразы, строфы

я мог бы написать сам. Это не означает, разу-

меется, что я когда-либо в действительности

написал бы их, но еще одно удивительное

свойство этих стихов состоит в том, что, по-

добно калейдоскопу, они каждый раз создают

совершенно иной прихотливый узор всегда из

одного и того же словесного материала. А ма-

териал этот у автора первосортный, добытый

на рудниках и каменоломнях классического

искусства.

Парадоксальным образом общепонят-

ное, общедоступное в лирике Винокура явля-

ется в то же время его неотъемлемой собствен-

ностью, его самостью. Даже за наиболее уни-

версальными символами и выражениями все-

гда хорошо видно едва уловимое в обычной

жизни подлинное лицо автора – его неповто-

римый метафизический облик.

Каждому человеку, задумывающемуся

над бренностью мира и скоротечностью жиз-

ни, свойственно желание оставить какое-либо

116

прочное свидетельство о себе. Это желание не

всегда сводится только к известному набору: дерево-дом-ребенок. Одним из надежных хра-

нителей наиболее полной информации о чело-

веке является книга. Именно благодаря книге

мы имеем возможность не только помнить об

Овидии или Боратынском, но и собеседовать с

ними, спорить, сострадать, любить. Чудо пе-

ревоплощения души в слово поражает наше

воображение. Однако, для того, чтобы ожить

в тексте, поэту необязательно сначала физиче-

ски исчезнуть, ибо в духовное странствие че-

ловек должен отправиться еще при жизни. На-

чало этого превышающего длительность жиз-

ни, индивидуального и общечеловеческого пу-

ти наблюдательно и честно описано нашим со-

временником – поэтом Александром Виноку-

ром.

Ìàêñèì ËÀÂÐÅÍÒÜÅÂ

117

Õóäîæíèê