Джессика беспокойно заерзала в его руках. Муж крепче сжал ее в своих объятиях, помешав отстраниться в приступе душевной боли.

— Ты мне тогда сказала: «Сайлас! Мы прокляты». Ты помнишь?

Кивком головы она подтвердила правдивость его слов.

— После этого я стал думать, а не прокляты ли мы на самом деле. Я и моя ни в чем не повинная жена наказаны за ту сделку, которую я заключил с дьяволом в Южной Каролине, за то оскорбление и душевную рану, которую я нанес Летти, за эгоистичную и злонамеренную торговлю, которую я вел ради владения землею.

Джессика лежала без движения. Сайлас подумал, что жена может превратно истолковать его слова. А почему бы нет? Мужчина приподнял ее голову за подбородок и взглянул ей в глаза.

— Я ни секунды не жалел о том, что женился на тебе, Джессика. Скажи мне, ты ведь тоже, да?

Женщина высвободилась из его объятий, поправила подушки у себя в изголовье и села, опершись на них спиною.

— Да, я тоже, Сайлас. К чему ты мне все это говоришь?

— Я не думаю, что с проклятием покончено, — без обиняков высказался муж. — Я боюсь, что рок нанесет нам последний удар.

Мужчина отбросил одеяло и встал с кровати. На нем были одни подштанники.

— Мадам не против, если я закурю? — спросил он, облачаясь в халат.

— Нет, не против, если вместе с дымом из твоей головы выветрится вся эта глупость, — сказала Джессика.

Сайлас раскурил манильскую сигару и глубоко вобрал в легкие дым.

— Ты считаешь это глупостью, Джессика?

— Сайлас Толивер! — бросив сердитый взгляд на мужа, повысила голос Джессика. — Я разум потеряла от горя, когда погиб Джошуа. В тот момент мне казалось, что мы прокляты из-за того, что не в состоянии сохранить жизнь нашим детям. Но позже я поняла, что все это капризы природы. Смерть Джошуа была несчастным случаем, вполне естественным, когда имеешь дело с любознательным, склонным к приключениям двенадцатилетним мальчиком. Будем благодарны тому, что у нас есть здоровый, умный и энергичный сын. Он станет хорошим хозяином Сомерсета. Единственная наша забота — чтобы с ним ничего плохого не случилось.

— Вот именно! — Сайлас взмахнул зажатой в руке сигарой. — Безопасность нашего сына! Единственное, чего мы оба желаем, — сохранение жизни нашему мальчику. Его жизнь — самое важное на свете, куда важнее благоденствия Сомерсета.

Джессика повернулась к мужу в профиль. Она не могла спокойно его слушать.

— К чему ты ведешь, Сайлас?

Мужчина положил дымящуюся сигару в пепельницу. Вернувшись к кровати, он уселся подле жены. Джессика невольно отстранилась. Сомнения в здравости его рассудка читались в ее темных глазах.

— Что, если… из-за моей одержимости Сомерсетом проклятие падет и на Томаса? — спросил Сайлас. — Что, если Господь Бог в качестве последнего наказания за ту сделку, что я заключил с твоим отцом, вознамерился лишить мою плантацию наследника?

Джессика в знак упрека шлепнула мужа по руке.

— Это просто смехотворно! — воскликнула она. — Абсурдно! Если… если Томас и погибнет, то так называемое проклятие не будет иметь к этому никакого отношения. Виноватыми будут глупцы, развязавшие войну!

— Но чтобы наверняка… Я… Джессика, я… — голос мужчины осип. — Я думаю о том, чтобы избавиться от Сомерсета… продать плантацию. Надо сделать так, чтобы проклятие не настигло Томаса, сделать все что угодно, лишь бы он вернулся домой живым.

Джессика, бледная, как наволочка на подушке, обхватила его обеими руками.

— Сайлас! Ты хоть понимаешь, что ты говоришь? Ты болтаешь несусветную чушь. Проклятий в природе не существует. Богу все равно, есть ли у тебя Сомерсет или нет. Ты на самом деле считаешь, что, лишившись плантации, Томас почувствует себя в большей безопасности?

Джессика сердито мотнула головой. В голосе ее звучало недоверие, переходящее в панику.

Сайлас освободился из ее хватки. Встав с постели, он приложил палец ко рту. Спальня сына располагалась рядом со спальней родителей.

— Не так громко, — произнес он. — Окно открыто. Я не хочу, чтобы Томас нас услышал.

— Я тоже, — с гневом произнесла Джессика. — А теперь ответь мне. Ты серьезно веришь, что эта жертва сможет гарантировать Томасу благополучное возвращение домой?

— Не знаю. Во сне я видел мертвого Томаса, лежащего среди стеблей хлопчатника на поле Сомерсета. Я видел его труп так ясно, словно это было наяву.

Сказанное заставило женщину смолкнуть. Она плотно сжала губы. Мужчина догадался, что жена сейчас представляет себе эту страшную сцену. Сайлас подобрал сигару и втягивал в себя дым до тех пор, пока не почувствовал, что тот жжет ему легкие.

— Это был всего лишь сон, — наконец проговорила Джессика, — всего лишь сон, Сайлас, ничего больше. Если ты продашь Сомерсет, ты продашь сердце Томаса. Выживет он или нет, а без сердца наш сын жить не сможет.

— Он выживет, — сказал Сайлас.

— Ты так считаешь?

Отбросив в сторону одеяло, женщина сунула ноги в ночные туфли. Подойдя к мужу, она обвила его руками за шею.

— Сайлас! Если бы ты не «заключил сделку с дьяволом», как ты выразился, то сам посуди, чего бы лишился. Ты бы не взял меня замуж. Я бы состарилась в английском монастыре, не ведая, что значит любить и быть любимой, быть женою и матерью. Ты не стал бы отцом Томасу и владельцем земли, которая является твоей благодаря твоей же храбрости, тяжелому труду и упорству. Ты никогда не исполнил бы своего предназначения, никогда не познал бы счастья, успеха и уважения — всего того, что у тебя есть сейчас. Будь со мной до конца откровенен, дорогой! Ты бы пожертвовал всем этим ради того, чтобы всю свою жизнь прозябать в Квинскрауне? Жизнь повернулась так, что Летти, судя по всему, счастлива, у твоей мамы есть внуки, а ты и я… Где же здесь проклятие? Вместо того, чтобы подозревать Бога в мстительности, не проще ли поверить в то, что Провидение позаботилось о твоем благополучии, когда ты заключил «договор с дьяволом»?

Слезы навернулись Сайласу на глаза. Слова Джессики, с их логичностью, произвели на мужчину благоприятное воздействие. Демоны, терзавшие его душу, отступили. Быть может, вся его вина заключается лишь в том, что он следовал предначертанным ему свыше путем. Всевышнему ведомо, что груз ответственности Толивера подобен приговору суда. Отложив сигару, Сайлас обнял жену.

— Я никогда не любил тебя так сильно, как сейчас, — произнес он.

Его голос дрогнул от осознания чуда — оковы спали с его души.

— В таком случае докажи мне это, — ведя мужа обратно к кровати, сказала Джессика.

Глава 59

Томас, неприятно удивленный и взволнованный, отошел от приоткрытого окна спальни родителей. Он слышал каждое слово, произнесенное отцом и матерью. Страдая бессонницей, Томас, взяв стул из своей спальни, вышел на веранду и уселся там в ожидании рассвета, как вдруг услышал крик отца. Молодой человек вскочил на ноги, намереваясь бежать к родителям, но звук голоса матери остановил его. Томас понял, что отцу приснился плохой сон.

Желая убедиться, что с папой все в порядке, Томас подошел поближе к открытому окну их спальни. Его отцу исполнилось пятьдесят пять лет, и несчастья последних месяцев сказались на нем самым печальным образом. Год назад в том же возрасте внезапно умер городской ювелир. Рассказывали, что ночью, лежа подле жены на супружеском ложе, он увидел во сне нечто настолько ужасное, что сердце его не выдержало.

Томас подумал, что у отца имелись все основания страдать от ночных кошмаров. События последних месяцев звучали над ними погребальным звоном. Все обращения Сайласа Толивера к законодательному собранию штата и к влиятельным друзьям с мольбами помешать отделению Техаса от федерации ни к чему не привели. Первого февраля Техас стал седьмым штатом, присоединившимся к недавно созданным Конфедеративным Штатам Америки, для краткости называемым попросту Конфедерацией. Старинный друг отца, губернатор Сэм Хьюстон, был смещен со своего поста после того, как, закрывшись в подвале здания законодательного собрания штата в Остине, отказался выйти и подписать документы, провозглашающие выход из федерации. Несмотря на советы осторожных друзей, отец без устали отстаивал взгляды губернатора касательно неизбежности беды, которая последует за расторжением договора, столь выгодного Техасу. Отец места себе не находил, когда общественное мнение повернулось против Сэма Хьюстона и заставило героя сражения у Сан-Хасинто, человека, которому штат был столь многим обязан, подать в отставку и уехать на свою ферму в Хантсвилле.