— Не в Сомерсете?

— Нет, я хочу дом в Хоубаткере, на Хьюстон-авеню, на той же улице, на которой живут наши друзья.

— Ну и чудненько! Поскольку плачý я, дом будет построен там, где хочет моя дочь, — отрезал Карсон.

После этого пожилой мужчина сунул в рот кончик сигары, откинулся на спинку плетеного стула, сунул большие пальцы рук в карманы жилета и стал ждать, что же на это скажет его зять.

Игнорируя Карсона, Сайлас уставился на жену. После гибели Джошуа она потеряла часть своего внутреннего огня. Джессика и его сын были необычайно близки. Они оба сочувствовали униженным и угнетенным, любили животных и природу, обожали книги и учебу. Томас в большей мере прислушивался к песням и голосам земли. Мальчик был на седьмом небе от счастья, когда отец брал его с собой в поля. Это как будто скачешь в облаках, папа! Еще в младенчестве Томас выказывал жгучий интерес к сбору урожая и очистке хлопка-сырца от семян. Почему почва должна согреться, прежде чем мы будем сеять? Как отделять волокна от семян, папа?

В отличие от Джошуа, Томас не давал ни малейшего повода для беспокойства, в том смысле, что вполне осознавал свое место в обществе в качестве сына хозяина Сомерсета. По настоянию Джессики он играл с детьми рабов, но, в отличие от Джошуа, никогда не называл их своими друзьями. К числу его друзей относились сыновья Уориков, Дюмонов и Дэвисов. По мере того как Томас подрастал, Сайлас все четче видел, что он станет тем, кем никогда бы не смог стать его добродушный брат, — наследником рода Толиверов.

Вскоре после смерти Джошуа Сайласу на глаза попались бесценная палка-лошадка и куртка из оленьей кожи.

— Может, отдадим их Томасу в память о его брате? — предложил он жене.

— Нет, не надо. Томас только поиграет ими и забудет, когда они износятся и поломаются, — с горечью в голосе произнесла Джессика, глядя Сайласу прямо в глаза. — Я хочу сохранить их для себя в память о Джошуа.

Размышляя над нынешним заявлением супруги, Сайлас пришел к выводу, что Джессика желает жить подальше от плантации потому, что ей неприятно видеть, как заведенный мужем в Сомерсете порядок вещей все больше влияет на ход мыслей их сына. Быть может, Джессике неприятно жить в доме, где ей все напоминает о покойном Джошуа, в доме, где у нее случились выкидыши. Или… Взгляд Сайласа остановился на горке пепла, оставшегося от сожженного документа. Не исключено, что его жена больше не желает жить в окружении напоминаний о сделке, определившей ее судьбу.

— А ты что думаешь, Томас? — спросила Джессика. — Ты бы хотел жить в Хоубаткере рядом с Джереми Младшим, Стефаном, Арманом и Филиппом?

— Мне нравится здесь, — ответил сын.

— Да… разумеется, — пробормотала себе под нос Джессика.

Той ночью, прежде чем лечь в кровать подле жены, Сайлас поставил срезанную розу в стакан с водой и оставил его у плиты.

На следующее утро, стоило мужу появиться на кухне, Джессика тотчас же обратилась к нему с вопросом:

— К чему это?

— Я хочу извиниться перед тобой.

Сайлас напрасно ожидал, что жена спросит: «За что?» Она его прекрасно поняла.

— Мы построим дом в Хоубаткере, — произнес он.

Глава 45

Виндхемы, по настоятельной просьбе Юнис, привезли с собой Вилли Мей. Мать и дочь вновь встретились после стольких лет разлуки. Когда родители Джессики отправились в обратный путь в Южную Каролину, она, к величайшей своей радости, устроила у себя в доме еще одну «торжественную церемонию».

— Этим документом я даю тебе волю, дорогая подруга, — сказала она, вручая Типпи соответствующие бумаги. — А также, поскольку я выполнила все условия соглашения, заключенного между мной и моим отцом, у него больше нет причин угрожать мне продать Вилли Мей.

Типпи сложила документ и сунула его в лиф своего платья из недорогой ткани и не особенно модного фасона. Несмотря на то, что она стала партнером Анри Дюмона, негритянка никогда не одевалась в столь же роскошные наряды, как те белые леди, что зачастили в недавно переименованный «Галантерейный магазин Дюмона». Свое партнерство она тщательно скрывала от посторонних. Типпи получала зарплату и имела свою долю в прибыли магазина. Негритянка жила в небольшом домике, расположенном на той же улице, что и магазин, в котором она работала. Официально домик принадлежал Анри Дюмону. Он, его жена Бесс и трое их детей души в Типпи не чаяли.

— Спасибо, Джессика. Спасибо, моя дорогая подруга, — сказала Типпи, широко улыбаясь.

Впрочем, ширина ее улыбки не могла сгладить того обстоятельства, что документ в лифе ее платья стоил немногого. Джессика и Сайлас в полной мере отдавали себе в этом отчет. Если она окажется где-нибудь вне пределов общины, в которой занимает относительно привилегированное положение, ее могут схватить и продать на аукционе. Несмотря на все ее таланты, цвет кожи определял отношение к Типпи в обществе. В присутствии белых ей следовало находиться в тени.

— Ты, я думаю, поможешь моей жене выбрать ткани и цвета для нашего нового дома, — несколько суховато, как всегда, когда дело касалось Типпи, произнес Сайлас.

Сделав неглубокий реверанс, негритянка ответила:

— С превеликим удовольствием, мистер Сайлас.

Строительство дома на Хьюстон-авеню началось летом. Джессика выбрала место, с которого открывался чудесный вид на всю улицу, застроенную великолепными домами, принадлежащими зажиточным коммерсантам и плантаторам, чьим женам надоело вести домашнее хозяйство и повелевать рабами в доме, возведенном посреди полей. Уорики жили в особняке, выстроенном в стиле, отдаленно напоминающем средневековый замок, на улице, названной Уорик-Холл. Поблизости располагался серый каменный шато Дюмонов. Любовь к родине предков у Анри проявилась в той тщательности, с которой был разбит вокруг дома парк. Через один участок от него Лоример Дэвис возвел украшенный колоннами величественный дом квадратной формы в федеративном стиле. Рядом с ним еще один плантатор из каравана, пришедшего из Виллоу-Гроув, строил себе особняк в итальянских традициях. Сайлас Толивер оказался поклонником неогреческого стиля, столь любимого хозяевами Плантаторской аллеи.

Трехэтажный дом возводили в течение года. Украшенное колоннами белоснежное великолепие горделиво вздымалось над окружающими домами, поскольку было построено на небольшой возвышенности. Элегантный вестибюль, украшенный высокими, от пола до потолка, зеркалами в позолоченных рамах и портретом герцога Сомерсета. Просторные комнаты. Высокие потолки. Изысканная округлость перил на лестницах. Отделанные мрамором камины. Хрустальные канделябры. Тонко выполненные фризы. Богатая лепнина на потолках. Окна с двумя подъемно-опускными створками. Всякий, кто побывал в доме, не мог сдержать восторга при виде этой красоты. Сайлас и Джессика лишь натянуто усмехались, когда гости заявляли им, что фортуна положительно улыбается их семейству.

Весной, спустя год после окончания строительства дома, Джессика сидела и наблюдала за тем, как Джереми беседует с неграми. Те привезли подводу строганых досок, предназначенных для постройки бельведера^[27]в розарии, разбитом ею в восточной части земельного участка Толиверов.

— Я хочу сидеть в бельведере и наблюдать за тем, как розы пробуждаются в лучах утреннего солнца, — заявила она Джереми.

Негры были бывшими рабами, которым Джереми дал вольную вскоре после того, как перебрался в Техас. Тогда он освободил всех своих рабов, но только некоторые из них пожелали оставить своего прежнего хозяина. Путешествовать свободному чернокожему было небезопасно. Те, кто остался, продолжили работать на «Лесозаготовительную компанию Уорика». Им платили за работу и предоставляли жилье в опрятном, специально для них построенном поселке Холлоуз.

Тот факт, что Джереми освободил негров, не понравился другим рабовладельцам. Они даже угрожали бойкотировать «Лесозаготовительную компанию Уорика», но вскоре стало очевидно, что и помимо жителей округи у Джереми хватает заказчиков из более отдаленных местностей и округов республики. К тому же соседи тепло относились к самому Джереми и его грациозной супруге, а перевозка строительного леса издалека оказалась очень уж обременительной.