— Это знание приходит только тогда, когда узнаешь человека.

Вернон нервно взъерошил волосы.

— Я не уверен, что могу себе позволить ждать, пока узнаю Дарлу лучше. Я… я потерял голову из-за этой девушки. Жаклин! Я едва смог заставить себя сесть в поезд и приехать сюда. Мне ужасно хотелось засунуть ее к себе в саквояж и привезти домой. Никогда не думал, что буду чувствовать что-либо подобное. У меня перехватывает дух, когда я о ней думаю.

Присцилла предупредила сына, что Дарла может оказаться охотницей на богатого жениха, но Вернон был убежден, что мама ошибается. Он решил развеять образ богатея, созданный в купе вагона первого класса французским шампанским и дорогой одеждой, и посмотреть, как девушка будет реагировать. Вернон встретился с Дарлой вечером второго дня своего пребывания в Хьюстоне. Вместо того чтобы повести ее в изысканный ресторан на верхнем этаже «Таунсмена», элитного клуба для джентльменов, членами которого были он и его отец, Вернон пригласил девушку в куда более скромный кабачок. Оделся он в повседневный костюм, в котором привык расхаживать по дому матери. Жила Дарла с отцом в тесном трехэтажном доме возле железнодорожного вокзала. Он заехал за ней в нанятом экипаже. Если Дарла и разочаровалась тем фактом, что ее новый знакомый оказался не тем богатеем, с которым она встретилась в купе поезда, то ничем себя не выдала. Напротив, Дарла выказала радость в связи с тем, что Вернон вновь захотел с ней встретиться. Мужчина искусно избегал говорить на тему о роде своих занятий, а Дарла, выказывая учтивость, не интересовалась, чем он зарабатывает себе на жизнь. Позже он заявил, что работает вместе с отцом на хлопковой ферме, расположенной в Восточном Техасе.

«Очень тяжелый труд, — заметила Дарла. — Моя тетя — живой тому пример».

Рассказав Жаклин об этом разговоре, Вернон поинтересовался:

— Думаете, она обидится после того, как узнает, что я богат?

— То есть вы опасаетесь, что она может подумать, будто вы переоделись победнее и отвели ее в недорогое заведение только потому, что считаете тот кабачок более соответствующим ее социальному уровню?

— Вы столь проницательны, Жаклин, — восхитился Вернон. — Именно об этом я и подумал.

— Будьте честным с Дарлой. Объясните, что дело не в ее социальном положении, а в вашем. Дайте ей повод для недовольства. Она может обидеться или поймет, что у вас были основания выяснить природу ее интереса к вам.

— В любом случае с моей стороны это было не особенно хорошо, — сокрушаясь, сказал Вернон.

— Да уж, — согласилась с ним Жаклин. — Существуют и другие способы проверить подлинность чувств другого человека, нежели притворяться тем, кем не являешься.

— Я буду иметь это в виду, Жаклин. Большое спасибо, — обняв женщину, поблагодарил Вернон.

В следующую субботу он появился на пороге дома Дарлы, заранее прислав письмо, уведомляющее о его приезде. Вернон решил немного подождать, прежде чем очистить совесть, рассказав ей о том положении, которое он занимает в обществе, о своем социальном статусе. К этому слову он испытывал неподдельное отвращение. Оно каждый раз напоминало ему о матери. Не желая тратить время, которого у него и так было немного, на пререкания с Присциллой, Вернон, мучаясь чувством вины, остановился в гостинице, расположенной невдалеке от дома, в котором жили Хенли.

Время перевалило за полдень. Мужчина дернул за шнурок дверного звонка.

Дверь ему отворила Дарла. Пульс у мужчины сразу же участился.

— Я не рано? — спросил он.

— Я бы так не сказала, — улыбнувшись, сказала девушка. — Я выглядываю вас с самого утра.

Дарла приготовила еду для пикника и сообщила Вернону, что знает замечательный парк недалеко от ее дома. Осенняя погода как нельзя лучше подходила для пешей прогулки. Девушка сказала, что на извозчика тратиться им не придется. Они отыскали заросший густой травой участок под деревьями и расстелили одеяло. После сэндвичей и пирожных Вернон разлегся, примостив голову на коленях девушки, а та читала ему вслух.

— Я люблю поэзию. Ты не возражаешь? — поинтересовалась Дарла, помахивая тоненьким сборником стихотворений Генри Уодсворта Лонгфелло.

— Я люблю слушать стихи, — соврал Вернон. — Почитай мне.

Девушка провела рукой по его волосам, помассировала ему виски и разгладила морщинки на его лбу. Знойный голос обволакивал Вернона подобно музыке, издаваемой неким небесным телом вне времени и пространства. Он будто растаял в блаженстве от близости ее бедер. Только ткань юбок, верхней и нижней, отделяла его от девичьей плоти. Вернон не припоминал другого настолько же чудесного дня.

— Ты по воскресеньям ходишь в церковь? — спросил он, надеясь, что Дарла не ходит и он сможет провести короткие часы следующего утра с ней, прежде чем поспешит на поезд, отправляющийся в Хоубаткер.

— Временами, — ответила девушка. — Мой отец не набожен.

Они поужинали в кафе, расположенном поблизости, и теперь остановились перед дверью ее дома. Над крыльцом светился фонарь.

— Мы завтра… погуляем? — спросил Вернон.

— Нет, я надеюсь, ты согласишься позавтракать со мной и папой.

— С огромным удовольствием, — с облегчением согласился Вернон.

Мужчина потянулся и притушил свет фонаря. Теперь они стояли в полумраке, освещенные лишь полной луной.

— Я хочу тебя поцеловать, — сказал он.

Дарла скромно захлопала своими золотистыми ресницами.

— Ладно… если ты настаиваешь.

— Да, я настаиваю.

Вернон склонил голову, утонув в янтарного цвета глазах девушки. Дарла зажмурилась, покорно подставляя ему свои полные губы. Целовалась девушка с такой страстью, что Вернон мог бы заподозрить ее в легкомыслии, если бы не был уверен, что Дарла чувствует к нему то же, что и он к ней. Они просто созданы друг для друга. Вернон крепко-накрепко запомнил слова своего отца:

Сынок! Нет на свете пустыни суше, чем брак без любви. Женись по любви. В противном случае, лучше оставайся холост.

«Несмотря на Сомерсет?» — спросил тогда сын.

«Несмотря на Сомерсет».

Вернон также вспомнил, как взирал на поля плантации, измученные особенно безжалостной засухой. Накануне ночью прошел дождь, напоив сухую землю, наполнив канавки между рядами хлопчатника живительной влагой, которая достигнет его корней. Вернону казалось, что он чувствует, как растения утоляют свою жажду. Примерно то же мужчина ощущал и в этот миг.

Но он последует совету Жаклин. Познать женщину возможно лишь… познавая ее. Он не повторит ошибки своего отца. Их губы разъединились. Тело девушки крепко прижималось к его телу.

Вернон взглянул в ее глаза и произнес слова, которые, как он надеялся, будет произносить каждую ночь до конца своей жизни:

— Увидимся утром.

— Я буду ждать.

На следующее утро, когда Дарла махала рукой удаляющемуся на извозчике Вернону, к ней сзади подошел отец.

— Когда ты скажешь ему, что знаешь, кто он на самом деле? — спросил папа.

— Когда он мне скажет, — ответила Дарла. — Думаю, это случится скоро.

Еще в поезде девушке показалось, что она прежде уже где-то видела своего попутчика: густые, черные словно уголь волосы, пронзительные зеленые глаза, подбородок с ямочкой… Мужественная красота нового знакомого была довольно запоминающейся. У Дарлы сразу же возникла уверенность в том, что фотографию этого человека она видела в статье, которая побывала на ее редакторском столе. Ее издательство, кроме прочего, сотрудничало с редакциями нескольких газет. Дарла намеренно ничего не сказала об этом, когда рассказывала о своей работе Вернону. После встречи в поезде девушка расспросила своего босса о Верноне Толивере. Тому прекрасно была известна эта фамилия. Толиверы происходили из «старых техасцев». Семья была с деньгами и обладала влиянием в своем уголке штата. После этого босс дал Дарле ссылку на статьи в старых газетах, относящиеся к истории Толиверов, начиная от времен провозглашения республики и до сегодняшнего дня. К концу недели, после второго свидания с Верноном Толивером, девушка была неплохо осведомлена об истории хлопковых плантаторов Толиверов из Хоубаткера, штат Техас.