— Неплохо. Золотисто-коричневый подойдет к цвету глаз Регины.

Присцилла торопливо встала из-за стола, стоявшего в маленькой гостиной, где супруги встречались по утрам. Этот большой, богато украшенный предмет мебели заменил собою изящный письменный стол в стиле времен королевы Анны^[47], принадлежавший Джессике.

— Дорогой! Если ты не особенно занят, то привези мне головной убор поскорее. У меня еще уйма дел впереди. К празднику надо готовиться. Я хочу, чтобы Регина примерила обруч, когда вернется домой после урока фортепьяно. Все, кого мы пригласили, придут. Никто не отказался.

— Я так понимаю, гости прибудут на праздник нашей дочери. Им все равно, насколько пышно будет украшен дом, — заметил на это Томас.

Присцилла прижала руку к груди, словно объятая священным ужасом.

— Конечно, гости прибудут поздравлять Регину. Я не собираюсь пытаться произвести ненужный эффект. Наш дом будет украшен не пышнее, чем дома наших соседей на Хьюстон-авеню в праздничные дни.

— Угу, — пробурчал Томас.

Убрав одну ногу с другой, мужчина поднялся со своего места.

— И все, что мне надо сделать, — войти в магазин и забрать вещь?

— Обруч уже должны упаковать. Тебе останется только взять пакет.

— Надеюсь, в магазине не выставлено дамское белье?

— Это шляпный магазинчик, Томас.

День выдался погожим. Приятно было проскакать по улицам города легким галопом. Томас рад был вырваться на время из дома, который сейчас совсем не походил на дом его детства. За исключением комнат Джессики его жена полностью сменила мебель и обои во всех комнатах наверху и внизу. Даже его кабинет был заново обставлен за то время, пока Томас ездил по делам в Галвестон. В прошлом остался залитый солнечным светом особняк с его белоснежной лепкой, голубыми стенами, диванами и стульями, обитыми тканью кремового цвета, шелковыми шторами в пастельных тонах. Их сменили насыщенные цвета викторианской эпохи. Одни названия этих цветов — «красный бургундский», «темно-зеленый моховой», «пепельно-розовый», «сумрачно-серый», «осенний каштановый» — наводили на Томаса тоску. Изящный, утонченный, более изысканный декор времен матери сменили громоздкая, излишне вычурная мебель, темное дерево, аляповатые витражные стекла, обитые дамастными тканями стены, украшенные бахромой, бусинами и стеклярусом тяжелые шторы.

— Дом превратился в чертов музей, — пожаловался Томас Арману, когда декоратор закончил свое черное дело.

— Именно этого и хотела добиться твоя жена, друг мой, — ответил на это Арман.

Со времени предыдущей смены внутреннего убранства в доме прошло двадцать семь лет. Томас не хотел тревожить гнездо шершней, отказывая Присцилле в просьбе «кое-что переделать».

Когда он подошел к матери за разрешением, Джессика сказала:

— Пусть делает, что считает нужным, Томас. Не думай обо мне. Ты будешь жить здесь, когда меня уже давно не будет рядом.

Эти слова поселили в душе сына грусть, от которой он не смог избавиться. Его матери уже исполнилось шестьдесят семь лет. Каждый день Томас с печалью вспоминал об отце. Джереми и Анри, ближайшие друзья Сайласа, старели. Как же плохо ему будет, когда они покинут этот свет! У него, конечно же, есть друзья — Джереми Младший, Стефан и Арман, у него есть дети, но дорогая дочь вскоре выйдет замуж, Вернон и Дэвид тоже в свое время обзаведутся семьями. Они покинут отчий дом, а он останется жить здесь с Присциллой.

Именно эти мысли занимали Томаса, когда он вошел в маленький магазинчик, куда послала его жена. Называли его попросту «шляпной лавкой». Открылся он совсем недавно. Все, что Томас знал о магазинчике, ему поведал Арман, который сейчас фактически управлял фамильным универсальным магазином. Шляпная лавка являлась конкурентом отделу дамских шляпок в магазине его друга, но Арман не обращал внимания на конкурента, словно имел дело с мухой.

— Работы на всех хватит. Фасоны головных уборов, которые создает миссис Честейн, в моем магазине не продаются. Владелица — вдова. Ее муж погиб в сражении при Манассасе. Детей нет. Милая женщина, между прочим. Я желаю ей успеха.

Серебряный колокольчик над дверью возвестил о его приходе. У Томаса было всего лишь несколько секунд на то, чтобы осмотреть совершенно женственную обстановку магазинчика. Носа достиг приятный аромат. А потом из-за гардины, которой был завешен дверной проем в задней части помещения, появилась женщина.

— Добрый день, сэр. Чем могу быть вам полезной?

Говорила она глубоким контральто. Более красивого голоса, как казалось Томасу, он никогда прежде не слышал. К своему глубочайшему удивлению, мужчина почувствовал, что, кажется, краснеет.

— Миссис Честейн, если не ошибаюсь?

— Да.

— Я… Мое имя Томас Толивер. Жена послала меня кое-что забрать…

Женщина улыбнулась. Томас почувствовал, что в груди стало тесно.

— Я знаю вас, мистер Толивер.

Она вытащила из-под прилавка небольшой сверток.

— Это, полагаю, для вас. Уже все оплачено. Надеюсь, моя работа понравится вашей дочери.

— Э-э-э… Я уверен, что ей понравится.

Томас дивился сам себе. Мужчина мог с легкостью поддерживать разговор с богатыми и могущественными, уважаемыми и всесторонне образованными, знаменитыми и пользующимися дурной славой, но вот теперь он стоял и заикался в присутствии владелицы шляпной лавки, чье существование имеет для мира не больше значения, чем перо на одной из ее шляп.

— Хотите взглянуть на вещицу, которую ваша супруга заказала для дочери? Как я поняла, это будет сюрпризом.

— Ее мать так мне и сказала… Да, я бы хотел посмотреть… очень.

— Ну, тогда я разверну сверток.

Женщина положила пакет на прилавок и легкими, проворными движениями развязала ленту.

— Что вы об этом думаете?

Миссис Честейн продемонстрировала Томасу нанизанные на проволочную основу атласные розочки зеленого и золотистого цвета. Именно то, что описывала его жена.

Мужчина взял в руки прелестное изделие.

— Цвета глаз моей дочери.

— Мне сказали, что у нее светло-зеленые глаза.

— Да, светло-зеленые.

— Не такой чистой зелени, как у вас?

— Нет, нет… У нее другой оттенок.

— У нее ведь рыжие волосы?

— Да, как у моей матери.

— Этот цвет идеально гармонирует с рыжими волосами.

Мужчина подумал, что надо бы вернуть женщине головной убор, пусть опять завернет его в бумагу, но вместо этого спросил:

— Как это надевать?

Женщина взяла свое изделие обратно.

— Вот так, — улыбнувшись, продемонстрировала миссис Честейн. — С помощью этого обруча можно удерживать зачесанные назад волосы. Он будет обрамлять девочке лицо. Уверена, что украшение ей подойдет. Мне его завернуть?

— Да, пожалуйста.

Томас наблюдал за проворностью утонченных, словно фарфоровых пальчиков. На одном из них поблескивало обручальное кольцо. Женщина протянула ему сверток.

— Возьмите, — сказала она и улыбнулась.

Сердце екнуло в его груди.

— Я буду с нетерпением ждать, когда в колонке светской хроники воскресного выпуска появится фотография вашей дочери с моим сюрпризом в волосах.

— У меня имеется мысль получше, — предложил Томас. — Почему бы вам не прийти на празднование дня рождения моей дочери и не увидеть все собственными глазами? Оно начнется завтра вечером, в семь часов. Уверен, что Регина будет рада лично поблагодарить вас.

— Это очень мило с вашей стороны, но… Что скажет на это миссис Толивер?

— Моя мама?

— Нет, ваша супруга.

— А-а-а… Думаю, она тоже рада будет вас видеть.

— Можно, я подумаю, мистер Толивер?

— Да… конечно. — Мужчина бережно взял в руки вновь обвязанный лентой пакет. — Меня зовут Томас.

Женщина протянула руку.

— Жаклин.

Томас слегка ее пожал.

— Жаклин. Подумайте о моем приглашении.

— Да… пожалуй. Всего наилучшего, Томас.

Мужчина прикоснулся к полям шляпы.

— До завтра. Встретимся вечером, надеюсь.

Глава 78