Изменить стиль страницы

12

На следующий день Доминик проснулась позже обычного. Открыв глаза, она с удивлением и интересом стала изучать незнакомую, непривычную обстановку. Потом какое-то время она еще полежала в постели, лениво потягиваясь, словно кошка. Ей всегда было приятно, проснувшись утром после крепкого сна, вот так понежиться под теплым одеялом, ни о чем не думая и никуда не торопясь.

Однако она очень редко вставала позже десяти часов. Ее собственная постель была менее просторной, поэтому сейчас у нее создалось впечатление, что она находится в каком-то пустынном, безлюдном месте, на широкой поляне, заросшей густой высокой травой, где можно всласть поваляться, испытывая радость и невыразимое словами чувство свободы.

Деревня словно замерла, и в тишине казалось, будто время остановилось. Время всегда останавливается, словно исчезая куда-то, когда вокруг ничего не происходит и не меняется. Приподнявшись на постели, сквозь приоткрытое окно Доминик увидела широкую дорогу, спускавшуюся к реке.

Начиная с мая, она спала без всякой одежды, следуя поговорке: «В мае делай все, что тебе нравится». Никогда еще она не испытывала такого сильного возбуждения, как сейчас, перекатываясь по мягкой просторной постели. Она медленно перевернулась на живот, потом снова легла на спину, вытянув руки над головой и сладострастно прогнувшись. Осмотрев критическим взглядом свою гибкую стройную фигурку и высокую, набухшую от желания грудь, Доминик нашла, что она изящна и очень привлекательна. Она хотела увидеть Ксавье, жаждала его объятий и поцелуев, мечтая ощутить волнующее прикосновение настойчивых сильных рук.

Какими странными в эти минуты показались ей нравоучения матери, восторженно восхвалявшей ту безвозвратно ушедшую в историю эпоху, когда почтенные люди с осуждением говорили, будто «театр создан не для молоденьких девушек».

Ей показалось, что в доме никого нет, что он опустел, а Ксавье уехал и оставил ее одну. При этой мысли она тяжело вздохнула, понимая, что этого не может быть. При всей своей невинности она никак не могла понять, почему мужчина и девушка, которые любят друг друга, уединившись наконец в спокойном и удобном месте, не могут принадлежать друг другу в первую же ночь. Он ведет себя как застенчивый мальчик, честное слово, подумала она.

Вероятно, ей не следует здесь оставаться надолго. Скорее всего, уже через неделю она отправится в свой загородный дом в Шаранте и найдет там кучу писем от родных, на которые надо будет срочно ответить. Лежа в постели, она продолжала думать о странном поведении Ксавье. Мечтательная и наивная, она в какой-то степени чувствовала себя неловкой и неискушенной в любовной игре, которую видела только на экране кино. Любовь делает девушек легкомысленными и беззаботными, у них пропадает всякое чувство стыда, и они ходят в платьях, под которыми ничего нет. Лето — это прекрасная пора любви.

Только Ксавье старается не замечать ее взглядов, пренебрегая и отталкивая те возможности, которые предоставляет ему их уединение. Ему хочется, чтобы все было рационально и чтобы каждый исполнял свою роль согласно его желанию. Тогда это будет не легкий фарс, а смесь трагического и комического, хотя их нежные чувства могли бы стать, пусть и ненадолго, такими же яркими, как ослепительная вспышка молнии.

Доминик еще полежала с закрытыми глазами, стараясь сохранить остатки постепенно ускользавшего сна и чувствуя терпкий запах воска, которым был натерт пол. Прежде чем отправиться в ванную, она потянулась с кошачьей грацией, потом приняла душ и, собираясь загорать, уселась голая на подоконник, закинув руки за голову.

На середине лужайки возвышались два больших клена, стоял столик и раскладные кресла. Ксавье нигде не было видно. Куда он запропастился? — подумала Доминик. Может быть, подстригает колючий кустарник в саду? Нужно пойти посмотреть, решила она, но слезать с подоконника ей не хотелось. В ветвях цветущих деревьев раздавалось пение иволги. Ее пронзительная трель дрожала над низкими кустарниками. Потом по-своему, с какой-то особой отрешенностью запел жаворонок.

На Доминик деревня всегда производила огромное впечатление. Ей казалось, что все здесь создано только для того, чтобы ласкать слух прекрасным пением птиц и предаваться страстной любви. Давно она не испытывала такого радостного чувства и прекрасного настроения от общения с природой.

Девушка слезла с подоконника, кинула последний взгляд в окно, встревоженная жужжанием пролетавшего мимо шмеля, и накинула халат. Она тихонько спустилась по лестнице.

Ксавье в шортах сидел к ней спиной и читал газету. Он не заметил ее появления. Она бесшумно выбросила ногу вперед, и ее туфля попала в газету.

Ксавье втянул голову в плечи. Доминик подошла к нему, и он почувствовал, как ее нежные руки ласково коснулись его шеи.

— Мой ангел, садись ко мне на колени, — сказал он, обняв ее за талию.

— Я не ангел, а сам черт во плоти, — ответила она, очень довольная тем, что имеет сейчас возможность его упрекнуть. — Ты не кажешь носа все утро, вместо того чтобы чуть свет принести мне завтрак в постель. Я хочу есть. Я едва не упала в голодный обморок, выходя из ванной, а ты спокойно сидишь здесь и читаешь дурацкую газету. Я томлюсь от скуки, а ты оставляешь гостью одну. Чувствую, что пора возвращаться домой. Здесь мне не рады. Там у меня полно дел: надо проветрить комнаты и сделать еще массу разных вещей, которые я обещала папе. Я не умею лгать. Кстати, ты дашь мне свой велосипед или сам отвезешь меня на багажнике в Шарант?

Разговаривая таким образом, Доминик не осмеливалась смотреть ему в глаза. Она удобно устроилась на его узких коленях, словно на теплом и качающемся диване, чувствуя его возбуждение. Чтобы немного успокоить девушку, Ксавье погладил ее по волосам и поцеловал в розовое ушко. Он понимал ее горечь и разочарование. Ему было просто необходимо как-то подкупить Доминик и заставить остаться у него еще на несколько дней. Он не хотел думать о том, что она может уехать. Стараясь говорить как можно более убедительно, он объяснил ей, что велосипед у него сломался:

— Я не умею чинить велосипед, а сторож наполовину слепой. Зато сегодня во второй половине дня можно было бы отправиться снова вместе купаться. Я знаю одно тихое, укромное местечко, которое непременно тебе понравится. Это что-то вроде небольшой бухточки, мы не встретим там ни одной живой души. Там никогда никого не бывает. Я возьму свою плоскодонку — я ее использую для охоты на уток — и покажу тебе свой островок. Это райский уголок. Коровы там не ходят и не оставляют где попало навоз. Можно поваляться на траве, искупаться в полночь нагишом, не опасаясь, что нас выследит и подкараулит какой-нибудь затаившийся в кустах рыбак. В реке очень чистая и прозрачная вода, в ней даже водится форель. Хочешь, мы сегодня же отправимся туда?

Она не отвечала, убаюканная плавным движением его коленей и слушая гулкие удары своего сердца. Ей хотелось, чтобы рука Ксавье проскользнула бы под халат и остановилась у нее на груди. Идея о купании ночью голышом ей понравилась. Доминик собиралась доказать Ксавье, что она такая же женщина, как все, ничем не отличающаяся от других. Но ей хотелось, чтобы ее уговаривали. Ради собственного удовольствия она стала ныть, что жарко, как в пекле, и по солнцепеку не хочется тащиться так далеко, заставляя Ксавье искать какое-либо другое приемлемое решение.

— Разве нельзя купаться здесь? Что за фантазия, Ксавье? А вдруг ночью, в темноте, ты потеряешь меня, я поскользнусь на мокром камне, упаду в воду и утону. Интересно, куда ты денешь несчастную девушку, когда выловишь ее хладный труп из воды? Закопаешь под бузиной? — Она засмеялась.

Ксавье не сразу нашелся, что ответить. Ему не понравился разговор о смерти. На самом деле, слушая разговоры о чьей-то кончине, он всегда испытывал мистический страх и желание скрыться. Он отогнал прочь мертвенно-бледный образ утонувшей Доминик и принялся легонько дышать ей на волосы. Ксавье решительно не любил, когда заигрывали со смертью, и представлял ее себе такой, какой обычно изображали в народных сказках: скелет с косой на плече.