Поезд пересек заброшенный каменистый карьер, порыжевший от нависавших по краям глинистых пластов, и, проскочив без остановки еще несколько, судя по густой и высокой траве, заброшенных станций, подошел наконец к широкой платформе. Это и был Сент.

Продвигаясь к выходу, Ксавье показал в окно коридора своей попутчице живописное местечко под названием Шарант, видневшееся на склоне холма. Доминик кивнула, сказав, что она тоже знает это место.

— Вам в какую сторону? — поинтересовался Ксавье с замиранием сердца.

— Это неважно, отсюда недалеко, — ответила она небрежно.

Такой «вежливый» ответ неприятно поразил его, лучше бы девушка просто промолчала, однако они все же решили обменяться парижскими адресами. Доминик жила около Объездного тупика, между Школьной улицей и Палатой депутатов, а он — на бульваре Сен-Жермен, между той же Школьной улицей и переулком Сен-Пэр.

— Как тесен Париж! — воскликнула она, ухватившись одной рукой за перила и спускаясь на перрон по железным ступенькам лестницы. Махнув рукой, она застучала каблучками по платформе, и ее голубой костюм скрылся в глубине подземного перехода.

Ксавье какое-то время продолжал неподвижно стоять около вагона. Он сам не понимал, что с ним творится. Не прошло и четверти часа, а на него уже нахлынули воспоминания об этой девушке. Почему она не захотела, чтобы он ее проводил? Это все женские штучки. Сначала всегда «нет», а потом страстные заверения отправиться вместе хоть на край света!

За шесть часов совместного путешествия Ксавье успел влюбиться как мальчишка. Ему захотелось снова увидеть ее и коснуться губами светлых волос. Но сейчас он молча стоял, сжимая в руке визитную карточку, ставшую теперь для него единственной смутной надеждой на возможную встречу. Клочок бумаги в знак благодарности за приятно проведенные часы во время утомительного путешествия. Грустно улыбнувшись, Ксавье поднял чемодан.

Поезд отправился дальше, все еще освещаемый лучами солнца на фоне розовато-лилового вечереющего неба. После него в окружающем пространстве осталась лишь зияющая брешь. Тележки носильщиков снова заняли на платформе свои прежние места в ожидании новых пассажиров.

Ксавье перешел через железнодорожные пути. В это время, когда рабочий день еще не кончился, привокзальная площадь выглядела пустынной и безлюдной. Оглядевшись вокруг и сориентировавшись, он направился в нужном направлении.

Под ногами Ксавье хрустел песок. Над дорогой пролетела яркая бабочка лимонного цвета. Мелькнув у его лица, она уселась на придорожную травинку и сложила крылышки. Появилась другая. Их полет напомнил ему мадемуазель Анисе: яркое, воздушное создание, обожающее путешествия и классическую музыку, любующееся местными достопримечательностями и попутно заглядывающее в парикмахерские, кондитерские или на рынок. Она так же играючи порхает по жизни, мало задумываясь о ее сложности.

Он был уже недалеко от цели. Серые крыши домов, словно спина огромного кита, показались за высоким деревьями на склоне холма.

2

Ксавье возвратился в Париж отдохнувшим и в прекрасном настроении. Образ девушки, с которой он познакомился в поезде, постепенно потускнел, уступив место новым впечатлениям.

За несколько дней его отсутствия город стал неузнаваем. Густые кроны каштанов, в тени которых прятались смуглые торговцы мороженым и прохладительными напитками, обилие ярких тонов в одеянии парижан — все это свидетельствовало о наступлении лета.

Оказавшись у себя дома, Ксавье бросил чемодан в прихожей, сел в кресло и закурил американскую сигарету, с удовольствием вдыхая горьковатый дым. Запах табака быстро распространился в комнате, создавая привычную, повседневную атмосферу жизни. Восходя по спирали, дом окутал зеленую лампу с большим абажуром, магнитофон и даже, казалось, проник внутрь кожаных перчаток, забытых на тумбочке возле зеркала.

Тишина и покой, воцарившиеся в квартире, где он жил вместе с родителями, навеяли на него воспоминания о тех временах, когда он, сдав последний экзамен, готовился поступать на военную службу.

Пройдя в одну из комнат, Ксавье заметил приоткрытый шкаф, брошенный шарфик, невычищенную трубку отца на журнальном столике и томик Мориака, торопливо заложенный вязальной спицей на тридцатой странице. Вся эта обстановка позволила ему представить отъезд родителей в их загородный дом. Он как будто увидел перед собой отца и мать, суетящихся перед дверями лифта, вечно боящихся что-либо позабыть и незлобно упрекающих друг друга в нерасторопности.

По утрам тонкие солнечные лучи, пронизывая легкие шторы, проникали в его комнату сквозь окно со стороны бульвара, а к вечеру свет падал уже через другое окно, выходившее во двор. Золотистые обои, казалось, впитывали в себя дневное освещение, создавая ночью полумрак, а светящиеся зеленоватые цифры электронных часов придавали комнате в такое время особый уют.

Ксавье было хорошо одному в пустой квартире, он следил за чистотой и не забывал выносить мусор.

Утром он принимал душ, брился и шел на кухню варить кофе. На обед жарил себе бифштекс или рыбу — он не любил ресторанов и был неприхотлив в еде.

Забегавшие к нему приятели удивлялись тому, в каком порядке он содержит дом: ни малейшего запаха пригоревшей еды, грязного белья или застывшей на тарелках подливки.

Однако не было и аромата женских духов и вообще ничего, что указывало бы на присутствие здесь подружки: брошенных заколок, журналов, оберток конфет и забытой туши для ресниц в ванной. Единственное цветущее растение с длинными листьями несколько оживляло убранство квартиры, и если бы не частые визиты друзей и знакомых, невольно создавалось впечатление, что тут ничего не происходит и не меняется, как будто время утратило свою власть над этим местом. И все же Ксавье тяготился одиночеством. Когда его родители уезжали, он предпочитал коротать вечера в шумной, веселой компании.

В тихую, безветренную погоду он всегда открывал оба окна. Одно из них выходило на шумный бульвар, а из другого был виден тихий внутренний дворик и соседнее здание с плоской крышей, на которой установили огромную телевизионную антенну.

Почти каждый день после обеда на террасе этого дома появлялись две молодые особы, обожавшие нежиться под горячими солнечными лучами в полуобнаженном виде.

Собираясь с утра работать, Ксавье устраивался перед первым окном, откуда прослеживалась бурная жизнь большого города. Он часто пытался угадать цвет автомобиля или номер автобуса, который раньше других появится из-за поворота после того, как загорится зеленый сигнал светофора. Нескончаемый поток машин и толпа прохожих, двигавшаяся по тротуару, успокаивали его, одновременно настраивая на рабочий лад. А после обеда он, развалившись в мягком кресле перед окном, выходившим во двор, закуривал и с интересом наблюдал за красотками на террасе, оставаясь при этом незамеченным.

Девушки, по всей видимости, были танцовщицами в каком-нибудь ночном клубе, так как в восемь часов вечера свет в их квартире всегда гас. До полудня не было заметно никакого движения, потом чья-то рука лениво поднимала шторы, и за стеклом мелькали какие-то смутные очертания. Порой Ксавье различал мужские силуэты. После напряженной ночной работы и крепкого сна до полудня красотки обедали и лишь потом выходили загорать на террасу, хотя именно в это время солнце жарит немилосердно.

Девушки стали принимать солнечные ванны сразу же после Пасхи, и Ксавье не мог не отметить достигнутых ими результатов. Пунктуальные, они всегда появлялись в одно и то же время, ставили на террасе шезлонги, исчезали на несколько минут и возвращались почти совсем обнаженные.

Со своего наблюдательного поста Ксавье любовался их стройными фигурками, и в такие минуты ему ужасно хотелось оказаться рядом с ними, дотронуться до шоколадной спинки, поцеловать загорелые плечики. Легкие прикосновения доставляли ему огромное удовольствие, но еще большее наслаждение испытывал он, сдерживая страстное желание в тот момент, когда это казалось уже невозможным.