Если, с одной стороны, как мы видели, германский рынок сбыта отнюдь не принадлежал французам, и, напротив, французам приходилось там считаться с очень деятельной конкуренцией германских же промышленных стран, то, с другой стороны, благодаря континентальной блокаде, немцы могли еще предложить себя в поставщики сырья, нужного французским мануфактурам. Я сказал «благодаря континентальной блокаде», правильнее было бы сказать: «благодаря нарушениям континентальной блокады». Схема была такова: англичане или «нейтральные» корабли подвозят контрабандой хлопок, индиго и т. д. к Кенигсбергу или к портам шведской Померании, или к иному пункту, за которым Наполеон не может так уследить, как за ганзейскими городами, которые он захватил, или как за Данцигом, где стоят его войска. Из этого пункта хлопок (или иной товар) перевозится во Франкфурт или другой пункт поближе к Франции и здесь предлагается французам в качестве товара отнюдь не английского, не контрабандного, а вполне «легального» происхождения. С большими трудностями, формальностями и т. д., но им нередко удавалось получить разрешение, и тогда огромные барыши сторицей покрывали все расходы. Ежели не удавалось добиться разрешения, делались попытки провезти товар контрабандой, и тогда уже заодно с сырьем провозились и фабрикаты во Францию.

Сен-Кантенская «совещательная палата мануфактур» категорически уверяет правительство (в мае 1810 г.), что: 1) английская контрабанда ввозит в весьма значительных размерах товары во Францию и 2) делает она это не у берегов Франции, а окольной дорогой, проходя с северного побережья материка через континентальные державы. Вот, в частности, обычная дорога контрабандного хлопка: любой пункт побережья восточных устьев Эльбы, переходит через Эльбу, распространение в приэльбских странах, проникновение в Голландию, перевозка вверх по Рейну до Страсбурга с непрерывными попытками и нащупываниями «слабых мест» французской таможенной линии, прорыв этой линии в удобном месте и — распространение по французской территории[58]. Деятельными посредниками являются немцы и швейцарцы, особенно купцы Франкфурта и Базеля. Притом, чаще всего хлопок перевозится именно через таможни, но при помощи фальшивых удостоверений о происхождении его и тому подобных ухищрений, потому что перевезти столь громоздкий (и дешевый) товар в виде «полной контрабанды», т. е. тайком от таможни, слишком рискованно, выгода не покроет риска[59].

Конечно, где была надежда на разрешение, там возбуждались перед Наполеоном соответствующие ходатайства.

Большой франкфуртский торговый дом в начале 1811 г. обязуется купить на 600 тысяч франков французских шелковых материй и просит, чтобы ему за это дали право ввезти во Францию на эту же сумму американский хлопок, и хотя министр внутренних дел сознает, что «хлопчатобумажные мануфактуры теперь не изобилуют сырьем», и хотя торговый дом берется доставить какие угодно удостоверения касательно происхождения хлопка, но дело доводится до самого императора, который издает особый декрет по поводу этого ходатайства[60].

В феврале 1811 г. франкфуртские купцы снова просят разрешения ввезти во Францию на 2 миллиона франков колониальных товаров и берут на себя обязательство вывезти на такую же сумму французских фабрикатов[61]. Обещать можно было многое, слишком уж выгодно было, особенно в годину хлопкового голода, ввезти во Францию и продать хлопок в шесть — семь, а иногда и десять раз дороже, чем сколько он стоил, когда его тайком покупали у англичан.

От упорного, непрерывно напряженного именно в этом направлении внимания Наполеона не укрылось, что колониальные товары могут провозиться и с северного побережья, и из России. И вот он начинает ряд облав на эти продукты и топчет при этом как территориальные права германских государств, так и интересы частных лиц.

17 и 18 октября 1810 г. в г. Франкфурт вступила французская пехота (два полка), и командир отряда генерал Фриан объявил все находящиеся в городе колониальные и английские товары под секвестром. Владельцы их должны были в 24 часа объявить о них начальству. В городе настало смятение, бросились хлопотать, в дело вмешались французские (страсбургские прежде всего) купцы, которые боялись прекращений платежей со стороны своих франкфуртских контрагентов, и Наполеон в конце концов, приказав истребить английские фабрикаты, разрешил возвратить колониальные продукты их владельцам при условии уплаты пошлины по трианонскому тарифу. Особая комиссия, назначенная Наполеоном, долго еще разбиралась в деле с этими конфискациями (нужно прибавить, что и тут были пущены в ход взятки)[62].

Во Франкфурт была затем послана военная комиссия, где большинство были полковники и капитаны, весьма мало понимавшие в сложных торговых делах и таможенной практике. Они-то и должны были вводить во всем Рейнском союзе новый тариф на колониальные товары. Даже вернейшие наполеоновские слуги писали в Париж о невероятной путанице, которую внесла эта комиссия во всю торговую жизнь этих стран[63]. Единственный человек, сколько-нибудь понимавший дело, директор майнцской таможни, тоже бывший членом комиссии, был так запуган офицерами, что не смел рта раскрыть[64].

Этим дело не кончилось.

4 ноября 1810 г. Наполеон отдал приказ, чтобы «после франкфуртской, лейпцигской и других ярмарок» в Германии были захвачены все английские товары, «с какой бы стороны они ни пришли». Вообще саксонский король должен немедленно сделать все, «что находилось бы в гармонии с тем», что сам Наполеон делает «во Франкфурте, в Гамбурге, и в Швейцарии». Он приказывает также обратить внимание на Варшавское герцогство. «Это тем более необходимо, что Россия наводняет великое герцогство колониальными товарами»[65].

В Данциг были посланы французские чины и стражники, которые деятельно вмешивались в таможенные дела, захватывали контрабандистов «именем императора французов» и вообще стали распоряжаться вполне независимо от местных данцигских властей[66].

25 марта 1811 г. Наполеон приказывает сообщить герцогу мекленбург-шверинскому, что если в Мекленбург будет проникать английская контрабанда, то эта страна будет присоединена к Империи, что никакие полурешения его, Наполеона, не обманут. Или мекленбургский герцог исполнит все, или лишится своих владений. Наполеон пишет, что стесняться он не намерен, потому что англичане на море тоже не стесняются[67]. Одновременно, но более мягкий выговор — датскому королю за плохую охрану Голштинии от контрабанды и угроза Швеции занять войсками шведскую Померанию, если хоть один корабль с колониальными товарами туда войдет[68].

В апреле 1811 г. герцог Бассано доводит до сведения министра внутренних дел, что в Германии находится в торговом обороте много английской хлопчатобумажной ткани под видом якобы саксонской и с удостоверениями от лейпцигского бургомистра (об ее будто бы саксонском происхождении). Благодаря этому привозу цена фунта пряжи в Германии, «еще недавно» равнявшаяся 9–10 франкам за фунт, теперь равна 7–8 франкам (а в Англии пряжа стоит 3 франка фунт)[69]. При дешевизне английского производства борьба с английской контрабандой была очень трудна.

Не только колониальные товары, нужные для мануфактур (например, хлопок), несмотря ни на что, проникали в Германию и распространялись оттуда по Швейцарии и даже Франции, но и кофе, и сахар были для немцев доступнее, чем для французов. На августовской брауншвейгской ярмарке 1811 г. рафинированный сахар продавался по 100–110 талеров квинтал (100 килограммов); кофе — 100 талеров, а талер был равен в этот момент в Брауншвейге четырем франкам[70].