«Дети, мы живы, слава богу! Юлиус и Хедвиг», — написала на стене старая супружеская пара Фибелькорн с первого этажа для обеих своих призванных служить в армию дочерей. Два их сына уже погибли на фронте.

«Пишите нам в Бойценбург! Г.»-эти слова наверняка нацарапал Гуммерт, служивший в войсках противовоздушной обороны и по-военному кратко извещавший родственников о своем местонахождении. Сам он был членом нацистской партии и однажды даже собирался донести на Фибелькорнов, пронюхав, что оба старика тайно слушают по радио передачи из Лондона. Мать Джонни тогда с большим трудом упросила Гуммерта не делать этого, чтобы не обрушить на головы Фибелькорнов еще большее несчастье. Как-никак, а их сыновья лежали в далекой России, один — под Ленинградом, а другой — где-то в Крыму.

«Но где, спрашивается, надпись, которую оставила для меня собственная мать?» — с опаской подумал Джонни.

Он поспешно пробежал глазами остальные надписи, являющиеся своеобразными признаками жизни людей.

«Мы счастливо отделались, Крюгер», «Где находятся Нитше?» или же: «Мы у бабушки в Шверине».

Наконец с самого краю, между окнами их бывшей спальни, он обнаружил короткую, неровную надпись:

«Джонни, мой милый мальчик, приходи…» — Дальше ничего нельзя было разобрать, так как на стене отсутствовал большой кусок штукатурки,

«Приходи… Но только куда приходи? К кому?» Бабушка и дед Джонни погибли, дядя Альфонс и тетка Клерхен — тоже. Своей надписью мать как бы признавалась Джонни в любви, но что она написала дальше?

Самое главное, конечно, что она жива.

В это мгновение хрипло заскрипела подвальная дверь.

36

Существо, похожее на гномика.

Нанни.

Разговор в мрачном дворе.

«Давай останемся вместе, Джонни!»

Джонни испуганно втянул голову в плечи и замер.

«Я ослышался, — подумал он, — наверное, это всего лишь крыса». И в тот же миг он услышал едва уловимое поскрипывание, как будто за стеной кто-то осторожно идет по гальке.

Мальчуган быстро спрятался за стеной дома, мысленно взвесив, не будет ли лучше, если он отойдет к кустам бузины. Но тут от кирпичного выступа медленно отделилась маленькая фигура.

Девочка. Она была небольшого роста. Ей едва ли было больше десяти лет, хотя выглядела она значительно старше. Джонни смотрел на бледное, перепачканное лицо. Голова ее была пострижена чуть ли не наголо. Ребенок был похож на какое-то подземное чудище, которое случайно выбралось на поверхность земли.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Джонни больше со смущением, чем с удивлением.

Девочка не выказала ни тени страха. Лишь расширились ее глаза, отчего лицо стало похожим на рожицу гнома. Дышала она полуоткрытым ртом.

— Ты одна?

— Да, — тихо прошептал ребенок.

— А где же твои родители: я имею в виду твою мать?

— Мать пропала.

— Куда пропала?

— Я не знаю.

— И когда же она пропала?

Девочка смотрела в землю и комкала край своего порванного платья из дешевого, зеленоватого материала. Пальцы у нее были как восковые и так худы, что напоминали птичьи лапы.

— Этого я тоже не знаю, — тихо пробормотала она.

— Я не знаю, и это я тоже не знаю, — передразнил ее мальчик. — А что ты вообще знаешь?

— Все дома загорелись, — проговорила девочка, отворачиваясь в сторону, — мы с мамой убежали. Все люди побежали куда-то. И тогда моя мама вдруг пропала. — Сильно выступающее Адамово яблоко девочки скользило взад и вперед, словно дрожь пробегала по ее худой шее. — Когда это случилось, еще лежал снег.

— Ну, хорошо, — доброжелательно проворчал Джонни, — только не реви, пожалуйста.

— Я вовсе и не плачу. Я вообще не могу больше плакать… — Отвернувшись, девочка прошаркала мимо мальчугана. На ней были деревянные башмаки и шерстяные гольфы: резинка на одной ноге порвалась, так что гольфы соскользнули ей до лодыжки. — Там я жила, — неожиданно пояснила она и показала на сгоревший сбоку дом.

— Чепуха, — сказал Джонни, — я знаю всех ребят в округе. Тебя я здесь что-то никогда не видел!

— Зато я тебя часто видела!

Мальчик поднял голову и с удивлением спросил:

— Меня?

— Да. Тебя зовут Иоганнес Бахман, Джонни. Ты всегда играл здесь во дворе, конечно, не с нами, девочками, а с мальчишками. Ты же еще иногда таскал меня за косу. — Девочка показала на маленькую площадку за бузиной, на которой был разбит газон, а сейчас лежала большая куча битого кирпича.

— Там мы всегда играли в куклы. У моей куклы были длинные красивые волосы. И у меня волосы были длинными и красивыми. — Вдруг девчушка показала на куртку мальчика. — Что это за звездочка у тебя?

Джонни, однако, ничего не ответил и еще раз внимательно оглядел девочку.

Он начал что-то припоминать. Рука! Ее рука, которая все еще теребила подол платья. Она же и тогда всегда так делала, когда плакала. Наверное, это была привычка.

— Тебя зовут Нанни? — спросил мальчуган.

Малышка кивнула.

— Марианна Клат!

— Да.

Джонни попытался вспомнить, как эта девочка выглядела несколько месяцев или недель назад. С большим трудом ему это удалось. Зато он хорошо запомнил мать Нанни. Фрау Клат — высокая, на удивление худая женщина, носившая зимой и летом одно и то же старое черно-зеленое пальто. Она постоянно чем-то болела. Голос у нее был плаксивый. Особенно жалобным он становился тогда, когда она умоляла детей, игравших во дворе, быть осторожными и не шалить, когда она медленно на своих тощих ножках направлялась к боковому флигелю. Все друзья Джонни старались передразнивать и ее голос и ее жесты.

— Твои красивые, длинные волосы, — проговорил мальчуган, немного помолчав. — Тебя еще что-нибудь интересует, кроме твоих волос?

Нисколько не обидевшись, девочка объяснила:

— Их мне остригли, потому что завелись вши. Есть у тебя что-нибудь поесть?

Джонни сокрушенно покачал головой.

— Жаль, — пробормотала девочка. Она залезла на бочку с мусором и откинула белесую крышку. — Я раз здесь нашла несколько старых картофелин! — крикнула она и. наклонившись, начала копаться в мусоре. Через минуту она держала в руке сморщенную, обсыпанную глазками картофелину.

— Сегодня утром у меня был хлеб, половина буханки, сейчас же здесь это… — Девочка спустилась с бочки, отломила картофельный росток и положила его в рот.

— Нанни, — Джонни подошел к ней ближе, — скажи, что было после того, как ты потеряла маму?

— Несколько дней я бегала вокруг соседних домов и все искала мамочку. Потом меня отвели в детский дом, но он на следующую ночь тоже сгорел, и я попала куда-то в другое место. В детском доме мне не понравилось. Там я и подцепила вшей и сыпь. Посмотри! — Она отогнула воротник платья и показала на красноватые пятна величиной в пфенниг с заскорузлыми краями, которые высыпали у нее на шее. — Потом я убежала из детского дома.

— Давно это было?

Девочка, перестав жевать, выплюнула на землю грязный кусок картофелины. — Сгнила, — сказала она с отвращением и вздрогнула. — Жаль, Джонни, что у тебя нет ничего поесть. Звездочка, которая у тебя на куртке, — русская звездочка?

— Да.

— Где ты ее взял?

— Получил в подарок.

— От настоящего русского?

— Я был в Красной Армии. Но когда же ты убежала из детского дома? — дальше выспрашивал мальчик.

Нанни задумалась.

— Вчера я стащила хлеб. А до этого вечером…

— Стало быть, два дня назад.

— Может быть.

— А почему ты бежала именно сюда?

— Я знаю, моя мамочка будет меня искать, обязательно будет. Тогда она придет на место, где стоял наш дом…

«Это вполне возможно», — подумал про себя мальчик и сел рядом с девочкой, опираясь спиной на мусорную бочку. Лишь сейчас он почувствовал, как сильно ноют у него ноги. Он снял неуклюжие ботинки, потом лохмотья, которые ему сшил из брезента Густав.

— Где же ты вообще спишь? — спросил Джонни. Девочка показала на подвал.