Лина и еще несколько женщин в белых халатах разносили на подносах жаркое.

- Ешьте ребята, ешьте! - угощала Лина. - Вы заслужили добрый обед.

Увидев Харкуса, Лина принесла и ему кусок мяса.

- Ешьте, товарищ майор!

Однако некоторым товарищам кусок почему-то не шел в горло. К ним относились те, кто плохо действовал, в том числе и Экснер. Обер-лейтенант время от времени бросал через стол беглые взгляды на майора, а из головы не выходила картина, как Харкус вошел в дом Кристы.

«Почему майор направил мою батарею именно по этому маршруту? Неужели он сделал это специально, заранее зная, что она не справится с задачей?…» - думал Экснер.

Когда солдаты, закончив обедать, вышли из клуба, они увидели, что майор разговаривает с капитаном Петером, который только что вернулся откуда-то на машине.

Экснер подошел к командиру полка, чтобы получить его разрешение на обратный марш.

Однако майор указал рукой на капитана Петера, который распорядился:

- Сейчас вы поедете не в расположение части, а прямо на стрельбище. В пятнадцать ноль-ноль у вас начинаются стрельбы из автоматов.

Экснер сначала посмотрел на майора Харкуса, затем на капитана Петера и лишь после этого сказал:

- Слушаюсь! - Голос его прозвучал тихо и нервно.

«Только этого мне не хватало, - думал обер-лейтенант, идя вдоль строя солдат. - Стрельба пройдет у меня нисколько не лучше, чем само учение. Обязательно провалимся и там. Одни только неприятности вот уже вторые сутки подряд».

На правом фланге строя стоял Каргер, вид у него был немного усталый и сонный. Он смотрел на командира батареи, и в его взгляде не было ни капли упрека, а лишь одна озабоченность.

Обер- лейтенант подозвал к себе Каргера и сообщил, что батарея направляется прямо на стрельбище и поведет ее Каргер.

9

Майор Харкус подошел к ярко освещенному полковому клубу, где через несколько минут должно было начаться партийное собрание. Перед этим майор почти два часа разбирал с командиром второго дивизиона результаты учения и стрельбы четвертой батареи. В рабочей тетради Харкуса после этого появилось несколько исписанных страниц.

В фойе клуба толпились солдаты и жители поселка, пришедшие, чтобы посмотреть новый кинофильм. Майор, перешагивая через ступеньку, поднялся на второй этаж. Но он мог и не спешить - собрание еще не началось, офицеры стояли в коридоре: кто курил, кто пил кофе.

Харкус поздоровался со всеми кивком головы, чтобы не мешать беседе. Однако от Берта не ускользнуло, что хотя офицеры и не прерывали своих разговоров, но все-таки с повышенным любопытством следили за ним - кто с недоверием, кто с доброжелательностью.

Уже по этим взглядам Харкус понял, что на собрании определятся не только его друзья, но и недоброжелатели. Он только крепче сжал в руках свою тетрадь с записями. Харкус твердо решил стоять на своем. Только что закончившееся учение четвертой батареи дало ему в руки много доказательств того, что пора не только отстаивать свои принципы, настало время для перехода в решительное наступление на твоих противников.

Неподалеку от майора с кофейной чашечкой в руке стоял подполковник Штокхайнер.

- Ну, как дела? - спросил подполковник Хариуса, отхлебнув глоток кофе.

- Неожиданный визитер! - сказал майор, стараясь заглянуть в светло-голубые глаза подполковника, который, однако, сосредоточил все свое внимание на том, чтобы не расплескать кофе.

- Ты же знаешь, что у тебя много противников, так что за тобой нужно присматривать. - И он снова отхлебнул из чашечки.

- Устроишь мне головомойку? - спросил его майор.

- Быть может. Ну, как твоя четвертая?

- По-всякому.

- Понимаю, понимаю, не хочешь заранее открывать свои карты.

- Подождем немного. - Майор тихонько похлопал себя по ноге тетрадью.

- А разве командир дивизии не приказал тебе прекратить всевозможные учения?

Майор покачал головой:

- Венцель потребовал от меня прекратить поднимать людей по тревоге, и я их уже не поднимаю с прошлого четверга.

- Ответ, достойный бравого солдата Швейка. Но у нас в штабе такие ответы не любят. Даже если отвечаешь ты.

Харкус промолчал.

Вчера утром полковнику Венцелю стало известно о том, что майор Харкус вывел четвертую батарею полка на учение. Услышав об этом, полковник снял очки и, прикрыв уставшие глаза пальцами, задумался. Потом позвонил в полк Веберу и спросил его, с какой целью Харкус вывел батарею в поле…

- Венцель просил обо всем проинформировать его утром.

- Хорошо, возможно, завтра я сам позвоню ему.

- Можешь делать что хочешь, - раздраженно сказал подполковник и пошел в зал. Обернувшись, он крикнул: - Сейчас будем начинать!

Коммунисты один за другим входили в зал. Вид у подполковника был злой, он нахмурился и закусил нижнюю губу. Харкус знал Штокхайнера еще по учебе в академии, они учились в одной группе. Подполковник пришел в академию из полка, окончив ее, он долго раздумывал над тем, возвращаться ему обратно или просить назначения в вышестоящий штаб. В конце концов Штокхайнер предпочел полку штаб.

Подполковник шел в зал вслед за Харкусом, который раскланивался направо и налево со знакомыми офицерами и солдатами.

Штокхайнер чувствовал себя в полку гостем, в обязанности которого входило доложить завтра утром командиру дивизии обо всем увиденном и услышанном на собрании, а также высказать и свое личное мнение. Правда, могло получиться и так, что полковник Венцель вовсе не станет его слушать, а только махнет рукой и скажет, что Брайткант ему уже обо всем рассказал.

Брайткант стоял неподалеку от стола президиума и разговаривал с Вебером и Кисельбахом, время от времени дотрагиваясь до груди то одного, то другого своей незажженной трубкой.

Штокхайнер ехал в полк вместе с Брайткантом.

- Я только прошу вас, товарищ подполковник, не спешить, - сказал Штокхайнеру Брайткант по дороге. - Не пытайтесь сразу же повлиять на ход собрания. Это их собрание, и я хотел бы знать, как они сами решают собственные вопросы. И еще я хотел бы попросить вас по возможности внешне никак не проявлять своего отношения к выступающим. Вы же знаете, что в каждой части есть люди, которые внимательно следят за выражением лица старшего начальства и в зависимости от этого продумывают свои выступления. Как правило, их выступления не бывают откровенными и правильными. Вы меня, надеюсь, поняли?

Безусловно, Штокхайнер прекрасно понял Брайтканта. Он прошел мимо остановившегося Харкуса и стал искать себе свободное место.

Харкус окинул собравшихся в зале коммунистов беглым, но внимательным взглядом. В правом углу рядом с фрау Камски Берт увидел Кристу Фридрихе. Она кивнула ему и улыбнулась. Библиотекарша заметила, что Харкус очень удивился и обрадовался, увидев ее в зале. Кристе было приятно, что ее присутствию здесь рады.

Харкус сел на свободный стул рядом с Хауфером. Со своего места, если чуть-чуть повернуться вправо, он мог видеть лицо Кристы. Тетрадь он положил перед собой на стол, прикрыв ее сверху фуражкой. Откровенно говоря, он действительно не ожидал встретить здесь Кристу, особенно после того, как собственными глазами прочел слова: «Акт о передаче имущества».

«Значит, она не уехала? Интересно, почему она осталась в Еснаке? Только из-за партийного собрания? Но если она собралась уезжать насовсем, то ее вряд ли заинтересует партийное собрание. Так почему же она, собственно, не уехала?» - размышлял Берт. Ответ на этот вопрос казался ему сейчас важнее всего. Еще никогда в жизни личное не приобретало для него такого значения. Майор решил сегодня же, после собрания, спросить Кристу, почему она не уехала в Дрезден.

Секретарь парткома штаба капитан Хофмайстер объявил собрание открытым. Когда капитан говорил, он старался не шевелиться, двигались лишь одни губы да темные глаза. Хофмайстер всегда и в любой обстановке выглядел безукоризненно. Офицеры полка уважали капитана за его принципиальность и строгость в решении финансовых вопросов и за аккуратность. Таким же принципиальным капитан был и в решении партийных вопросов. Он никогда никому не давал никаких обещаний, если знал, что не сможет выполнить их.