— Вам и соврать недолго.

Кэйд извлек удостоверение и положил на стойку бара.

— Я не вру.

Старик вернулся к стойке, вытащил из нагрудного кармана очки в стальной оправе и напялил их на нос. Внимательно осмотрел удостоверение, потом снова взглянул на Кэйда.

— Я слышал о вас, — неожиданно сказал он. — Они ждали вас на демонстрации.

— Да-да. Меня заперли в номере гостиницы. Я только что выбрался оттуда.

— А насчет тех двоих, которых они поймали перед отелем… Они оба умерли. Вы бы уходили лучше. Если вас здесь застукают, меня тоже убьют.

— Послушайте, дело вот в чем. Я все это сфотографировал, — сказал Кэйд. — Мои снимки отправят на виселицу всех пятерых убийц. Одолжите мне автомобиль.

— В этом городе белых не вешают.

— Нет-нет! Их повесят, когда появятся фотографии. Вот увидите! Одолжите мне автомобиль. Прошу вас.

Пронзительная трель полицейского свистка разорвала тишину улицы, заставив обоих на мгновение замереть. Кэйд вытащил из бумажника пять долларов и визитную карточку с адресом. А потом извлек из кармана кассету.

— Меня, возможно, схватят, — сказал он. — Но нельзя, чтобы они получили эти негативы. Вы должны обязательно переправить их в "Нью-Йорк сан". Понимаете? Ясно, конечно, вы человек старый, бедный. Вам страшно. Но, по крайней мере, хоть это вы можете сделать для тех двух молодых людей, которых там убили. Пошлите эту кассету и мою карточку в "Нью-Йорк сан".

Он решительно повернулся и зашагал к двери. Распахнул ее и осторожно выглянул.

Снова трель полицейского свистка, хотя в проулке никого не было видно. Кэйд торопливо зашагал к перекрестку. Сердце его отчаянно колотилось, но при этом он испытывал чувство странного возбуждения. Он был уверен, что старый негр переправит кассету Мэтисону. Теперь уже не столь важно, что произойдет с ним самим. Дело сделано — и он чувствовал себя честным перед всеми.

Он даже не ускорил шагов, когда из-за угла выбежали трое мужчин. Взмахнув дубинками, они набросились на него..

Глава 2

Четырнадцать месяцев тому назад, до поездки в Истонвилл, Кэйд находился в Акапулько, в Мексике. Там он заканчивал серию снимков для цветного приложения к "Санди таймс".

Кэйд был в расцвете своей весьма удачной карьеры. Он строго придерживался статуса "свободного художника": сам выбирал контракты. Он делал превосходные фотографии, которые его нью-йоркский агент Сэм Уонд выгодно продавал, переводя на банковский счет Кэйда приличные деньги.

Ему везло во всем. Настоящий счастливчик. Он был известен, материально обеспечен, всем нужен, здоров, талантлив. Успех не испортил его. Но, как большинство талантливых людей, он имел и свои слабости: был экстравагантен, пил больше, чем следовало бы, и уж очень любил компанию красивых женщин. Все это компенсировалось другими качествами: он был щедр, бескорыстен и покладист. Не имея жены и семейных привязанностей, он порой испытывал чувство одиночества. Жил, как говорится, без корней. Много времени проводил в поездах, самолетах, автомобилях. Весь мир был для него мастерской.

Только что он вернулся из Сантьяго. Там, на озере Атитлан, снял фотосерию о быте индейцев. Фотографии получились отличными: смотришь и чувствуешь эту пыль, запах грязи, начинаешь понимать, что вся жизнь индейцев состоит из непрерывной борьбы за существование.

Для публикации снимков ему не хватало достойного обрамления. Кэйд решил, что здесь необходим какой-то контраст. Часть его таланта и состояла в умении найти точные пропорции в этой смеси "уксуса с маслом".

Потому он и приехал в Акапулько. С помощью 20-миллиметрового объектива он сделал прямо противоположные по характеру снимки: сальные, обрюзгшие туши, старые, с раздутыми венами, вульгарные и пышные, которые лежали на солнце подобно раздувшимся от газов трупам. Как и на других подобных фешенебельных курортах, Акапулько демонстрирует вычурное богатство, чрезмерную роскошь и одновременно слепоту к безобразному.

Он жил в отеле "Хилтон" в Акапулько, а снимки пересылал Сэму Уонду. Наконец наступило долгожданное чувство расслабленности, какое он всегда испытывал после завершения трудного задания…

Сидя в матерчатом полосатом шезлонге возле огромного плавательного бассейна с приличной дозой водки в бокале, он мысленно прикидывал планы на ближайшее будущее. Шумные и вульгарные, почти голые американские туристы плескались в бассейне, как игривые киты. Кэйд холодно наблюдал за ними: неприятно, что так много стариков и так мало молодых имеют деньги. Он допил бокал, подхватил свою неразлучную "минольту" и легкой походкой пошел по ажурному мостику в дальний конец бассейна, туда, где находился общий пляж.

Сам того не зная, он приближался к месту роковой встречи с собственной судьбой. Именно в тот самый солнечный полдень он впервые увидел Хуану Рока — женщину, которой суждено было погубить его, превратить в развалину, в человека, которого позднее будут забивать насмерть в городе под названием Истонвилл.

Мексиканские женщины рано созревают. Если они не следят за собой, как чаще всего и бывает, то довольно быстро становятся толстыми, бесформенными и непривлекательными. Хуана Рока была мексиканкой, на вид двадцати шести-двадцати семи лет. Рост повыше, чем у средней мексиканской девушки, черные шелковистые волосы до колен. Цвет кожи — удачное сочетание кофе с молоком. Большие глаза, блестящие и черные.

Она лежала на спине, черные волосы обрамляли ее лицо и тело, глаза были закрыты.

Его тень упала на ее лицо, и она открыла глаза. Они взглянули друг на друга, она улыбнулась.

— В полном одиночестве? — спросил Кэйд, стоя над ней.

— А вы не в счет? — У нее был приятный акцент. — Я видела вас вчера вечером. Вы из "Хилтона", да?

Она села и откинула волосы назад, — они черной волной заструились по спине.

— Вы ведь Кэйд, правда? Фотограф?

Он засмеялся от удовольствия.

— Откуда вы знаете?

— О, я много чего знаю. — Она посмотрела ему в глаза. Кэйд стоял неподвижно, ошеломленный ее красотой и дружелюбием.

— Видела часто ваши снимки. Вы, должно быть, порой очень несчастны.

— Давайте не будем говорить обо мне, — сказал он. — Поговорим лучше о вас. Скажите, как вас зовут?

— Хуана Рока.

— Вы здесь проводите отпуск?

— М-м… нечто в этом роде.

— И где остановились?

— Пятьсот семьдесят седьмой номер, отель "Хилтон". — Она засмеялась и отбросила со лба тонкими, изящными пальцами прядь волос.

Он даже слегка вздрогнул.

— Невероятно! А я в пятьсот семьдесят девятом.

— Я знаю. Я сегодня утром поменяла номер.

— Поменяли? — произнес он дрогнувшим голосом. — Почему?

Она взглянула мимо него в голубые тихоокеанские дали. На лице ее играла легкая непроницаемая улыбка.

— Который час? — спросила она.

— Час? — Какое-то время он глупо глазел на нее, потом торопливо посмотрел на часы. — Без двадцати два.

— Ой! Мне пора. — Она поднялась и подхватила легкое одеяло, на котором лежала. — Я пошла. Он терпеть не может, когда я опаздываю. Надо же, как поздно…

— Кто?. Не уходите! Подождите…

Она удалялась почти бегом через песчаное пространство. Бежала грациозно и легко в отличие от большинства девушек, скорее мужским бегом.

Кэйд стоял на коленях в песке, провожая ее взглядом. Он влюблялся десятки раз и десятки раз разочаровывался. Теперь это было нечто новое, не похожее на все предыдущее. И это встревожило его, он вдруг почувствовал неуверенность в себе.

"Поменяла комнату? Что это — шутка?"

Он подобрал фотокамеру и направился в отель. На середине мостика остановился и посмотрел в сторону ресторана на открытом воздухе под соломенным тентом. Почти все места были заняты. Официанты— мексиканцы разносили подносы с экзотической едой, лавируя между столиками с точностью смазанных и хорошо отрегулированных роботов. Толстые американки в идиотских цветастых шляпах и купальных костюмах развалились в креслах. Волосатые старики в плавках, с брюхом, покоящимся на коленях, громко перекликались, приветствуя друг друга.