Чжан Цзин-жуй обошел двор. Часовые всюду стояли на своих местах.

Хань Лао-у с трудом поднялся, сделал шаг к двери, на момент в нерешительности остановился перед ней, но затем с силой толкнул ее ногой. Он направился прямо к Сяо Сяну и, отозвав его в сторону, глухо сказал:

— Хочу поговорить…

— Хорошо, — спокойно ответил начальник бригады и жестом пригласил в соседнюю комнату.

Собрание давно уже кончилось и в большой комнате наступила тишина, а они все еще говорили. Зимняя ночь медленно плыла над уснувшей деревней. Вань Цзя уже в третий раз подлил масла в лампу, а они говорили и говорили.

Только когда пропели петухи и на востоке зажглась заря нового дня, Вань Цзя спросонок услышал последние слова Хань Лао-у:

— Это все. Больше мне сказать нечего. Я был связан только с этими людьми. После пятнадцатого августа мне был передан приказ от начальника передовых частей гоминдановской армии. Я наведался в эту деревню и ночевал здесь у покойного брата. Я только что изложил вам, как и когда связался с указанными мною людьми. Кстати, побывал я и у Лю Дэ-шаня, но когда на следующее утро через своего человека велел ему явиться, он просто сбежал из деревни. Все это чистая правда, без единого слова лжи. Да, я признаю, что совершил несколько преступлений против односельчан, и все же прошу у вас снисхождения. Если вы даруете мне помилование, я из благодарности обещаю исправиться и честным трудом искупить свои преступления.

После того как увели арестованного, начальник бригады приказал Чжан Цзин-жую арестовать гоминдановских агентов, которых назвал Хань Лао-у. Одновременно Сяо Сян отправил двух милиционеров в уездный город, вручив им протокол дознания и список агентов, проживающих в других местах. Он написал также начальнику милиции, предлагая передать список в провинциальное управление, чтобы там список размножили и разослали по уездам.

XXVI

Вечером Сяо Сян пришел на собрание, посвященное переделу земли. На лице его играла радостная улыбка. Он поднялся на кан и с воодушевлением заговорил:

— Товарищи! Земляки! Мы свалили помещиков. Помещики были нашими открытыми врагами, но у нас остались еще скрытые враги. Это агенты Чан Кай-ши и американских империалистов. Если мы не ликвидируем этих бандитов, они будут нам вредить. Несколько дней тому назад мы арестовали одного из них. Вы все знаете, что это родной брат помещика Хань Лао-лю. Мы допрашивали его в течение трех суток, но он все отрицал и, лишь услышав на собрании о разгроме чанкайшистских банд, наконец признался.

Раздались долго несмолкавшие рукоплескания.

— Он признался, что сначала был японским шпионом, а после пятнадцатого августа стал гоминдановским агентом. Побывал он и в нашей деревне, где с помощью своих друзей и родственников развернул преступную деятельность…

— Я давно знал об этом! — поспешил вставить старик Сунь.

— Ты все знаешь, только почему-то молчишь, — не выдержал Чжан Цзин-жуй.

— Перестаньте! — остановил их Го Цюань-хай. — Слушайте, что говорит начальник Сяо.

— Этот Хань Лао-у, — продолжал Сяо Сян, — сообщил нам, с кем он был связан в нашей деревне. Он признался и в том, что прежний председатель крестьянского союза Чжан Фу-ин был… — в этот момент Сяо Сян закашлялся от табачного дыма.

Кругом поднялся шум.

— Кем же он был? — спросили присутствующие: одни с любопытством, другие с затаенным страхом.

Сяо Сян улыбнулся:

— Хозяином своей харчевни.

По комнате прокатился дружный смех, и напряжение сразу разрядилось. Но некоторые все-таки продолжали допытываться:

— Так кем же он был в конце концов?

— Он был гоминдановским приспешником, а за его спиной стоял хозяин…

— Кто такой? — спросили сразу несколько человек.

— Племянник Ли Чжэнь-цзяна, всем известный Ли Гуй-юн. Этот Ли Гуй-юн — гоминдановский шпион, а Хань Лао-у — его непосредственный начальник…

Старик Сунь, не дожидаясь, когда Сяо Сян кончит говорить, спрыгнул с кана и закричал во всю мочь:

— Я сейчас же арестую эту собаку Ли Гуй-юна! Кто не трус, за мной!

— Только тебя и ждем, — рассмеялся Чжан Цзин-жуй. — Никак не поймем, почему ты медлишь?

— Если б ждали, пока ты соберешься, — еле удерживаясь от смеха, сказал председатель, — Ли Гуй-юн давно бы гулял по сопкам.

Снова раздались аплодисменты.

— Уже арестовали? — растерянно спросил возчик и, пристыженный, забился в угол.

— Председатель Мао, — продолжал с улыбкой Сяо Сян, — говоря о текущем моменте и наших задачах, указывал, что тылы Народно-освободительной армии теперь значительно укрепились. Мы видим это и здесь, в Маньчжурии. Наш командующий Линь Бяо одерживает на фронтах все новые победы, в чем лично сумели удостовериться Лю Дэ-шань и Ли Всегда Богатый.

— Да, большие победы! — подтвердил сидящий на кане Лю Дэ-шань. — Военнопленных так много, что все поезда забиты…

— Гоминдановским войскам, пусть даже у них крылья вырастут, не уйти от разгрома. Им остается только одно — восстать против своих генералов, капитулировать и сдаться в плен. А бандитов, скрывающихся в тылу, мы постепенно выловим. Теперь перед нами — новые задачи…

— Пора поднимать наше производство!

— Правильно говорите! — воскликнул начальник бригады. — Мы как раз и собрались сегодня, чтобы закончить передел земли. Когда мы это сделаем, народное правительство каждому крестьянину выдаст документ на владение участком. Земля — основа крестьянской жизни; каждый заинтересован в том, чтобы получить хорошую землю. Земля — не платье. Она не изнашивается и служит не только своему хозяину, но и его детям, внукам и правнукам. Я предлагаю прежде всего избрать комиссию. Займитесь этим сами, а я скоро вернусь.

Он вышел во двор. Там его уже ждал Чжан Цзин-жуй.

— Вот тебе сопроводительное письмо, — обратился к нему Сяо Сян, протягивая запечатанный конверт, — ты сам доставишь арестованных в уездный город.

Во дворе под охраной стояли связанные Хань Лао-у, Ли Гуй-юн и Чжан Фу-ин.

— Чжан Фу-ина развяжи. Он раскаялся во всем, — сказал начальник бригады и, попрощавшись с Чжан Цзин-жуем, вернулся в комнату, где продолжалось собрание.

Выбирали комиссию.

— Я предлагаю Суня! — крикнул старый крестьянин.

— Я выдвигаю Дасаоцзу! — подала голос жена Лю Дэ-шаня.

— Да не спешите вы! — вскочил возмущенный Чу. — Дележ земли — дело нешуточное, а вы стариков да баб выдвигаете.

— А что из того, что Дасаоцза женщина, — спокойно ответила жена Лю Дэ-шаня. — Она любого мужчину за пояс заткнет. Кроме того, она прежде каждый год полола помещичьи поля, и нет такого кусочка земли, которого она не знает.

— Дасаоцзу выдвинуть можно, — начал Сунь, — а меня не надо. Я разными другими делами занят, и мне недосуг, словом, не могу… Я вместо себя выдвигаю другого человека, которого вы почему-то забыли. Все его хорошо знают, он первый в нашей деревне человек и наш руководитель…

— Ладно! Можешь не продолжать! — прервали его крестьяне. — Выдвигаем и поддерживаем нашего председателя Го!

Затем выдвинули старика Чу и Ли Всегда Богатого. Последний предложил кандидатуру Лю Дэ-шаня, но это вызвало возражения. Первым запротестовал старик Чу:

— Да он же середняк, как его выдвигать!

— Что ж из того, что середняк? — спросил Ли Всегда Богатый. — Он теперь с нами заодно. Как побывал на фронте, совсем изменился, а кроме того, он лучше всех в деревне знает, где какая земля и сколько урожая можно с нее снять…

Никто не знал, можно ли допустить середняка к работе в такой комиссии, и все вопросительно уставились на Сяо Сяна. Тот поднялся с места:

— Надо спросить у Лю Дэ-шаня, присоединит ли он принадлежащую ему землю к общему фонду.

— Можно и присоединить… — не очень охотно согласился Лю Дэ-шань.

— Постой, постой, — обернулся к нему старик Чу. — Что это значит «можно»? Ты нам прямо скажи: хочешь ты или нет?

Лю Дэ-шань промолчал.

Сяо Сян понял Лю Дэ-шаня и деликатно посоветовал отложить этот вопрос, а пока заняться пересмотром уже произведенного в прошлом году раздела земли.