Протяжно выругавшись, получатель выскочил из вагона и быстро зашагал по перрону.

— Вот гадай теперь, — покачал головой Тихон Григорьевич, — один он работает или с полицией заодно? Если полиции донесет, тогда надо коробку подальше ховать от вагона.

— Вот задал я вам заботу, — виновато сказал Леонид.

— А какая тут забота? Отведут вагоны в тупик, там и спрячем где получше.

И точно в подтверждение его слов, вагоны загремели буферами и покатились в тупик. Тихон Григорьевич выскочил из вагона и спрятал коробку под штабель шпал.

— В вагонах теперь пусть ищут, наше дело сторона, — усмехнулся он. — Подождем малость, а потом пойдем обедать.

Но вскоре пришел получатель посылки. Он вошел в вагон первого класса и вытащил из под пиджака объемистый мешочек.

— Вот, считайте, ровно триста. Нечестно так обдирать. Мне самому ни чего не останется!

— О честности, господин хороший, говорить не будем, — пересчитывая серебряные даяны, усмехнулся Тихон Григорьевич. — На даровщинку хотели проехать, а не вышло! Леня, принеси посылку, счет ровный.

— Ну что ж, — беря коробку, разулыбался ее получатель, — может и дальше наладим постоянный контакт?

— Нет, мы этим делом не занимаемся, — сурово сказал Тихон Григорьевич. — Нам свобода дороже. Правда, Леня?

— Правда. — испытывая огромную благодарность к Тихону Григорьевичу за то, что он отвел от него беду, ответил Леонид.

— Ну что же, жаль! А то бы постоянный навар был.

— Без навара обойдемся, — слегка подтолкнул в спину получателя Тихон Григорьевич. — Гуляйте, господин, а нам убираться да отдыхать надо!

— Большое вам спасибо, — сказал Леонид, когда они остались одни. — Вы так выручили меня!

— Это ты меня выручил, а не я тебя, — засмеялся Тихон Григорьевич. — Триста даянов серебром пополам поделим, как с неба свалились!

— Нет, мне не надо, — застеснялся Леонид.

— Экий ты еще суслик, — покачал головой Тихон Григорьевич. — Кто же от денег отказывается? Только мы пока их хорошо заховаем у меня в вагоне, а то вдруг полиция с обыском нагрянет. Этот тип может стукнуть, что у нас серебряные даяны есть, вроде за контрабанду мы их получили, китайцы сразу отберут.

И, действительно, как только поезд отошел от станции Маньчжурия, в вагонах у Леонида и у Тихона Григорьевича несколько полицейских сделали обыск. Они молча шарили во всех шкафах, ящиках, выстукивали стенки вагонов, перерыли все белье, однако ничего не нашли и вышли в Чжалайноре, так и не сказав, чего искали.

— Пронесло, — хитровато усмехнулся Тихон Григорьевич, когда поезд пошел.

— Я надежно запрятал. А ведь донес полиции господин-то хороший, это его работа, значит заодно с полицией работает.

— А почему же он тогда сразу не сообщил полиции о посылке?

— Да очень просто, почему. Если бы он сообщил, то полиция у него наверняка, весь героин забрала, а так он с ними только доходами делится, откупается вроде, чтобы они его не трогали. А тут он просто решил нам отомстить и дунул полиции, что у нас серебряные даяны есть за провоз контрабанды.

— Так нас могут и в Харбине еще обыскать, маньчжурская полиция и туда может сообщить.

— Вряд ли, харбинская полиция с маньчжурской делиться не будет, себе все заберет. Но все же осторожность соблюдать надо, всякое может случиться.

Тихон Григорьевич оказался прав. По прибытии в Харбин все обошлось благополучно, обыска не было и когда вагоны отвели на запасные пути, Тихон Григорьевич принес Леониду завернутые в плотную бумагу тяжелые колбаски сложенных в стопочки серебряных даянов.

— Вот, получай свою долю. А только не советую больше такими делами заниматься. Один раз прошло, а в другой и засыпаться можно.

Леонид взял деньги. Было в них что-то нечистое, словно украл он их. Но одновременно чувство торжества шевелилось где-то внутри от сознания, что Меньшикову и его маньчжурскому сообщнику не удалось провести его, как слепого щенка. Правда, заслуга в этом была Тихона Григорьевича, но этот случай заставил Леонида смотреть на все более осторожно.

Нести домой сто пятьдесят даянов серебром Леонид не рискнул. Мать, узнав о них, подняла бы панику, решив, что ее Леня занимается контрабандой или какой другой нечестной работой. Надо было их где-то сохранить и Леонид отнес деньги Виктору.

— Ты сохрани их у себя, — попросил Леонид. — Если надо, то бери себе сколько надо. А так пусть до свадьбы лежат.

— Здорово ты гребанул, — удивился Виктор. — Так, работать можно! Это не то что у Порфирия Ивановича!

— Это случайно так вышло. На такие заработки надеяться нельзя. Вот для свадьбы поберегу.

Мечты о скорой свадьбе с Леокадией становились теперь все более реальными. Заработок был не высок, но все же определенный. Правда, его еле-еле хватало ему одному, теперь доходов от продажи чая не было, питаться в дороге нужно было за свой счет, скоро надо было заказывать зимнюю форму, значит опять большой расход. Но ведь живут-де как-то другие проводники с семьями, думалось ему, значит и он с Леокадией проживет.

А письма от Леокадии приходили все реже и реже. В каждом новом письме она отговаривалась тем, что все время занята, что писать нечего, да и на ее письма Леонид отвечал не сразу, так как обычно приходили в его отсутствие и ждали его по несколько дней. Но Леонид не сомневался, что скоро должен наступить день их встречи и Леокадия станет его женой.

Меньшикова Леонид встретил на крыльце дома, когда вернулся из поездки. Меньшиков разулыбался, сверкнув золотыми зубами, и вкрадчиво спросил:

— Ну-с, как посылочка? Доехала благополучно?

— Благополучно, — сухо ответил Леонид, но внутри поднималось желание ударить этого скользкого типа. — Так какое это лекарство Вы отправляли? Героинчик! Дураков искали! — распаляясь, крикнул он.

— Что Вы, Леня, — возмутился Меньшиков. — Как Вы смеете так со мной разговаривать?! Какой героин? Я понятия не имею что было в посылке!

— А почему же тогда вы предупреждали запрятать ее понадежнее?

— Ну просто на всякий случай. Клянусь честью дворянина, что я не знал! А откуда Вы узнали? — насторожился он. — Вы посылку вскрывали?

— Вскрывали! И узнали, что там героин!

— И кому Вы отдали посылку? — испуганно спросил Меньшиков.

— К сожалению, тому, кто за ней приходил. А надо было сдать в полицию!

— Вы напрасно так шутите, — сощурил глаза Меньшиков, видимо сразу успокоившийся, что посылка добыла по назначению и сразу обнаглевший. — С организацией, которая поручила мне отправить посылку, шутки плохие! Я Вам не советую так вызывающе держать себя! И рекомендую всю эту историю никому не разглашать! В Ваших же интересах! Понимаете? В Ваших! А то всякое может случиться, я, к сожалению, помочь тогда не смогу!

— Это что — угроза?

— Нет, только предупреждение. Я надеюсь, Вы поняли?

Меньшиков надменно поднял голову и пошел к калитке, обернулся и смерил Леонида гневным взглядом. Но одновременно в его глазах почудился Леониду подленький страх и весь он показался сейчас похожим на большую крысу, трусливую и гаденькую.

Пришла и прошла зима с топкой вагонов, выстаиванием на морозе при посадках пассажиров, ее сменила короткая весна, так же быстро пролетело лето и опять наступила погожая маньчжурская осень, сухая, безветренная. Казалось, что природа отдыхает от весенних ветров, летней жары и дождей. Только пухли реки, все еще не вмещавшие всю воду, пролившуюся в период дождей и растекавшуюся сейчас по полям и заливавшую пашни и огороды. Как всегда начинались в Маньчжурии наводнения.

Леонида перевели на поезд, курсировавший на линии Харбин-Пограничная. Здесь он был впервые. Природа восточной линии резко отличалась от природы западной. Здесь на сопках буйно рос дикий виноград, местность была гористая, железная дорога в некоторых местах делала неожиданные повороты, взбираясь на гору, и тогда из окна вагона был виден внизу путь, по которому только что прошел поезд. На станцию Пограничная поезд пришел под вечер. Когда вагоны отвели на запасные пути, Леонид вышел на перрон станции. За спиной садилось солнце, освещая сопки, за которыми лежала русская земля. И опять стало очень тоскливо, как тогда, в Маньчжурии, когда он с Тихоном Григорьевичем ходил смотреть на русскую землю. Теперь за этими сопками лежали русские просторы до самого Тихого океана. Где-то там был Владивосток, где сейчас жил Миша Ерофеев, от которого в прошлом году Леонид неожиданно получил письмо. После отъезда из России Леонид первое время переписывался с Мишей, но потом переписка оборвалась. В этом недавнем письме Миша Ерофеев писал, что адрес Леонида узнал от его тетки, которую встретил в Крыму, куда ездил отдыхать. Тетка изредка все же писала матери Леонида, почему-то боявшейся, что переписка с ней может повредить сестре.