Ясухиро Сунада (так звали нашего рыбака) еще издали заметил приближавшегося к нему Юкаву. Встреча с ним ничего, кроме пустой болтовни, не сулила, и Ясухиро чертыхнулся досадливо.

В тот самый момент, когда Юкава подошел к Ясухиро, тот внимательно следил за поплавками, так как начинался неплохой клев. Шум от приближавшихся шагов сильно ему мешал, но он изо всех сил старался не замечать его. Но вот Юкава подошел к рыбачившему вплотную. «Ба! Кого я вижу! — громко, с фальшивым удивлением воскликнул он. — Досточтимый Ясухиро Сунада, да поможет вам Аматерасу! Не могу ли я вам быть полезным и как ловится ваша рыбка?»

Раздосадованный Ясухиро Сунада выругался про себя сразу всеми ругательствами на этого так некстати припершегося сюда Юкаву и, поскольку рыба ловилась у него из рук вон плохо, не стерпел, не сдержал своего раздражения. В тоне этаком елейно-благостном, но с откровенной злостью он сказал ему: «Досточтимый и дорогой мой давнишний друг и сосед Юкава Сёё! Да будет вам покровителем сам Будда, но неужели вы не соображаете своей такой умной башкой, что своим противным писклявым голосом вы способны перепугать не только рыбу, но и все живое, что только имеется в этом чудесном озере?» И тут же, даже не повернув головы, добавил: «А не уберетесь ли вы, глубокоуважаемый, отсюда вон куда-нибудь подальше и как можно скорее?» Надо ли говорить вам о том, как был потрясен не ожидавший такой отповеди Юкава. У бедняги даже челюсть отвалилась от удивления, и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, он молча засеменил прочь и всю, говорят, дорогу мучительно думал о произошедшем, изо всех сил пытался представить себе, что же такое успел сотворить Ясухиро, чтобы вмиг разбогатеть? Потому что, думал Юкава, только человек очень богатый или разбогатевший очень быстро, мог позволить себе разговаривать с ним, Юкавой, в таком тоне.

— Вот вам и тот третий вариант, о котором я намекал вам, дорогой Нумато-сан, — сказал, закончив притчу, Канэмору. — Мораль сей басни такова: никогда не следует совать свой нос не в свой вопрос, в особенности если тебя не просят, — это во-первых. Во-вторых, человеку подобает быть скромным и всячески стараться избегать таких тягчайших пороков, как излишняя самоуверенность и самонадеянность. Бывает, думаешь так: все уже идет тебе в руки, только, бери, хватай не задумываясь! Однако здесь-то как раз и может подстеречь тебя этот проклятый третий вариант, когда вместо удачи получишь по физиономии широким рыбьим хвостом. И это в лучшем случае, а то ведь может выпасть на твою долю вариант и похуже!

Закончив притчу, Канэмору, спохватившись, извинился за то, что заболтался, заставил дорогого гостя так долго ждать. Откинув полог с коляски, он предложил ему занять в ней место.

Надвинув на глаза ветровые очки, Канэмору, как заправский этакий лихач, одним нажатием ноги на педаль завел мотоцикл и, сделав несколько прилаживающих движений, поудобнее разместившись на седле, резко газанул. Ездоком он оказался и в самом деле знатным, уже через каких-нибудь пятнадцать минут они были на другом конце города.

Конечно, гонять на такой большой скорости мотоцикл Суэтиро Канэмору было все-таки проще, чем простому смертному. Представьте себе солидную фигуру в полицейском мундире, которая уже всем своим видом внушает боязнь прочим водителям, трясущимся по неустроенным мостовым на других видах транспорта. К тому же Канэмору не очень-то уж и церемонился с правилами уличного движения, в особенности при обгонах впереди идущих машин, всегда, во всех ситуациях уступавших дорогу.

Так, мчась по окраинам города, Канэмору и Нумато описали огромную, километров в шестьдесят дугу, по ходу которой они старались примечать расположение зенитных батарей и тщательно оборудованных маскировочными сетями прибрежных участков, где находились капониры береговой артиллерии большого калибра.

Закончив этот объезд, разведчики решили заодно выполнить и вторую часть своей программы — поехать в порт, чтобы на катере, если это станет возможным, сделать вояж по прибрежной акватории и подсчитать снова: сколько судов на рейдах, сколько в. ремонте и какое количество кораблей за прошедшие двое суток успели исчезнуть из поля зрения.

Все это, сказал Нумато, необходимо выяснить как можно скорее, немедленно, потому что уже сегодня, в промежутке между 22 и 24 часами по радиосвязи должны поступить от командования новые, дополнительные указания. Нумато полагал также, что вместе с этими указаниями он может получить и оценку своей деятельности за минувший период.

Внимательно выслушав товарища, Канэмору в знак согласия кивнул головой. Поправив на лбу очки, он снова погнал свой мотоцикл, теперь уже в район порта.

Так по улицам шумного Сингапура носились в тот день на мотоцикле двое солидных мужчин — совсем в духе нынешних «босодзоку», или, говоря по-русски, «рокеров», о существовании которых они, эти двое зрелых мужчин, тогда, в 1944 году, конечно же, не могли даже и предполагать.

С бешеной скоростью, группами и в одиночку, носятся ныне эти безусые, «самоутверждающиеся» и «самовыражающиеся», в своем подавляющем большинстве бездельники юнцы по бесконечным ночным дорогам наших градов и весей в погоне за дешевой репутацией этаких ночных демонов и фантомасов, будоража покой мирных жителей, совершая наезды и аварии, дебоширя и хулиганя до такой степени, что безуспешная борьба с этим наваждением превратилась для властей многих современных технически развитых, урбанизированных стран в неразрешимую национальную проблему.

Войдя в здание управления сингапурским портом, Канэмору заявил дежурным офицерам, что ему срочно требуется катер. Разрешение на выход в море было получено без проволочек. Попросив дежурного офицера присмотреть за его мотоциклом, Канэмору предложил своему товарищу взойти на катер, который под флагом начальника полиции порта стоял у причальной стенки. Приглашение свое он повторил нарочито громко, расшаркиваясь в церемонных поклонах. Теперь уже вместо сидевших на веслах баркаса четырех полицейских, как это было в прошлую поездку, на катере находился лишь один моторист, исполняющий в то же время обязанности штурвального.

Принимая правила предложенной Канэмору игры, Нумато, также в целях большей конспирации, с видом чрезвычайно важной персоны, «надменно» не обращая внимания на офицеров, молча последовал за своим товарищем.

Внутренне усмехнувшись, Нумато еще раз с удовлетворением отметил, что его резидент — разведчик действительно классный, человек ловкий и предусмотрительный. Чего стоит хотя бы такой вроде бы, на первый взгляд, незначительный факт, как эта теперешняя сделанная им замена бывшего в прошлую поездку баркаса на катер! Да, ничего не скажешь: довольно хитер и мудр этот полицействующий Конфуций!

Самолично отдав швартовы, резидент тем самым без лишних церемоний взял на себя обязанности обслуживающего матроса, затем он пригласил Нумато в небольшую палубную надстройку, отделанную в целях кругового обзора вместо традиционной обшивки толстым зеркальным стеклом.

Место штурвального было отделено специальной, достаточно плотной перегородкой, так что секретность их разговоров разведчикам обеспечивалась. Как только они зашли в надстройку, Суэтиро Канэмору открыл шкафчик и достал из него морские двадцатипятикратного увеличения бинокли и расчехлил их.

Когда прошли волнолом, Канэмору расставил на миниатюрном столике заранее припасенную еду и предложил выпить. Он налил водки и непьющему Нумато. Тот, подняв чашку, чокнулся и тут же поставил ее на место. Канэмору с удовольствием опрокинул свою порцию в рот. В смысле чего-нибудь закусить оба были типичными американцами и с аппетитом принялись уничтожать хотя и не обильные, но весьма сытные, калорийные блюда традиционной европейской кухни.

Оба ели с особенной охотой еще и потому, что в целях все той же пронизывающей буквально все стороны их жизни конспирации они редко когда, в особенности на людях, позволяли себе выйти за рамки взятого на себя образа типичного японца, питающегося, как правило, очень скудно и в основном очень простой растительной пищей — той самой, которая, как саркастически выразился Канэмору, хочешь не хочешь, а заставляет тебя все же быть человеком естественным и всегда находиться в предельной близости к матушке-природе.