На этом, пожалуй, и кончались некоторые слабости и недостатки Мари, во всем остальном она, как секретарша фюрера, была безупречна и всегда на высоте и как бы всем своим существом идеально воплощала в себе пресловутую немецкую точность, педантичность и исполнительность.
…Во время стоянки готового к отправке поезда по маршруту Берлин-Париж-Лимож-Бордо по перрону вокзала с портфелем под мышкой прохаживался еще один провожающий — гестаповец в чине штурмбаннфюрера. К почтовому вагону он не подходил и, казалось, будто не обращал на него никакого внимания. Это был чиновник из хозяйственного ведомства СС — «епархии», которой почти самолично распоряжался обер-группенфюрер Поль.
В силу своей экспансивной натуры (Поль всегда крайне болезненно воспринимал критические замечания в свой адрес или если кто-либо хотя бы в малейшей степени пытался вмешиваться в его работу, корректировать его распоряжения в целом и в частностях) обер-группенфюрер Поль, когда дело касалось расходов в некотором образе сомнительного содержания, проявлял себя, как правило, решительным и прижимистым руководителем. Круг же его обязанностей как самого, так и всей этой службы СС был весьма и весьма обширен: хозяйственный отдел имперского управления безопасности контролировал всю финансовую деятельность подразделений, входивших в компетенцию обер-группенфюрера Поля, а также ведал продовольственным, вещевым и всеми другими видами обеспечения многочисленных управлений СС, СД, гестапо и прочих тайных контор гитлеровского рейха. В компетенцию Поля входило также и отдельное обеспечение всеми видами довольствия высочайших особ рейха и других ответственных лиц, разного рода служб и ведомств.
Такую же независимость хозяйствования, надзора и контроля за поступлением и расходованием всех материальных ценностей, как экспроприированных в завоеванных странах Европы, так и произведенных в самом рейхе, Поль всячески старался воспитать и у своих подчиненных. На проводимых, хотя и редко, сборищах всех своих ближайших помощников Поль проверял точность исполнения его личных распоряжений и указаний и, обнаружив с его точки зрения недопустимые отклонения и вольности, строго наказывал провинившихся.
Если же обнаруживались хотя бы малейшие потери или хищения уже учтенного разного рода имущества, дело доходило даже до расправ над многочисленными чиновниками хозяйственного управления: снижений в должности, лишений офицерских званий, судов чести СС и других наказаний, вплоть до отправки на Восточный фронт, но последнее уже в самом крайнем случае.
В порядке инструктажа он с завидным постоянством без конца внушал, что для сбора, хранения и рационального использования материальных ценностей всегда требуется вложение большого труда, а в целях разумной экономии — еще определенная смекалка и сообразительность, так же как и четкое выполнение приказов, регламентирующих те или иные правила для организованного снабжения всем необходимым тех подотчетных хозяйств, что находятся в подчинении по отношению к вышестоящим лицам, имеющим власть и право командовать доверенными ресурсами.
Поэтому, несмотря подчас на чудовищные потери уже реквизированного у населения продовольствия и имущества в результате партизанской войны, диверсионной деятельности сил сопротивления, а также по многим другим причинам, естественным для военного времени, все-таки войска СС и другие непосредственно подчиненные рейхсфюреру Гиммлеру службы, а также службы управления имперской безопасности (Кальтенбруннер) и более мелкие ведомства, такие, как гестапо (Мюллер), ведомство внешнеполитической разведки (Шелленберг), до настоящего времени обеспечивались без особых сбоев, а на подведомственных хозяйственному управлению предприятиях и складах, в том числе в жилом фонде, царил вполне сносный порядок. Везде существовал относительно четкий ритм в снабжении этой дьявольской машины с запущенной фашизмом программой полного ограбления, а потом и истребления целых народов.
И вот эта нынешняя прогулка по крытой платформе железнодорожной станции, предпринятая штурмбаннфюрером Якобом Густавом Нейманом, тоже была не случайной. Слегка помахивая полупустым с виду портфелем, Якоб ненадолго задерживался у немногих витрин, пестрящих многочисленными объявлениями, всякого рода распоряжениями железнодорожных властей, что-то записывал из расписаний поездов, висевших целыми полосами на стенах вокзала и вообще со стороны казался деловым человеком, исполнявшим служебное поручение.
На случай, если бы кто из начальства или наряда патрулей вдруг случайно спросил, чем он тут занимается, у него был подготовлен вполне удовлетворительный ответ. При необходимости штурмбаннфюрер тут же предъявил бы единую для всех военнослужащих Германии солдатскую книжку, где черным по белому удостоверялось, что Якоб Густав Нейман является офицером по снабжению продовольственными пайками высокопоставленных чинов отделов РСХА и высших государственных служащих, а также обеспечивает всех их пакетами с сухим пайком, выдаваемыми им на время длительных командировок.
И в дополнение Нейман показал бы проверяющим имеющийся у каждого сотрудника частей СС именной жетон, подвешенный на изящной цепочке, при виде которого вряд ли у кого появилась бы охота связываться с ним всерьез. Короче говоря, за что ни возьмись, со всех сторон штурмбаннфюрер Нейман был подстрахован порядочно.
Но вся суть, однако, состояла в том, что и он, Нейман, пришел на эту платформу железнодорожной станции для того, чтобы тоже понаблюдать за погрузкой чертежей на ракеты ФАУ-1 в почтовой вагон пассажирского поезда дальнего следования, уходящего по маршруту Берлин-Париж-Лимож-Бордо. Разница, правда, состояла в том, что наблюдения Неймана имели вовсе не ту цель, которую преследовал помощник военно-морского атташе японского посольства капитан 1-го ранга Сатору Фукуда.
Скучающим рассеянным взглядом Нейман проводил уходящий со станции поезд и, немного подождав, пока схлынут провожающие, удалился через центральный выход вокзала, где его ожидал легковой автомобиль марки БМВ.
Фирма «Байерише моторенверке» вообще-то выпускала автомашины среднего класса, но у этой модели стоял двигатель с повышенными динамическими качествами — мощностью 276 лошадиных сил, набиравший скорость в течение 45–55 секунд до 255 километров в час. Этот мотор уже не однажды выручал его обладателя в самых кризисных ситуациях и особенно тогда, когда Нейман отпускал шофера в казарму, а сам занимался своей, весьма далекой от снабженческой, деятельностью.
Сев в машину, Якоб Нейман приказал отвезти его на Фридрихштрассе, 179/18, в многоквартирный дом, где на четвертом этаже, выше которого была только крыша, проживала его временная подруга жизни. Как уверяли злые, всегда находящиеся в подобных случаях языки, она вместе со штурмбаннфюрером Нейманом в ненастную погоду разделяла тоску, да еще, по дополнительному замечанию остряков, частенько чашечку эрзац-кофе, да бутерброд с маргарином.
Но, как бы там ни было, однако и в самом деле Матильда, незамужняя фрау с фамилией своего бывшего погибшего под Сталинградом мужа Шварца коротала с штурмбаннфюрером свои длинные осенние вечера. Был ее друг долговяз и рыж до такой степени, что все те же канцелярские остряки уверяли, что будто бы об огненную его шевелюру можно было запросто зажигать спички.
Штатным водителем автомашины у него был недалекий малый, если не сказать больше, некий унтершарфюрер Герберт Мюнцер, которого, не без подсказки его родителя, он специально подобрал себе прямо из маршевого резерва, за что тот прямо-таки молился на своего бога. Отец Герберта, солидный мужчина, с усиками а-ля Вильгельм Карл Мюнцер, недавно, в 1940 году, справивший свое пятидесятилетие, потратил много сил, а еще больше средств, чтобы устроить единственное свое чадо на такое теплое, далекое от фронта местечко. Теперь владелец нескольких мукомольных предприятий Мюнцер-старший, как и полагалось каждому добропорядочному бюргеру, прикинув для себя выгоды от проводимой нацистами политики, вступил в члены НСДАП тотчас после захвата гитлеровским рейхом некогда независимой Австрии. Гак же, как и другие члены национал-социалистской партии, он кричал «Зиг хайль!» и требовал «справедливости». В баре, за кружкой пива с партайгеноссе, он также бурно проклинал англичан и французов за позорный Версальский договор. В общем, сетовать на судьбу Мюнцерам не приходилось, и к тому же частые отлучки Герберта к отцу, по просьбе последнего, штурм-баннфюреру были на руку. На этот раз, подъехав к дому фрау Матильды, Якоб Нейман отпустил унтершарфюрера, приказав подать машину к 7 часам утра.