Так (или примерно так), если не вдаваться в более подробные описания дворцового этикета и поведения некоторых высоких сановников, закончилось это заседание, на котором были рассмотрены и решены вопросы, имевшие решающее значение для судеб Японии.

Отправка секретного груза была намечена в ночь с субботы на воскресенье. Штурмбанфюрер Готфрид Карл Грубер был исполнительный служака. Вступив в войска СС по специальному набору 1936 года, он, как бывший обер-лейтенант рейхсвера, служил в отделе 1-Ц, занимавшемся контрразведкой, и у начальника считался человеком, которому можно было доверять выполнение не только серьезных заданий, ко и деликатных поручений. Главным критерием при оценке вышестоящим начальством его персоны служило то обстоятельство, что он не пытался выслуживаться, но и не избегал трудных заданий, из-за которых коллеги по службе успевали, соприкасаясь с действительностью, быстро испортить себе карьеру.

Спиртным не злоупотреблял, вернее, почти не пил, не волочился за женщинами, несмотря на массу к этому всяких возможностей, С друзьями был ровен: мог занять в долг, на ответственных дежурствах подменить в собачью смену, от 00 часов до 4 утра, попросившего об этом товарища… Поэтому двигался по службе Грубер хотя и не быстро, но и без особых задержек.

После того как, еще в бытность его в рейхсвере, у Грубера ушла жена к рослому пруссаку-штабисту, о котором подчиненные говорили, что, не натужившись и не съев порядочную порцию аусбайна, нечего и пробовать доплюнуть до той части тела, откуда у него начинают расти ноги, он, Грубер, стал питать к слабому полу оригинальный вид презрения, иначе говоря, попросту старался не замечать, будто женская половина человечества вообще существует на свете.

Погрузка ящиков с содержащимися в них чертежами на ракеты ФАУ-1 происходила в тупике станции, за главным стрелочным переводом. В полнейшей темноте восемь рослых эсэсовцев, переодетых в униформу железнодорожных почтовых служащих, во главе с штурмбаннфюрером быстро управились с делом, уложив оклеенные крест-накрест клейкой лентой картонные коробки на стеллажи одного из средних купе пульмановского вагона. Вместе с почтовыми отправлениями настоящие связисты расположились рядом в соседних секциях. В крайних же купе, по обеим сторонам вагона, расселись отдельно по четыре эсэсовца, вооруженные «шмайсерами», обеспеченными полным комплектом боеприпасов. Кроме того, каждая группа имела еще по одному ручному пулемету МГ-10 с заправленными в них патронными лентами. За тамбурными дверями стояли дополнительные ящики с ручными гранатами, канистры с питьевой водой, рюкзаки с продовольствием и какие-то пакеты неизвестного назначения.

Все было организовано на высоком уровне, так что в случае вооруженного нападения вагон с эсэсовцами до прибытия подкреплений мог выдержать довольно-таки длительную осаду.

После пятнадцатиминутного ожидания подошел дежурный по станции вместе с двумя сцепщиками, и они, переформировав пассажирские вагоны, поставили почтовый вагон посредине железнодорожного состава.

Около полуночи скорый поезд по маршруту Берлин- Париж медленно тронулся, без обычных свистков, и, набирая скорость, помчал в дальний путь секретный груз и сопровождавшую его команду к месту назначения.

О том, что почтовый вагон с эсэсовцами будет перецепляться в дороге к другим попутным составам, знали только штурмбаннфюрер и начальник отдела железнодорожной перевозки почт станции Берлин, который к этому времени уже дал команду телеграммой по пути следования состава до конечной станции.

В целях сохранения глубокой государственной тайны о перевозимом грузе двое разбитных ребят, одетых в традиционные для этой профессии дождевые плащи и широкополые шляпы, после погрузка цивильной почты зашли в вагон и у всех, начиная от начальника и до последнего почтового служащего, взяли подписку о неразглашении сведений.

Эти представляющие IV отдел РСХА здоровенные верзилы, которых остряки из почтового вагона тут же окрестили «воспитанниками пансионата папаши Мюллера», при малейшем подозрении в чем-то могли запросто пригласить любого смертного к себе на Принц-Альбрехтштрассе, куда, по словам тех же шутников, за вход платили марку, а за выход из него — две. Войдя в вагон, они сразу приступили, к исполнению своих профессиональных обязанностей: не мешкая, вручили по всей форме каждому отъезжающему испанские паспорта с проштампованными уже въездными и выездными визами в этом случае безусловно «дружественного» государства. Таким же образом «эти лбы», как их затем в дороге прозвал сам штурмбаннфюрер, отсчитали валюту в рейхсмарках и песетах для дорожных расходов. Всех убывающих спецмаршрутом до назначению эти господа далее предупредили, что по прибытии обратно в Берлин те должны отчитаться перед ними — «кассирами» — обо всем виденном в пути, а также о денежных средствах, расходованных на личные нужды. Перед тем как окончательно удалиться из вагона, они заявили «почтарям», что при своем возвращении, в целях предосторожности, въезжая на территорию рейха, они обязаны будут переодеться в обычную гражданскую одежду, поодиночке возвратиться домой обязательно кружным путем и навсегда сохранить свое инкогнито и тайну о характере доставленного ими груза.

Вальтер Шелленберг с двумя сопровождающими сотрудниками «конторы», надвинув шляпу на лоб и подняв воротник гражданского пальто, поблескивая простыми стеклами в больших роговых очках, также стоял возле наружного мужского туалета в конце перрона и с нетерпением, проклиная при этом холодный моросящий дождик, ожидал отправления поезда.

«Свой» вагон он заметил сразу же после подачи состава из вагонного парка и не ушел с перрона после отправления поезда дежурным по вокзалу до тех пор, пока не увидел воочию удалявшиеся в темноту ночи фонари концевого вагона. «Так все же спокойнее», — подумал он и вполголоса приказал своим телохранителям пройти через служебную боковую калитку, выходящую прямо на привокзальную площадь.

Просторный «майбах» быстро набрал скорость, вскоре нырнул в затемненную улицу, ведущую в центр, и также мгновенно растворился в темноте ночи.

На следующий день, после полудня, в почтовый вагон пассажирского поезда, следовавшего удлиненным маршрутом: Берлин-Париж-Лимож-Бордо, сформированного в основном для перевозки отпускников, отдыхающих, больных, командированных и следовавших по другим надобностям гитлеровцев, тоже начали загружать ящики, но уже теперь деревянные, которые, судя по тому, как грузившие передавали их из рук в руки, не были тяжелы. Возле входной двери вагона со стеком в руках стоял гестаповский офицер и слегка поторапливал подчиненных.

Судя по тому, что он был в чине обер-штурмбаннфюрера и со свастикой на рукаве, задание выполнялось неординарное и заслуживало определенного внимания лиц, которые были бы в этом заинтересованы.

Минут за десять до отправления к гестаповцу подошли двое монголоидного вида мужчин, одетых в легкие элегантные пальто из верблюжьей шерсти, и, поклонившись, тут же подали ему свои удостоверения личности. Как оказалось позже, это были бывшие сотрудники машиностроительной фирмы «Мицубиси дзюкогё», а ныне технические эксперты японской военной миссии: физик-теоретик Макато Фукуи и инженер-механик Юкита Судзуки. Японцы держали в руках свой багаж, состоявший из вместительного чемодана, а также саквояжа, который, по всему видать, старший по должности все время прижимал рукой к левому боку. Поскольку взятый, ими с собой багаж был невелик, можно было догадаться, что собрались они в короткую служебную поездку.

Проверив удостоверения, гестаповец задал японцам несколько вопросов, на которые они отвечали, что-то доказывая и тыча пальцами в свои документы. В чем-то продолжая убеждать гестаповца, они, жестикулируя, показывали ему большими пальцами через плечо в сторону железнодорожного вокзала. Когда для отхода поезда дали первый звонок, из парадной двери вокзального здания вышел в форме капитана 1-го ранга первый помощник военно-морского атташе Японии, находящийся с выполнением особой миссии в Берлине, Сатору Фукуда.