Тактика конницы сарацин основывалась на старых восточных традициях. Они тоже использовали тяжёлую, среднюю и лёгкую кавалерию, о чём есть много воспоминаний участников Крестовых походов. Например священник Сиврейский Пётр Тудебод пишет о войске Кербоги, эмира Моссульского, противостоявшего крестоносцам в битве под Антиохией (1098 г.):

«Сам же Кербога собрал бесчисленные толпы язычников, а именно турок, арабов, сарацин, публиканов, азимитов, курдов, персов, агуланов и многих других, которым нет числа. Агуланы были в числе 3000; они не боялись ни копий, ни стрел, ни прочего оружия, ибо были закованы в железо с ног до головы, равно как и их лошади; сами же они не употребляли никакого другого оружия, кроме меча» (303, т. 3, с. 217).

Сарацинские всадники могли сражаться и в пешем строю, что отражено у епископа Якова Витрийского, описавшего события под Дамиетой, произошедшие в I Крестовом походе (1217-1221):

«Отборные мусульманские всадники спешились и дали кровавую битву христианам…» (303, т. 3, с. 618).

О тактике сарацин Раймунд Агильский даёт следующие сведения:

«Боэмунд следовал за ним (за графом Фландрским — В.Т.) в отдалении с остальной армией и охранял арьергард, ибо турки имеют обычай, даже уступая численности, обходить своего противника…»

«Турки и арабы, напавшие на графа Фландрского, обратились в бегство, убедившись, что они не могут сражаться, пуская издалека стрелы, и что придётся вступить в рукопашный бой мечом» (303, т. 3, с. 202).

Совсем другую информацию мы можем почерпнуть, ознакомившись с мемуарами Усамы-ибн-Мункиза. Он, сражаясь в рядах тяжёлой кавалерии, почти не упоминает о стрельбе из лука, и наоборот, часто говорит о боях на копьях с «франками», даже даёт некоторые советы по этому поводу:

«Я считаю, что всякий, кому случится биться копьями, должен прижимать руку с копьём и локоть к своему боку, предоставив коню делать то, что он захочет, во время удара. Ведь если он пошевелит рукой с копьём или вытянет её, удар не оставит следа и даже царапины» (139, с. 91).

О конной стычке с франками он пишет:

«Однажды я присутствовал при том, как на нас напал небольшой отряд конницы Кафарбата (?). Мы ринулись на них, жаждая сразиться с ними, так как их было мало, но они спрятали против нас засаду, где были их главные силы. Те, кто напал на нас, бросились в бегство, и мы их преследовали, незаметно отдалившись от города. Тут засада выскочила на нас, а те, когда мы гнали, повернули обратно, мы увидели, что, если мы побежим, они опрокинут нас всех, и встретили их лицом к лицу, и Аллах даровал нам победу над ними. Мы опрокинули 18 всадников. Некоторые из них были ранены и умерли, а некоторые, получив удар копьём, падали с коня невредимыми. У других были ранены лошади, и они стояли на нога«. Те, которые не оказались на земле и остались невредимыми, обнажили мечи и держались на месте, ударяя мечом всякого, кто проезжал мимо» (139, с. 114).

Конный строй сарацин выглядел точно также, как рыцарский. Количество всадников могло варьироваться, но основная разница заключалась в несравненно большем числе стрелков. Система построения и тактика были идентичны европейским. Восточные конники также применяли длинные копья для второй шеренги, о чём пишет Усама-ибн-Мункиз:

«В другой раз мы бились с войсками Хама, и Махмуд ибн Караджа призвал на помощь, чтобы сразиться с нами, войска своего брата Хайрхана ибн Караджи, властителя Хомса. В это время у них появился обычай носить составные копья, прикрепляя одно к другому, так что длина их доходила до 20 или 18 локтей. Передо мной остановился один их отряд, а я был во главе отряда из 15 всадников. На нас бросился из их рядов Ульван Иракский, один из их доблестных героев. Когда он приблизился к нам, мы не тронулись с места, и он возвратился, таща копьё за собой. И я увидел, что копьё волочится по земле, точно канат, и он не может его приподнять» (139, с. 174).

Иногда в исторических книгах и статьях авторы пишут, что степная тяжеловооружённая конница атаковала строем, называемым «лавой» (216, т. 3, с. 162; Родина. — М., 1997, № 3—4, с. 106). Сразу уточним, «лава» — это боевое построение всадников в одну длинную шеренгу, где воины могли находиться на разных дистанциях друг от друга (263, с. 47— 52). Этот строй вовсе не был пригоден для тяжёлой конницы, а предназначался для средне- и легковооружённых, поскольку позволял воинам свободно маневрировать (рассыпаясь во все стороны), уходя из-под удара, или охватывать построение врага с флангов, постоянно обстреливая его из луков.

Атака тяжеловооружённых, производимая этим боевым порядком, была бы совершенно неэффективна, ибо слабая линия всадников непременно будет прорвана сомкнутым строем противника. Поэтому, во избежание поражения, тяжеловооружённым следовало встречать концентрированный удар таким же сомкнутым строем, минимум в две шеренги.

Со своей конницей сарацины смешивали и лёгкую пехоту, о чём говорят Раймунд Агильский (303, т. 3, с. 201—202), Матфей Эдесский (303т. 3с. 119), Усама-ибн-Мункиз (139, с. 144). Он же сообщает интересные подробности о боевых конях:

«Под Тирадом ибн Вухейбом была породистая лошадь большой ценности. Она получила рану в бок, и кишки у неё вывалились. Тирад завязал их ремнём, чтобы лошадь не наступила на них и не разорвала, и продолжал сражаться до конца боя. Лошадь вернулась с ним в ар-Ракку и там пала» (139, с. 170).

«В нашем войске, например, был один курд по имени Камиль аль-Маштуб, человек доблестный, благочестивый и достойный, да помилует его Аллах. У него была чёрная, стойкая, как верблюд, лошадь. Как-то он столкнулся в бою с франкским рыцарем, и тот ударил его лошадь в шейные связки. Шея лошади свернулась на сторону от силы удара, и копьё, пройдя через основание шеи, пронзило бедро Камиля аль-Маштуба и вышло с другой стороны. Но ни лошадь, ни всадник не пошатнулись от этого удара».

«Лошадь Камиля выздоровела, и он снова участвовал на ней в боях. Он встретился однажды в сражении с франкским рыцарем, и тот ударил его лошадь в лоб и пронзил его. Но лошадь не покачнулась и уцелела и после второй раны. Когда рана затянулась и кто-нибудь накладывал ладонь руки на лоб лошади, там, где была рана ладонь сказывалась одинаковой ширины с этой раной» (139, с. 168).

Кони были настолько натренированы, что, как указывает ибн-Мункиз, даже после смерти наездников продолжали нападать и грызть лошадей противника (139, с. 167).

Восточные кони очень ценились франками. Описывая сражение под Яффой (1192 г.), казначей Бернард рассказывает о любопытном эпизоде. В этом бою у Ричарда Львиного Сердца было чрезвычайно мало всадников в войске — всего 15 человек (195, т. 3, с. 256)[108].

Когда Салах-ад-Дуни показали английского короля, командовавшего воинами пешим, тот воскликнул:

«Как!.. Такой король стоит пешим среди своих людей! Это неприлично.» Тогда Саладин отправил ему коня и поручил вестнику сказать, что такое лицо, как он, не должен оставаться пешим посреди своих людей в столь великой опасности. Вестник исполнил все, что приказал ему его властитель. Он явился к королю и представил ему коня от имени Саладина. Король поблагодарил его, и потом приказал одному из своих воинов сесть на коня и проехать перед ним. Всадник дал коню шпоры и хотел его повернуть, но не мог, и конь унёс его против воли в лагерь сарацин.

Саладин был весьма пристыжён этим обстоятельством и отправил к нему другого коня» (303, т. 3, с. 521).

Познакомившись с боевым искусством сарацин, европейцы по достоинству его оценили и переняли некоторые элементы мастерства восточных всадников, впрочем, и сарацины заимствовали много полезного из боевых методов европейцев.