В ту ночь, пока Кати ждала, когда аббатиса заснет и захрапит, она размышляла о побеге в Виттенберг. На каждом участке этого пути поджидала своя опасность. Что будет, если их поймают? Что произойдет, если она не сможет добраться до Виттенберга? У нее не было никакой одежды, кроме монастырского платья, обувь разорвалась, и, кроме того, она по-прежнему была обрита. Где ей остановиться? Что она будет делать? Она никогда не работала за деньги. Когда она думала о будущем, у нее внутри все сжималось и холодело.

Вскоре аббатиса захрапела и засвистела. Ободренная, Кати достала трактат и, держа над ним свечу, начала читать. Когда она перечитывала отрывок об обетах, возле двери раздался странный звук. Она застыла и стала ждать. Это была обыкновенная большая серая мышь. Мышь посмотрела в ее направлении, моргнула и исчезла в норке. Кати облегченно вздохнула.

После долгой молитвы она ощутила, что угодит Богу, если нарушит обеты, которые дала в ранней юности. Полностью удовлетворенная, она спрятала трактат Лютера за портретом святого Бернара, погасила свечу и заснула.

Когда на следующий день Кати работала в поле, к ней подошла Аве. „У меня есть имена еще семи девочек, которые хотят бежать, — сказала она. — Это Маргарет, Эльза фон Канитц, Аве Гросс, Маргарет и Катерина Зешау, Магдалена фон Штаупитц и Ланета фон Гольтц“.

„Магдалена фон Штаупитц — младшая сестра Иоанна фон Штаупитца, а он — друг доктора Лютера, — сказала Кати. Она говорила с большим энтузиазмом, чем прежде. — Но меня беспокоит твоя сестра Маргарет и особенно Эльза“.

„Почему?“

„Потому что они все время хихикают. Будет ужасно, если всех нас повесят на дубе. Герцог Георг…“

„Не беспокойся. Я их предупрежу“.

Наступил апрель. Великий пост начался рано в 1522 году. „От святого дня Воскресения с последней недели февраля нас будет отделять сорок дней, — объявила аббатиса торжественным тоном собравшимся монахиням. — Великий пост — это особое таинство. Эти почти шесть недель помогут нам вспомнить о страданиях Иисуса, которые завершились на кресте в Святую пятницу. Для того, чтобы разделить Его страдания, мы должны до минимума ограничить все разговоры. Раньше мы должны были голодать большую часть дня, поскольку вам известно правило: мы не ели до вечерни. Но теперь Его Святейшество разрешает нам рано служить вечерню, и мы можем есть вскоре после полудня. Конечно, в течение сорока дней Великого поста мы не будем вкушать мяса“.

Через две недели после начала поста по окончании вечерни Аве кивнула Кати, призывая ее последовать за собой.

„Что?“ — спросила Кати, прячась в тени высокого дуба.

„Еще три монахини собираются бежать. Но двух серьезно волнует нарушение обетов. Ты можешь вернуть мне трактат доктора Лютера? Я прочту его им“.

„Конечно. Я принесу его сюда завтра сразу после вечерни“.

Кати проглотила последнюю ложку жидкого супа, в котором не было ничего, кроме нескольких кусочков свеклы и двух капустных листьев. После этого она почувствовала себя настолько голодной, что могла бы съесть еще пять порций. Но каждой монахине полагалась лишь одна.

В глубине души Кати не терпелось вернуться к себе, чтобы отдохнуть и убедиться в том, что трактат все еще на месте — за портретом. Однако, она понимала, что такая спешка может возбудить подозрения, поэтому она задержалась за столом вместе с другими монахинями. Наконец, решив, что время пришло, она поднялась.

„Сестра Катерина, я хочу поговорить с тобой“, — сказала аббатиса.

„Я слушаю вас“.

„Женщина, которая моет посуду, плохо себя чувствует. Не могла бы ты пойти на кухню и помочь ей, поработав там час или два?“

Внутренне Кати вздохнула, но выхода не было.

Когда Кати заканчивала шестую стопку тарелок, повариха сказала: „У меня есть маленький кочан капусты. Хочешь немного?“ Не отвечая, Кати набросилась на него так, будто давно голодала.

Закрыв дверь за собой, Кати осторожно приподняла портрет святого Бернара и сняла его с гвоздя. Трактат исчез! Ее сердце бешено забилось, и она медленно опустилась на кровать. Что с ним случилось? Может быть, она случайно положила его в другое место? Она тщательно поискала под кроватью, в шкафу и в постельном белье. Она даже заглянула за распятие, висевшее у окна. Упав на кровать, она заломила руки. Онемев от страха, она вскочила и понеслась вниз, прыгая через три-четыре ступеньки, и постучалась к Аве.

„Я не могу найти трактат! — закричала она. — Он… он… он исчез!“

Аве онемела. „Ты не можешь его найти? — воскликнула она. — Ах, Кати, мы попали в беду! Давай вернемся к тебе и еще раз поищем“. Закрыв дверь, Кати подняла портрет святого Бернара, и трактат Лютера выпал на пол. Она подняла его и уставилась на него, не веря своим глазам. Затем она пробежала его глазами. „Да, это он! Я… я… не могу в это поверить“. Глядя на трактат, как на привидение на кладбище, она перечитала отрывок об обетах. На этот раз ее глаза округлились потому, что именно эта часть трактата была подчеркнута чернилами!

Аве уставилась на чернильные знаки. „М-может быть, дьявол брал его…“

„Что нам делать? — простонала Кати. — Наши планы раскрыты!“ Она скрестила руки на груди, и в ее глазах отразился страх.

Аве вздрогнула. „Даже если наши планы раскрыты, слишком поздно менять их сейчас. Пока ты мыла посуду, я поговорила с Коппе. Он приедет на своей телеге в субботу перед Пасхой. Он будет здесь в девять вечера. Все сестры должны быть готовы“.

„Но луна будет слишком яркой! Нас увидят! Герцог Георг…“

„Коппе спрячет телегу в тени дуба. Телега будет полна пустых бочек из-под сельди“.

„Мы должны забраться в бочки?“ — удивленно спросила Кати.

„Вряд ли они настолько большие. И все же…“

Этот разговор был неожиданно прерван, поскольку в дверь кто-то царапался. Девочки застыли, но тут же рассмеялись. Подойдя к двери, они обнаружили Метуселу, монастырского кота. Он проскользнул в келью и стал ласкаться к ним. Кати подняла его и почесала его за ушами. „Лучше бы ты пришел вчера и поймал мышь, которая меня напугала“.

Метусела ответил громким урчанием и потерся усами о ее покрывало. Я буду скучать по тебе“, — сказала Кати, осторожно опуская его на пол.

„Начиная с сегодняшнего дня нам нужно организовывать девушек“, — сказала Аве.

„Мы должны держать все планы в тайне, — Кати приложила палец к губам. — Это меня пугает. Среди девочек есть очень разговорчивые. Кажется, Ланета не может сохранить тайну и пяти минут! Что нам делать?“ Она снова заломила руки.

„Я предупрежу ее и скажу, что, если нас поймают, нас повесят“, — ответила сурово Аве.

Луна становилась больше и ярче по мере приближения первой недели апреля и Святой пятницы, и сердце Кати билось все быстрее. Каждый вечер она преклоняла колени у кровати и просила у Бога помощи. „Я хочу поступать правильно, — просила она. — Сделай мою жизнь достойной. Укажи мне путь. Помоги мне повиноваться“.

Непостижимым образом все двенадцать монахинь, собиравшихся бежать, поместились на одной скамье во время службы в Святую пятницу. Это взволновало Кати, потому что они сидели все вместе подряд на трех службах, и ей показалось, что аббатиса заметила это и приглядывалась к ним. В ту ночь она снова открыла окно и представила себе прыжок на крышу сарая, а потом на землю. Раздумывая о побеге, она прикидывала, выдержит ли ее крыша. Она хотела испробовать ее прочность, но забыла.

Луна в субботнюю ночь была необычно полной. Ее золотистый свет освещал монастырский двор. Кати изучила то место, где телега должна была пройти сквозь тесные ворота. Затем ее взгляд проследил путь, который она проделает, чтобы скрыться в тени дуба.

Поскольку Кати не собиралась оставаться монахиней, она решила не брать покрывала. Может быть, оно пригодится оставшимся монахиням. И все же лучше этого не делать, ведь она уже чувствовала приближение простуды. Кроме того, ее бритая голова будет смешно выглядеть на улицах Виттенберга. Лучше покрыть голову. Да и ветер, шелестевший в ветвях старого дуба, нес с собой холод.