Согласно Кречманну, вероятно, такому же, как и его соратники, пропагандисту и агитатору, четыре конца свастики обозначают: один — зимнее солнцестояние = рождение немца, второй — пасху = его совершеннолетие, третий — летнее солнцестояние = свадьбу, а последний — праздник урожая = поминки.
Переходя от слова к делу, Йегер как «рыцарь свастики» даёт и практические советы соотечественникам. Она, по его мнению, могущественный амулет и талисман, распространённый в народе и очень древний. Отсюда делается следующий вывод: «Свастика как орнамент относится к древнейшим временам человеческого мышления и поэзии. Она прослеживается на протяжении четырёх с половиной тысячелетий. Она является символом почти на всей Земле, используясь как талисман и амулет. При всём многообразии оттенков значения главное и глубочайшее такое: счастье для людей». Шойерманн, писавший свою книгу в 1934 году, когда свастика уже стала в Германии официальным символом, в своих выводах более решителен, он пишет: «Как германцы Алариха под знаменем свастики62 боролись за лучшее будущее, так и мы под знаменем свастики будем бороться за лучшее будущее для всей Европы. Свастика — знак верной победы и высокого морального долга. Свастика не может принести несчастье, ибо она произошла от ясного света».
Закончив же все свои выводы и приведя очень даже неплохой список литературы, Йегер — знак времени — переходит к коммерческой рекламе. Оказывается, лейпцигское издательство Марты Рудольф предлагает всем желающими перфорированные наклейки со свастикой для запечатывания «истинно арийских» писем.
Шёл 1921 год. Тремя годами ранее в Мюнхене было образовано отделение Берлинского Тевтонского союза, получившее название «общества Туле»63, сделавшее свастику своей эмблемой; теоретик искусства и геральдики Отто Хупп из Мюнхена расписал свастиками потолок столовой палаты представителей немецкого Рейхстага, и в этом самом 1921 году Гитлер впервые выступил под знаменем со свастикой. Подвергнутый критике со стороны серьёзных учёных, Хупп выпустил брошюру, где прославлял свастику и порицал всех тех, кто её не признавал, называя их «бессмысленным стадом» и обвиняя в том, что они якобы не прислушиваются к последнему слову в науке, а следуют устаревшим концепциям из своих школьных учебников. Художник же Вальтер Шульте из города Брюль в том же году нарисовал наклейки и сувенирные листки, которые дюжинами или партиями по двадцать штук предлагались — сравнительно недорого — всем желающим. Это было нечто типа экслибрисов при переписке товарищей по движению.
На одном нарисованы дерево и свастика. Подпись стихами: «Ob auch manch Zweiglein fortgerafft, Noch steht der heil’ge Baum in Kraft» — «Хотя много веток и отрублено, священное древо процветает» — автор, видимо, имел в виду потерю традиции почитать свастику многими считавшимися им и его друзьями «арийскими» народами. На другой — меч и щит со свастикой. Стишок гласит: «Wer deutschen Bluts und Sinnes ist, Der heil’gen Zeichen nit vergißt» — «Кто немец по духу и разуму, не забудет священный знак».
На третьей — нарисована сторожевая башня со свастикой. Подпись: «Zwei tausend Jahre ragt der Turm, So trotzt er weiter auch der Sturm» — «Две тысячи лет высится башня. И дальше будет противиться бурям».
Просто прелесть четвёртая. Свастика, затянутая паутиной. Подпись: «Aus Dunkelheit und Spinnwebflor Dringt tröstend heller Glanz hervor» — «Из тьмы и из-под завесы паутины утешительно блистает светлое сияние» — это о нераспростра- нённости свастики в средневековье.
Дальше образчик безрадостного поэтического мастерства. На рисунке — свастика на фоне восходящего солнца. Подписано:
Das Heut ist düster, düstrer sehn
Muß man gar noch der Morgen.
Jetzt, Deutsche, heißts: zusammenstehn,
Den Neubau vorzusorgen!
«Сегодня мрачно, завтра кажется ещё мрачнее. Немец, надо подняться и обеспечить возрождение». — Относительно «мрачного сегодня» однозначно свидетельствует последняя страница обложки той же книги. Вместо цены на ней приведён издательский курс валюты: доллар стоит 4 марки 20 пфеннигов, английский фунт равен одной марке, французский франк и итальянская лира идут по 80 пфеннигов. 1921, 1922 и 1923 были для Германии (да и для России тоже) годами, когда зарплату выдавали дважды — но не в месяц, а в день, чтобы работающие могли в обеденный перерыв сбегать купить еды подешевле, чем по окончании того же рабочего дня. В это время где-то в Германии (а там деньги печатали и отдельные города, поскольку пока их успевали доставить из центра, то они наполовину обесценивались) была даже выпущена купюра в 500 триллионов марок — она вошла в книгу рекордов Гиннесса как крупнейший номинал в истории человечества. У нас всё-таки цифры были поменьше — поездка на одну остановку в московском трамвае в годы разрухи стоила сто рублей, на две остановки — уже двести.
И наконец, художника-ностальгика потянуло на историю. Вниманию любителей экзотики предлагался тетраскеле — читатель уже знает, что это такое — с подписью уже по-готски64: «Wodan allwaldands! tulgjai uns!» и немецким переводом для тех, кто не учился на филфаке университета: «Der Allwaltende! befreie uns!». Националисты лукавили: немецкая надпись переводится как «Всевладыка, освободи нас!», а готская более откровенна — «Бодан всевладыка, освободи нас!». От чего, должен был их освободить глава языческих богов, прямо не было написано, но думается, что от христианского ига и заодно от христианской морали — и впоследствии нацисты шли жечь и убивать в ремнях с пряжками (об этом знал каждый советский школьник) с надписью «Gott mit uns» — «с нами бог», где по неимению места не было уточнено, какой именно бог имелся в виду. Если это был тот же Водан, тогда кровавые деяния хозяев солдатских ремней не только понятны, но и исторически оправданы — гитлеровцы действительно несли народам Европы «освобождение» — так как они его себе представляли.
В эти же годы разрухи по венским улицам бесприютно бродил полуголодный студент-недоучка Адольф Шикльгрубер, то заходя посмотреть на картины в художественный, то на древние камни в исторический музеи, — а посмотреть в германских и австрийских музеях было на что.
Господин Шикльгрубер издавна испытывал необычайное почтение к своей персоне, равно как и к историческому прошлому своего народа, жаловал он и мистику. В 1998 году у нас вышел перевод книги Тревера Равенскрофта «Копьё судьбы», где повествуется про трепетное отношение, с которым молодой Гитлер относился к «уникальному историческому экспонату» — лежащему в витрине одного венского музея древнему копью, которым некогда римский воин якобы пробил бок висящего на кресте Христа. Художник-недоучка очень внимательно отнёсся к этой средневековой подделке, восходящей, как и Туринская плащаница, вероятно, к эпохе Крестовых походов, часами стоя перед витриной и впитывая в себя оттуда «жизненные токи». О своём мистическом опыте той эпохи он позже напишет — вернее, ему напишут, собрав воедино и обработав ворох несвязных записей, в которых их автор к тому времени уже не мог разобраться — книгу, ставшую Библией нацизма — пресловутый «Майн кампф» («Моя борьба»). Ну, а про то, как любовно нацизм пестовал всяческого рода ясновидящих, магов, гадалок и прочих бездельников и шарлатанов, можно прочитать в работе Бержье и Повеяла «Утро магов» (журнал «Молодая гвардия», 1994) — мы же не будем повторяться. Одно можно сказать — термин «оккультный Рейх», которым наградила гитлеровскую империю в одной из своих песен рок-группа «Ария», очень хорошо подходит к этому социальному строю насилия и угнетения.
С целью консолидации «магического знания», в той форме, как они его понимали, гитлеровцы создали особую организацию «Аненэрбе» (Ahnenerbe), что переводится с немецкого как «Наследие предков», символом которой стала всё та же свастика65. Сотрудники этой организации, имевшей разветвлённую сеть филиалов, занимались сбором всевозможной магической информации, в том числе в Индии и в Тибете. Что они там накопали — неизвестно, архивы организации либо уничтожены самими нацистами, либо погибли в огне войны, либо держатся ныне кем-то где-то в строгом секрете.