Изменить стиль страницы

— Борисочка, почему я не включена в их число — капризно спросила Зося.

Валин с видом ученого, «ушедшего в века», недовольно покосился на нее.

— Однажды одна из девиц того времени сказала ему: «Борисочка, включи и меня», он сказал: «Есть контакт!», — и, кажется, после этого его холостячество претерпело серьезные изменения; впрочем, об этом история умалчивает.

Последних его слов девушки не расслышали: они добрались до корзинки с черешней, стоявшей на столе, и, не спрашивая разрешения, принялись за ягоды. Борису осталось только разыскать тарелку для косточек.

Позже к Валину забежал Ширвис. Ян, как на ринге, для пожатия протягивал обе руки, резким движением пригибал голову и заглядывал в глаза. Ладони его были сухими и горячими.

— Через две недели едем в Москву, — сказал он, присаживаясь к Ирине. — Закончил без поражений. Ни одной запинки.

— Вы и сегодня дрались? — изумилась она.

— Какое дрался! Нокаутировал на второй минуте. Противник хуже Кирилла.

Ирине не нравилось его хвастовство.

— Кирилл, по-моему, вам по дружбе уступил. Он не хотел побеждать.

— Попробовал бы этот друг захотеть! Сомов снял Кирилла с соревнований. «Боец, видите ли, не в форме». И Кирюшке хоть бы что, носится со своими райкомовцами. Им какие-то парашютные школы понадобились. Телят на тигров обучать хотят.

— Вы, конечно, тигр? — спросила Ирина, и смешинки блеснули в ее глазах.

— Нет, я боксер, — не смутился Ширвис. — Мне незачем прыгать подвешенным на шелковом зонтике.

— Смелости не хватает? — как можно наивней поинтересовалась Ирина.

Ян угрожающе привстал:

— Хотите убедиться?

— Хочу!

Он неожиданно схватил ее за плечи и поцеловал в губы:

— Вот!

Это было сделано так быстро, что Ирина не успела отвернуться. Она стояла перед ним, задыхаясь от возмущения, и вдруг ударила его наотмашь по улыбающейся физиономии.

Ян захохотал:

— Ириночка, умоляю, ударьте еще! Замечательный массаж. Честное слово, возьмитесь тренировать мои скулы. От такой руки они будут железными.

Девушке стало стыдно за свою воинственность, но она строго сказала:

— В следующий раз еще не так получите.

— О, значит, я могу рассчитывать и на следующий раз?

Ян, довольный своей выходкой, снова уселся рядом и начал расхваливать силу ее удара.

Он вел себя так, словно Зоей не было в комнате. И девушка, чтобы не показать обиды, пересев в дальнее кресло, подозвала к себе Бориса.

Но Валин не смог развеселить ее. Зося не терпела, когда при ней ухаживали за другими.

— Эллада! Вот о чем должны думать настоящие спортсмены, — заговорил Ян. — А у нас без отбора заполняют стадионы немощными физкультурниками в голубых трусиках.

— Вы, конечно, за то, чтобы их швыряли в реку еще в младенчестве? — не без иронии спросила Ирина.

— Да, — в запале ответил Ян. — Щуплые юноши и девицы у нас начинают судить мастеров. Это они еще не так давно говорили сквозь зубы о чемпионах как о людях презираемых, потому что сами не могли подняться выше третьего разряда.

— Ириночка, вам не надоели бредни олимпийского полубога? — наконец не выдержав, поинтересовался Валин.

— Нет, — ответила она. — Они ничем не хуже бредней полу-Дедала.

— Вы, Ириночка, непочтительны к хозяину дома, — заметил Борис. — Попали под дурное влияние.

— Ах так! Вам гости не нравятся? — как бы обидясь, воскликнула летчица. — Ни минуты не останусь в этом доме. Ширвис, проводите меня.

— Рад служить, — с готовностью отозвался Ян. Он галантно подал Ирине берет, взял ее под руку и повел к дверям.

Борис расшаркался перед ними, думая, что сейчас друзья разразятся хохотом, но те вышли на площадку лестницы, захлопнули за собой двери и спустились вниз.

Внизу Ширвис сказал:

— Давайте уйдем совсем, надо отучить Валина от дурных шуток. Пусть помучается.

Ирина согласилась. Они вышли на набережную и пошли вдоль канала в тени тополей.

Кирилл, собравшийся навестить толстяка, неожиданно наткнулся на эту парочку. Он так растерялся, увидев Яна с Ириной вместе, что, поздоровавшись, сразу же стал прощаться.

— Брось, идем с нами, — предложил Ян.

— Рад бы, но очень спешу… Мне обязательно надо повидаться с Борисом.

Ирина подала ему только кончики пальцев и отвернулась. Девушку очень обидело то, что Кирилл с такой готовностью оставляет ее с другим.

Глава двенадцатая

Ширвис вернулся со всесоюзных соревнований в майке чемпиона. Он стал еще более шумным и ходил с неприступным видом «первой перчатки». Со сверстниками разговаривал снисходительно, с начинающими бойцами — высокомерно, а с девушками — грубовато-насмешливо либо покровительственно.

Его, овеянного славой, уже окружала компания почитателей — услужливых болельщиков, из породы тех, что трутся около знаменитостей в надежде перехватить хоть частицу славы.

Лишь с Большинцовой Ян держался по-прежнему. Что-то небывалое чудилось ему в завидной самостоятельности, легкости характера и спокойствии этой девушки. А Ирине претило его шумное бахвальство. Одна только фраза: «Мне до смерти опротивели всякие извинения и оправдания» — выдавала Яна с головой. Он, в сущности, был неуживчивым и довольно легкомысленным парнем. В его не знающей преград самоуверенности сквозило неуважение к людям. Яну не хватало простой человечности.

Приходя с аэродрома утомленной и голодной, Ирина первым делом смотрела: горит ли свет в окне напротив?

И если видела, что Кирилл сидит за книгой или пишет, радовалась. И усталости словно не было. Ирина проворно готовила ужин, охотно ела и принималась за домашние дела: мыла посуду, стирала или гладила, а потом ложилась на оттоманку читать.

Кирилл также иногда наблюдал за ней, но встречаться избегал. К чему? Она увлечена Ширвисом. Как же — чемпион! Ну и пусть, он не будет страдать! У них ведь чисто товарищеские отношения. Впрочем, Кирилл в последнее время стал сомневаться в этом. Если честно признаться, ему было неприятно и даже обидно, что Ирина встречается с другим. Он ревновал ее к Яну. А ревность, как говорит Глеб Балаев, — чувство, унижающее человека. Зачем же унижаться? У него есть дело, которое надо осилить: тригонометрия, не идущая в голову.

Однажды, вот так рассуждая возле открытого окна, Кирилл увидел, что у Ирины зажегся свет. Девушка, по-видимому, только что пришла из аэроклуба. Она бросила на оттоманку полевую сумку, сняла берет и устало опустилась на стул.

Боясь быть замеченным, Кочеванов осторожно погасил у себя свет.

Ирина несколько минут сидела расслабленно, отдыхая от дневной суеты и забот, потом поднялась, рассеянно взглянула в окно и подошла к зеркалу. Девушка долго и придирчиво рассматривала свое отражение. Она проводила пальцами по бровям, трогала родинку на шее ниже левого уха, хмурилась, разглядывала зубы и ничего не находила в себе такого, что могло бы поразить других.

«Все самое обыкновенное, — думала она, — поэтому и Кирилла не привлекает. Но почему он дуется, не смотрит в мою сторону? Не думает ли он, что я его предаю? — вдруг осенила ее мысль. — Ну конечно: целую распухшие губы, а сама гуляю с победителем!»

Ирина подошла к окну: «Темно. Где он пропадает?»

В нижних этажах соседи уже готовились ко сну: умывались, взбивали постели.

Девушка взяла мохнатое полотенце и нехотя отправилась в ванную.

Когда за ней закрылась дверь, Кирилл снова зажег свет и уселся работать.

Он легко справился с расчетами по сопротивлению материалов, разобрал чертежи и запутался лишь в аналитической задаче. Не в силах сосредоточиться, он смел со стола листок и откинулся на спинку стула.

«Какой бы изобрести приветственный знак для Ирины? — подумал Кирилл, чтобы хоть немного отвлечься от задачи. Но уравнение не выходило из головы — Знак! Может, в знаках напутал?»

Он опять взял листок в руки и стал просматривать колонки цифр.

Кирилл не видел, как вернулась из ванной Ирина, как вытирала и сушила волосы, как с грустью смотрела в его сторону. Потом она достала тетрадь, которой доверяла свои самые сокровенные мысли, и уселась за столик.