Аналогичную оценку этих событий мы находим и у других авторов. Так, современный иранский военный историк Сардадвар пишет, что перед штурмом Агзыбира Абдали Гани-хан предупредил своих воинов, что мы имеем дело «с очень смелым и опасным врагом», которого можно победить лишь быстротой и натиском. Предводительствуемые им иранцы двинулись с четырех сторон, неся большие потери. Защитники бросались в бой с вершин деревьев, с высоких скал, применяли взрывчатку, кинжалы и камни. Абдалинцы с удивлением наблюдали, как старики и раненые, не желая сдаваться в плен, бросались с вершин гор в пропасть. Весь Агзыбир был покрыт трупами, снег был окрашен кровью. «Это была самая удивительная, самая героическая и самая кровавая битва, – заключает автор, – в которой джарцы дрались до последнего вздоха, не желая попасть в плен к победителям».[522] После взятия Агзыбира абдалинцы вернулись в лагерь, расположенный напротив Талы, откуда Гани-хан отправил рапорт Надир-шаху о разгроме джарских джамаатов.

Как свидетельствуют многочисленные источники, расправа над оставшимися в живых была беспощадной. Подавив указанные очаги сопротивления, иранские войска ринулись в другие места. Исследования местных кавказских историков – наглядное тому подтверждение. «Вся провинция, – свидетельствует А. Бакиханов, – была опустошена до такой степени, что от ее заселенности не осталось почти никаких признаков».[523] В карательных акциях против джарцев особенно отличились отряды племянника шаха Абдали Гани-хана: «Они разграбили имущество и стада тех магалов, разрушили их селения, а также, заняв дороги, ведущие в другие края, убивали и брали в плен бежавших по ним, – пишет об этом Г. Алкадари. – В общем, они там не оставили следов оседлости и разрушили все селения».[524]

Но сатрапы шаха не ограничились уничтожением джарских джамаатов – они опустошили Шекинскую область и часть Ширвана. Как подчеркивает В. Н. Левиатов, тотальный террор завоевателей был вызван тем, что «эти области, будучи смежными с Дагестаном, имели многочисленные и разнообразные связи с населением гор. Опустошая Шеки и Ширван, военачальники Надир-шаха преследовали политическую цель: они хотели заморить голодом население непокорного им Дагестана».[525]

Разгром и покорение джарских джамаатов составили важное звено в подготовке Дагестанской кампании шаха Надира.

Рассматривая эту базу как стратегический плацдарм для наступления на Дагестан, он организовал разведку боем, отправив летучие отряды за теми джарцами, которые укрылись высоко в горах или отступили на территорию Лакии, Аварии и Кайтага. Командующему этими отрядами Фатали-хану был дан приказ, чтобы «не дожидаясь его величия (Надир-шаха. – Н. С.) прибытия к дагестанским горам, он с подкомандующим своим войском шел на Сурхаевы и Усмеевы жилища и всех бы горских людей рубил наповал, кроме шамхалова владения, к которому повелевает обращаться со всякой лаской».[526]

«Ласковое» обращение с шамхалом объяснялось тем, что Фатали-хан не смог выполнить возложенной на него задачи: в одном из горных ущелий его отряд попал в засаду и перекрестный огонь, «отчего персияне пришли в конфузию и обратились в бегство».[527] После этой неудачи Надир-шах возобновил попытку сформировать наемное войско из горцев с помощью шамхала Хасбулата. В марте 1741 г. для набора такого войска в Тарки было доставлено 15 тысяч рублей, из которых Хасбулат присвоил себе 5 тысяч, а остальные 10 тысяч разослал своим ближайшим родственникам и подданным в Бойнак, Эрпели, Эндирей, Аксай, Костек, Казанище, Кумторкалу, Карабудах-кент, Параул, Буглен, а также горским старшинам с предложением выступить на стороне иранского шаха. Присланные деньги были приняты бойнакским владетелем Эльдаром и карабудахкентским беком Мехти, но горские старшины наотрез отказались от этой подачки, заявив, что не будут участвовать в измене своему народу, «хотя и неволею будем взяты».[528] Отказались от участия в позорной сделке и остальные адресаты и восемь влиятельных узденей Хасбулата.

Попытка шаха подкупить дагестанских владетелей не дала ожидаемого эффекта. Известия об очередном нашествии Надир-шаха Афшара вновь сплотили дружественные народы Дагестана и Закавказья. Прибывший от грузинского эристави Шенше курьер Шион Токунов сообщил 20 февраля в Кизляр, что «у него в собрании имеетца одних грузинцов десять тысяч, а тавлинцов (дагестанцев. – Н. С.) конных и пехоты имеетца множество со всех деревень и владений тавлинцы к нему идут на помощь и со оными персиянами князь Шенша намерен битца».[529]В начале марта 1741 г. комендант Тбилиси Сердар-хан докладывал шаху, что «ныне де збираютца на нас аварлинцы тавлинцы и Сурхай с войском, а нас де против них весьма малолюдно, и из оного войска многие персияне бегут с голоду в Шемаху и к Сурхаю, и шемахинский командир им за то чинит кару».[530]

В связи с надвигавшейся угрозой Сурхай предпринимал срочные оборонительные меры для защиты своих границ. Он приказал быть наготове всем своим подданным, предупредив их о том, что если иранцы победят джарцев и их дагестанских и закавказских союзников, то потом будут наступать на нас. «Сурхай из детьми своими ныне при домах своих в Казикумыках собирает войско тавлинцев лезгинцов, – доносил в марте 1741 г. кизлярский лазутчик Алисолтан, – и намерен идти в Персию против персиян войною и объявил что ныне де мы хотя и в покое живем, а чтоб с персиянами не дратца не миновать».[531]

Опасаясь гнева своих подданных, Хасбулат не решился открыто выступить в поддержку завоевателей. Он медлил с выполнением приказа шаха, но тот оказал на него энергичный нажим. В конце марта в Тарки поступил новый приказ, чтобы «он шемхал с тысячью человек прибыл в апреле месяце в Шемаху, а ежели де со оными людьми в Шемаху не будешь то де на меня не пеняй».[532]

Стараясь удержать шамхала от этой поездки, горские старшины обратились к нему с угрозой не только его самого убить, но и деревни его разорить. «И он шемхал под неволею ехать намерен, – доносил в Кизляр лазутчик Чубар Абакаров, – подданные его уздени в деревни Казанищах всех лошадей своих тайно в горы продают чтоб им в Персию не ехать, шамхал Хасбулат послал жалованья к тавлинским старшинам унцукульским и цудакуринцам и оные старшины жалованья не приняли и присланных з жалованьем прогнали».[533]

В таких условиях сатрапы шаха не осмеливались вступить в Дагестан, ожидая прибытия с основными силами своего повелителя и сведений от шамхала Хасбулата о наборе наемного войска в помощь иранцам. Обстановка в Дагестане и пограничных областях не сулила им легкой победы. Возвращавшиеся в Джары и Талы беженцы снова брались за оружие. В поисках помощи для борьбы с иранскими завоевателями владетели и старшины Дагестана более активно склонялись на сторону России. Но Россия не могла оказать им открытую поддержку, опасаясь разрыва мира с Турцией и одновременной войны с Ираном.

Учитывая создавшееся положение, Сурхай деятельно искал союзников среди дагестанцев, джарцев и грузин. В конце марта 1741 г. он связался с джарцами и грузинами, после чего было решено отправить курьеров в лагерь турецких войск, расположенный на берегу реки Арпачай. Отправленные к османам князь Шенше и старшина Маллаччи вернулись с ответом, что они обещали выступить против иранцев после жатвы хлебов, но фактически занимают нейтральную позицию.[534]