В то время как народы Кавказа громили завоевателей, Надир-шах одерживал блистательные победы на Востоке. Покорив Индию, Афганистан и Среднюю Азию в течение 1737–1739 гг., он награбил колоссальные богатства, набрал крупные контингенты отборных войск для новых завоеваний. Узнав о гибели брата Ибрагим-хана и поражении в Джаро-Белоканах, он ускорил обратный поход в Иран, решив жестокими мерами усмирить горцев Дагестана для создания стратегического плацдарма на побережье Каспия.

Приведенные материалы показывают, что четырехлетний период от начала нашествия Надир-шаха на Дагестан в 1734 г. до поражения иранских полчищ в Джаро-Белоканах в 1738 г. стал важной вехой в истории освободительной борьбы горских народов против иноземных завоевателей. Эти же годы составили определенный этап на пути подготовки крупномасштабной военной операции для завоевания Дагестана и установления иранской гегемонии на Кавказе. Хотя нашествия Надир-шаха на Ширван и Дагестан в 1734–1735 гг. не имели стратегического характера, а преследовали ограниченные тактические цели – запугать протурецки настроенных дагестанских владетелей и вынудить их подчиниться себе, они также вышли за рамки региона, оказав влияние на кавказскую политику Петербурга и Стамбула и развитие международных отношений на Ближнем и Среднем Востоке.

Добившись фактически сначала нейтрализации, а затем и «послушания» Порты, Надир усилил нажим на Петербург, итогом чего явился подписанный в 1735 г. Гянджинский трактат, серьезно подорвавший позиции России в Дагестане и прикаспийских областях. Сопоставление условий этого трактата с ранее подписанными русско-иранскими соглашениями свидетельствует о том, что упомянутый договор стал важным шагом в реализации стратегических целей кавказской политики Ирана, которые не были достигнуты во время предыдущего нашествия Надира на Ширван и Дагестан. Изменение соотношения сил на Востоке в пользу Ирана в результате военных побед Надира над Османской империей и дипломатических успехов в противоборстве с царской Россией позволило ему успешно завершить Индийский поход и тщательно подготовиться к давно задуманной Дагестанской кампании.

Глава IV

Провал дагестанской кампании шаха надира. крах «грозы вселенной»

§ 1 Подготовка Дагестанской кампании: военно-политические и дипломатические предпосылки

Разгром иранских полчищ и гибель Ибрагим-хана в Джаро-Белоканах вызвали острое беспокойство Надир-шаха Афшара, находившегося в то время в Пешаваре, продолжая «успешную завоевательную кампанию в Индии».[505] Под влиянием этих известий Надир-шах стал понимать, что тяжелое поражение в Джаро-Белоканах может иметь серьезные военно-политические последствия (упадок морального духа армии, поощрение покоренных народов на борьбу за независимость, активизация кавказской политики России и Османской империи и др.). Сознавая эту опасность, он ускорил завоевание Индии, Афганистана и Средней Азии, чтобы использовать закаленные войска и награбленные средства для осуществления Дагестанской кампании.

Мотивируя необходимость такой последовательности действий, он заявил своим приближенным: «Дела областей Азербайджана таковы, что если описать тамошнее положение, то это происшествие (гибель Ибрагим-хана. – Н. С.) станет поводом к осмелению врагов и ослаблению большинства храбрецов, сокрушающих ряды (неприятеля). Если мы направимся в Иран, то все кочевые племена в Индии, Белуджистане и афганцы будут (нас) преследовать и не допустят, чтобы хотя один человек ушел из этой страны (Индии. – Н. С.)».[506]

В ходе успешного завоевания Индии и других стран Востока планы Надира обретали новые черты. Все большее место в стратегических замыслах к исходу Индийского похода стал занимать дагестанский вопрос. Не случайно на приеме высшей военно-феодальной элиты, посвященном итогам Индийского похода, он подчеркнул: «Я взял под свою власть Хиндустан, земли Турана (Средней Азии. – Я. С.) и Ирана, а сейчас я так пожелал: с огромным, бесчисленным войском вступить в царство Кумух и сделать новое клеймо (дат) на этой стране. От такого клейма огонь пойдет по всему миру».[507] По словам Мухаммад-Казима, после этой встречи «(войско) пришло в движение и, делая переход за переходом, двинулось в сторону Дагестана».[508]

Сказанное относится к июлю-августу 1739 г., когда следовавший в свите шаха на обратном пути из Индии, Афганистана и Средней Азии И.И. Калушкин составил о нем ряд ярких характеристик. Это было время блистательных побед на Востоке, когда Надир-шах находился в зените своей славы. По внушению придворных льстецов его стали называть «непобедимым полководцем», «Грозой Вселенной», а сам он возомнил себя властелином мира, став высокомерным, грубым, жестоким и недоступным.

«Новый Новухбдоносор обезумел от своих успехов», – подчеркивает Соловьев и приводит следующую тираду Надира о себе: «Стоило мне лягнуть одною ногою, и вся Индия рушилась с престолом Великого Могола, следовательно, если обеими ногами лягну, то весь свет в пепел обращу… Персия, скверная, достойна ли ты такого великого государя иметь? Един бог на небе, мы единый государь на земле, ибо ни один монарх на свете нас без внутреннего страха слышать не может».[509]

На решение шаха ускорить обратный поход в Иран повлияли не только блистательные победы на Востоке, но и тревожные известия, продолжавшие поступать из Азербайджана и Дагестана. Обстановка в этих краях после разгрома и изгнания захватчиков из Джаро-Белокан осенью 1738 г. оставалась неустойчивой. Сохранение иранского владычества с центрами в Шемахе и Дербенте, усиление налогового гнета, голод и нищета, обрекавшие на страдания тысячи людей, послужили причиной новых антииранских восстаний. Как и прежде, во главе этих восстаний оказались местные феодальные правители, боровшиеся не только против иранского владычества, но и за укрепление и расширение своих классовых привилегий. Подтверждение тому – волна народных возмущений, прокатившаяся по Дагестану и Азербайджану в конце 30-х – начале 40-х годов.

Как доносил из Решта 20 апреля 1739 г. консул С. Аврамов: «Горский владелец Сурхай и другие многочисленными силами людей согласясь поднялись на Персию и вышли из гор и находятся около Шемахи, Мускура, Шабрана и Баки с которыми имевшие под державою Шахова величества куринцы, куралинцы, отложась, согласились же и несколько шемахинской провинции деревень взяли».[510] Опасаясь нападений повстанцев на Баку, Шемаху, Шабран и Дербент, что вызвало бы новую эскалацию иранских нашествий, Аврамов предлагал принять меры для защиты своих границ на Сулаке и укрепления Кизляра.

Однако сбить волну антииранских восстаний иранским властям тогда не удалось. В конце 1739 г. – начале 1740 г. сын Сурхая Муртузали и кубинский правитель Гусейн Али-хан напали на Низабад, Шабран и Мюшкюр, ограбили местных жителей, после чего кубинский хан удалился в Дербент, опасаясь гнева славшего угрозы из Кандагара и Газни Надир-шаха Афшара. Оставшись один во главе повстанческих масс, Муртузали продолжал действовать между Низабадом и Дербентом, доходя до окрестностей крепости. Отряды Муртузали осаждали Новую Шемаху – Аг-су, доходили до реки Куры, но под давлением регулярных иранских сил вынуждены были отступить в горы.

Хотя Надир-шах находился в то время далеко от Кавказа, но, получив весть о новых антииранских восстаниях, распорядился немедленно отправить карательные отряды для их подавления. Узнав об этом, джарцы и талийцы объединились вокруг главы Джаро-Талийского общества Ходжи Аги Мурту-за-эфенди, который мобилизовал своих соплеменников для отпора ожидавшейся карательной экспедиции.