Изменить стиль страницы

День шестой

1

На рассвете Барат опять связал мальчику руки, связал ноги и, взвалив его на спину лошади, две веревки связал между собою у нее под брюхом. Сам он сел верхом. Арбу бросил в камышах.

Реку переходили вброд. В этом месте она очень широкая и мелкая. Совершенно прозрачная вода, текущая со снежных гор и не замутненная еще пылью равнины, была перед самыми глазами мальчика. Он видел серебристые струи, вырывающиеся из расщелин между камнями и разбивающиеся о камни, и рыбьих мальков, шарахающихся от лошадиных копыт, и сами лошадиные копыта и мохнатые ноги, с трудом находящие опору в потоке.

На той стороне реки после пологой отмели тропинка поднималась в гору.

Барат слез, отвязал мальчика и поставил его на землю. Ноги Кудрата дрожали. Острым коротким ножом бандит перерезал веревки на ногах и подтолкнул Кудрата в спину. Ни ночью, ни сегодня утром он не сказал мальчику ни слова, и Кудрат ничего не говорил ему. А сейчас сказал:

— Мне пешком идти?

Бандит кивнул. Он взобрался на лошадь, и они пошли в гору.

Первые шаги дались Кудрату с невероятным трудом. Его ноги, которые так долго были скручены, казалось, совсем теперь непригодны для ходьбы. Он ослаб, потому что сутки не ел, но все-таки шел рядом с лошадью, шел долго и упорно. Ноги, которые сначала болели в суставах, вроде бы разошлись, во всяком случае, боль в них была не такая сильная. Зато с каждым шагом Кудрат чувствовал все сильнее, как впиваются ему в подошвы острые камни горной тропы. Он всегда ходил босиком и гордился тем, что пятки у него как копыта, но одно дело ходить по мягкой пыли или округлому булыжнику Ташкента, а совсем другое дело здесь.

Одна мысль утешала мальчика. Видимо, сегодня его не собирались убивать. Ведь его могли зарезать и бросить в камышах, там, где бросили арбу.

— Дяденька, мы куда идем? — спросил Кудрат у своего конвоира.

Тот молчал, хотя явно слышал вопрос.

— Далеко еще идти? У меня ноги болят.

Конвоир ткнул его ногой в спину.

Тропинка стала более пологой. Они шли по склону горы. Внизу было зеленое ущелье, поросшее кустарником и ежевикой. Выше них была только трава, начинающая усыхать под летним солнцем. Трава была сухая и вроде как с сединой.

Кудрат шел, стиснув зубы. Он знал, что стоит ему замедлить движение, и он опять получит пинок ногой в спину.

Круглая печать i_015.png

В полдень они сделали привал у родника. Барат дал мальчику очень хорошую сдобную лепешку-патыр и, стреножив свою лошадь, пустил ее попастись. Кудрат лег в тени под кустом волчьих ягод. Бандит лежал под другим кустом.

— Дяденька, — сказал Кудрат, — скажите, пожалуйста, куда мы идем? Ведь меня дома ищут.

Бандит повернул к нему свое одутловатое лицо и усмехнулся.

Наконец бандит встал, и Кудрат, не ожидая приказания, поднялся тоже.

Тропинка то поднималась, то опускалась, но больше поднималась. Вот видны уже снежные вершины Большого Чимгана. Становилось холоднее. Через висячий мост они прошли над глубоким ущельем. Где-то внизу шумела вода, и сверху было непонятно, почему это такой маленький поток так сильно шумит.

Кудрат уже не спрашивал своего конвоира о том, куда его ведут и скоро ли они придут на место.

Он еще не видел ничего, кроме скал и тропинки перед собой, но вдруг понял, что они пришли. И действительно, за поворотом они увидели небольшую долину, где было много деревьев. Тропинка пошла вниз, и вскоре показалась юрта, возле которой горел огонь и сидели какие-то люди. Их было трое. Увидев Барата, двое вскочили, радостно замахали руками и закричали:

— Наконец! Слава аллаху! Мы думали — ты уже не придешь!

Кудрат очень удивился, что его конвоир и тут не сказал ни слова, не произнес даже обычного приветствия. «Они из одной шайки, — подумал Кудрат, — они всё друг про друга знают, ничему не удивляются». Потом про себя он уточнил: эти двое из шайки, а третий, который остался сидеть и поднялся только сейчас, когда они подъехали совсем близко, этот, наверно, хозяин юрты. Ну конечно же, он киргиз, местный житель.

— Почему не приехал Кур-Султан? — спросил один из двух бандитов, невысокий, коротконогий человек с редкими, но длинными усами.

— О чем ты его спрашиваешь? — возразил другой, жилистый и высокий. — Письмо есть?

Барат вытащил из-за пазухи бумагу. Жилистый взял ее и быстро прочитал про себя.

— Кур-Султан пишет, что не достал документы, — сказал он коротконогому. — Пишет, что скоро достанет.

Было ясно, что письмо огорчило бандитов. Коротконогий даже сказал:

— Зачем нам эти документы! Я же говорил ему — уйдем в Фергану, где нас никто не знает. Зачем нам этот Афганистан!

— Тебе Афганистан не нужен, — сказал высокий, — и мне не нужен, а Кур-Султану нужен, наверно. Нашу долю мы и здесь потратить можем, а у него, наверно, доля другая.

— А мальчишку он зачем прислал? — спросил низенький.

— Тут написано, — ответил высокий, — пленный. Велел охранять. А если попробует убежать — убить.

Эти слова не удивили Кудрата. Он давно уже понял, к кому он попал, и знал, что с ним могут сделать. Только вот то, что он пленный, ему до сих пор как-то не приходило в голову. Пленный… Ему даже понравилось, что он пленный.

…Утром по дороге на работу бухгалтер Таджибеков отнес следователю папку, в которой были показания ребят об учителе Касыме. Решился он на это не без колебаний.

Следователь Акбарходжаев удивился раннему приходу Таджибекова и еще больше удивился тому, какие материалы тот ему принес.

— Мы же не просили, Уктамбек Таджибекович.

— Если уж на мою долю выпало временно исполнять обязанности председателя, я призван сам думать. Не один я это делал — вместе с милиционером Исой, но факты интересные. Милиция должна знать все.

Акбарходжаев поблагодарил и сунул папку в дальний ящик стола.

— А как мальчик, не нашли? — спросил Таджибеков.

Напоминать о том, что этот мальчик один из пяти, чьи показания есть в папке, он никак не хотел. Потому и имени не назвал.

— Сведений нет, — ответил следователь. — Может, попозже будут.

— Такое несчастье, — сказал Таджибеков, — такое несчастье! Они совсем распустились. Отец его так любит. Мать больная. Как она это переживет…

Когда Таджибеков ушел, следователь запер дверь, разулся, снял китель и сел читать личное дело учителя Касыма, которое он накануне затребовал из школы. Он очень верил документам, которые сколоты вместе, пронумерованы и вложены в твердые корочки. Свидетельство об образовании, справка с места жительства, автобиография, заявление с просьбой принять на работу. Каждую фразу следователь читал внимательно, надеясь, что в какой-то строчке или между строк он найдет то, что ищет.

После обеда — обедал следователь в соседней чайхане — он пошел домой полежать, а когда вернулся, его уже ждал милиционер Иса.

— Что у тебя? — спросил следователь, отпирая дверь своего кабинета.

Иса оглянулся, давая понять, что не хочет разговаривать в коридоре.

— Учитель сбежал, — сказал он следователю, как только тот притворил дверь.

— Ты проверил?

— Проверил. Соседи видели, как он утром уходил. Я навел справки. Жена говорит — в гости уехал.

— Я так и знал, — сказал следователь.

Люди часто говорят «я так и знал», это служит им утешением. «Я так и знал», — вздыхают. Вот вроде бы какой я умный. Только что-то внешнее помешало принять соответствующие меры, а на самом-то деле я ведь действительно знал.

Так утешал себя следователь Акбарходжаев и даже радовался немного, что теперь ему будет в чем упрекнуть Сазонова. Акбарходжаева часто раздражало, что Сазонов думал не так, как думал он. То, что следователю милиции казалось простым, уполномоченному уголовного розыска, наоборот, казалось сложным, а то, что казалось сложным следователю, по мнению уполномоченного, было простым.