Талибу нужно было время, чтобы понять, что происходит. Он не знал, что еще на рассвете Таджибеков и Иса рассказали в милиции все. Он не знал, что за час до его разговора с начальником в милицию позвонили из поселка Чирчик и сообщили, что мальчик Кудрат, проживающий на улице Оружейников, найден и дал важные показания, полностью подтверждающие все то, в чем признались Таджибеков и Иса.

Начальник милиции успокоился только после того, как дежурный доложил, что учитель Касым минут десять назад отпущен домой.

— Значит, с учителем все ясно, — сказал начальник. — Что вы еще можете сказать?

Талибу оставалось рассказать только о разговоре с Саидмурадом. Но и тут начальник знал что-то такое, чего Талиб не знал.

— Да, да, — сказал начальник, — это очень интересно. Он работает на сушильном заводе?

— Не знаю, — сказал Талиб, — не спросил.

— Да, да, на сушильном, — сказал начальник. — Видимо, это он написал анонимку. Проверим, спасибо.

Талиб не понял, о какой анонимке идет речь, но спрашивать не стал.

Когда он вернулся домой, Лера, причесанная и умытая, сидела у накрытого стола.

— Я тебя жду, жду, — сказала она, — а ты где-то гуляешь. Чай остыл.

5

Весь день Садык отсыпался. Он вернулся домой вместе с отцом и, позавтракав, начал было слушать то, что отец рассказывал матери, но незаметно для себя заснул.

Часов в пять он вышел на улицу и сразу же встретил ребят. Они шли с собакой. Доберман был на ремешке, который Рахим держал в руках.

— Ты знаешь, что сегодня случилось? — спросил Закир.

— Нет, — ответил Садык. — Я весь день спал.

— Эх ты соня! — сказал Эсон. — Оказывается, мы все были правы. Я, например, всегда так думал.

— Ха! — перебил его Закир. — И я так думал.

— А где же ты был? — спросил Рахим Садыка. — Ты позавчера убежал с фотокарточкой и даже не сказал куда… А нашему Доберману дядя Иван ремешок подарил. С пряжкой.

— Помолчи, когда старшие разговаривают! — буркнул на него Эсон. — Сколько тебя учить? Совсем невоспитанный!

— Я, ребята, в ту ночь за отцом пошел, потому что на той фотографии… — начал Садык.

Но Эсон перебил его:

— А мы аппарат у дяди Ивана оставили. Он нам вместо него другой, еще лучше, купит. Помнишь, ты обещался меня отдельно сфотографировать.

— Почему ты только о себе думаешь? — спросил Закир. — Человеку нужно знать, что на нашей улице произошло. Во-первых, ты, Садык, зря за отцом ходил, потому что его никто в убийстве Махкам-ака уже не обвиняет. Сегодня ночью на нашу улицу приехали тридцать милиционеров на лошадях. Ноги у лошадей были обмотаны тряпками, чтобы сильно не шуметь и никого не будить. Они окружили дом Таджибекова и приказали всем, кто там есть, сдаваться. А там, оказывается, была целая банда с пулеметом. Но они посмотрели, сколько войска вокруг, и сдались.

— Нет, нет, — возразил Садык, — тридцать человек не было, и конной милиции не было. Зачем так много?

— Вечно ты никому не веришь! — обиделся Закир. — Если бы они копыта лошадей не обмотали тряпками, знаешь, какой был бы шум… Теперь еще одна новость есть. Оказывается, Кудрат все время в горах был. Родители уже поехали встречать. За ними из милиции приходили.

— А точно знаешь? — спросил Садык.

— Точно, — сказал Эсон.

— Точно, — сказал Рахим. Он научился этому слову у Садыка.

Садык очень обрадовался. Вначале он хотел сразу рассказать ребятам про свои приключения, а сейчас решил, что лучше потом.

— Вы куда собрались? — спросил он.

— На трамвайную остановку. Кудрата встречать.

Они вчетвером пошли по улице Оружейников и чувствовали себя так, будто их снова пятеро. Они загораживали ее всю. И вдруг ребятам пришлось посторониться. Навстречу, тоже загораживая всю улицу, шли трое. В центре Кудрат, справа от него — отец, слева — мать. Отец был суров и не смотрел по сторонам. Мать все время утирала слезы.

Стоя у дувалов, ребята вежливо поклонились старшим. Мать Кудрата кивнула им и тут же поднесла к глазам платок, а отец еле заметно дернул головой.

Закир успел сделать Кудрату знак: скорей выходи на улицу, мы тебя будем ждать. Кудрат сделал вид, что не заметил, а потом быстро обернулся и провел по горлу ребром ладони: никак не могу.

— Ох, отец его, наверно, сильно бить будет, — вздохнул Эсон.

— Вряд ли, — сказал Садык.

— Мой бы и не думал, — сказал Эсон.

— Завтра на стадионе, — Закир решил переменить тему, — сборная Самарканда против сборной Ташкента.

— Пойдем, — сказал Садык. — Мне отец денег дает на всех. Я, говорит, против футбола и раньше не возражал, а теперь в нем пользу вижу.

Эсон очень обрадовался обещанию Садыка, потому что его отец никогда бы не дал денег на футбол, но ему было неудобно так сразу согласиться, и он сказал:

— А дядя Иван говорит, что если мы вступим в спортобщество — в «Динамо» или в «Спартак», — то нам выдадут книжечки и мы будем ходить бесплатно. Только мне не верится.

— Почему же? — уверенно возразил Закир. — Это очень просто. Ведь мы не просто мальчишки. Мы же почти что организация. И дядя Талиб говорил, что мы должны организоваться.

Рахим, который до сих пор молчал, обидевшись на старшего брата, заявил:

— А чего мы стоим? Пошли к дяде Талибу. Я обещал тете Лере Добермана показать.

На веранде сидели Талиб и учитель Касым. Они о чем-то беседовали, и ребята остановились в нерешительности.

— Заходите, заходите, — пригласил их хозяин дома. — Вы очень кстати, тут о вас разговор.

По выражению, с которым старшие смотрели на ребят, они поняли, что разговор будет приятный.

— Я завтра уезжаю, — сказал Талиб. — И мы тут с Лерой решили отдать этот дом вам. Не вам пятерым, конечно, а всем ребятам нашей улицы. Пусть здесь будет клуб. А Касым-ака, — Талиб наклонил голову в сторону учителя, — договорится с комсомольцами, чтоб организовать здесь пионерский отряд, чтоб работали кружки, например фотокружок. Интересно? По-моему, тоже. Литературный кружок, исторический, математический, библиотека. В общем, чтобы вы летом не болтались без дела.

— А футбольный можно? — спросил Закир.

— Можно, — сказал Талиб. — Можно даже и волейбольный и шахматный — спортивный, так сказать, сектор. Вы всё сами будете здесь делать: сами убирать дом, сами ремонтировать, сами книги выдавать. С завтрашнего дня это ваш дом.

— А можно, чтобы наш Доберман тоже здесь жил, а то папа не разрешает его дома держать? — нерешительно попросил Рахим. — Он породистый.

Тут вмешалась Лера. От смущения она заикалась чуть больше обычного:

— К-конечно, можно, но только я должна в-вас предупредить, что это не вполне чистый доберман-пинчер. Я хорошо знаю эту породу. Ваш доберман к тому же еще и дворянин.

Что такое дворянин, ребята представляли себе очень смутно, но улыбка, с которой Лера произнесла это слово, всем понравилась.

— Идите наверх, — сказал учитель Касым, — приведите все в порядок.

Ребята поднялись по лестнице и уселись на галерее. Заходить внутрь им сейчас не хотелось. С галереи была видна половина их улицы — улицы Оружейников, одной из самых древних улиц древнего города Ташкента. На глиняных дувалах и глиняных крышах цвели маки, просвеченные заходящим солнцем. Пыль, поднятая над городом дневной суетой, медленно оседала. В домах готовили ужин, и по дымам вполне можно было определить, в каком дворе готовят шурпу, в каком — плов, а уж о шашлыке знали за три улицы, если, конечно, ветер был именно в ту сторону.

— Смотрите, — сказал Эсон.

И ребята увидели, что по улице идет Кудрат с отцом. Отец держал Кудрата за руку, как маленького, и, когда они вошли во двор, ласково потрепал его по шее и довольно громко сказал:

— Ну, лезь к своим дружкам. Небось не терпится похвастать.

Внизу на террасе разговаривали взрослые. Наверху ребята окружили Кудрата и слушали его так, как никогда раньше, а ведь и раньше они слушали Кудрата очень хорошо. Он рассказывал им все подробно, с самого начала, и не боялся, что в следующий раз ему не будет о чем говорить.