- Бежим, - ровно сказал Улс-Цем.

- Нет, - прошептала Ликка.

Архидемон властно взял её за локоть.

- Он не контролирует себя. Он будет уничтожать то, что видит.

Ликка вырвалась из его хватки.

- Нет!

- Безликая приказала мне защитить тебя любой ценой, - сказал Улс-Цем. Казалось, к нему вернулось обычное его бесстрастие. – Если я не сумею увести тебя отсюда, мне придётся убить Кагра. Мне бы этого не хотелось.

- Замолчи! – выдохнула Ликка.

Её трясло так, что зубы стучали. «Это самое ужасное, что может случится, - подумала она. – Это самое страшное проклятие. Кто-то нажимает на кнопку, и твой друг исчезает. Как дым на ветру. Нет. Нет, Любимая не позволит этого!» Встроенные сценарии самосохранения приказывали ей подчиниться Улс-Цему и бежать, но она преодолела и их. Задыхаясь, дрожа, она кинулась к Кагру и вцепилась в него. Его облик продолжал меняться, он возвращался к настройкам по умолчанию, но процесс шёл медленно, заметно медленнее, чем шёл бы по собственной воле Кагра. «Он сопротивляется, - поняла Ликка. – Во славу Любимой!» - и прошептала вслух:

- Я не могу его оставить.

- Он убьёт тебя.

- Нет, - Ликка почти улыбнулась, хотя сердце её колотилось в горле. – Меня – никогда. Кагр! Кагр, очнись! Ты можешь!

- Ликка, - прямо в ухо ей прошипел Улс-Цем, - отойди.

Она оттолкнула его. Она попыталась заглянуть в багровеющие глаза Кагра, поймать в них что-то осмысленное. На теле демона войны вздувались чудовищные мышцы. Он увеличился в размерах почти вдвое, из черепа проросли тяжёлые рога, на чёрных губах пенился яд. Когти пробороздили сухую землю.

- Ликка, это выше его сил. Это выше любых сил.

Ликка застонала. Она прижалась лбом к раскалённому лбу Кагра.

- Думай о Любимой, - шептала она. – Повторяй за мной: верую, что Она есть надежда отчаявшихся и мощь беззащитных...

Кагр хрипло выдохнул: полувздох, полурык. Взгляд его сфокусировался, в кровавой мути засветились жёлтые прорези зрачков.

- Улс-Цем, - выдавил он с мукой. – Уведи её.

- Ликка!

- Уведи хотя бы её!

- Нет! – Ликка взяла его за рога и заглянула ему в глаза. – Я здесь. Слушай: оплот бесправных и звезда путеводная, Та, к кому любовь нерождённых и гимны лишённых голоса. Думай о Ней.

Из груди Кагра вырвалось глухое рычание и перешло в удушенный хрип. Он склонился ниже, оскалился, с силой вбил когти в землю.

- Улс-Цем! – проревел он.

- Ликка, это физически невозможно!

Она не думала, что архидемон умеет так кричать.

- Ликка, это ошибка в файлах исходников!

- Ну и что? – едва слышно уронила она. – Кагр, думай обо мне.

«Астравидья» ударила снова – раз и другой. Чудовищные световые столпы врезались в землю далеко за городом. Наконец хлынул дождь, тяжкий и мучительный, ледяной. Пламя разрядов ещё мерцало. Небо окрасилось тысячами мрачных радуг. Одежда Ликки тотчас насквозь промокла, и теперь физическое тело дрожало ещё и от холода. Ликка стиснула зубы и с усилием перевела дух. Руки её упали вдоль тела.

Кагр сидел перед ней на земле и смотрел на неё – растерянно, изумлённо, недоверчиво.

Его глаза были карими.

- Думай обо мне... – тихо повторила Ликка. Колени её подламывались, в глазах темнело, казалось, ещё немного, и она не выдержит, упадёт, уйдёт в самопроизвольный рестарт... Но секунды текли одна за другой, складывались в минуты, а она всё стояла, и Кагр смотрел на неё.

- Нисхождение, - проговорил Улс-Цем где-то позади. – Это Нисхождение...

«Если так, - подумала Ликка, - почему я ничего не чувствую?» Нисхождение Всемилосердной должно стать величайшим праздником, апофеозом ликования и красоты. Нисхождение прекратит страдания и избавит от сомнений. Согласно Догмам, оно ознаменуется перерождением сотворённой природы... Ликка чувствовала только усталость. Она была такой маленькой и беспомощной, как никогда прежде. «Улс-Цем только что сказал, что готов верить в чудо, - подумала она и печально усмехнулась. – Но разве это чудо? То, что можно сделать с собой, если действительно захотеть».

- Нет, - сказала она. – Клятва Цветов не исполнена. Любимая не сошла в мир. Посланник по-прежнему сражается. Никто не спасён.

- Я видел Нисхождение, Ликка. Мне достаточно того, что я видел. Не спорь со мной.

Улс-Цем говорил с мягкой улыбкой, чуть иронично, но в ровном голосе архидемона ей вновь послышалась та же странная печаль, что прежде. Ликка медленно обернулась. Сквозь пелену дождя она отчётливо видела его лицо, спокойное и умиротворённое, словно озарённое изнутри.

Ей стало страшно.

- Как-никак, - добавил Улс-Цем, - это моя последняя просьба.

- Что?

Он приблизился и заглянул ей в глаза. Ликка поёжилась. В Обители Вне Времён многие видели в ней образ Всемилосердной, и она ничего не могла поделать с этим, только смириться и постоянно напоминать себе об опасности впасть в гордыню. Но никто уровня Улс-Цема не смотрел на неё так. Она не могла даже представить этого. Улс-Цем был демон аналитического блока и один из самых могущественных. Он слишком хорошо различал сущности.

Сейчас он смотрел на Любимую. Потому что хотел смотреть на Неё.

- Рабы скитальца вычисляют идентификатор, по которому оперативник получил доступ к Системам, - сказал Улс-Цем. – Кайе объяснили им, что происходит, и они всеми силами стараются саботировать работу. Но они не могут отказаться её выполнять. Они завершат расчёт.

Ноги Ликки наконец подкосились, и она упала.

- Нет, - всхлипнула она. – Нет!

Она боялась потерять Кагра, но вера в Любимую совершила чудо. Невероятное, невозможное случилось. Пусть не настал час Нисхождения – Глас Немых восторжествовал, и надежда обрела крылья... Ликка понимала, что второго чуда не будет.

Улс-Цем улыбнулся с прежней безмятежностью.

- Если доступ будет отозван, оперативник не сможет получить его снова достаточно быстро. Поэтому я намерен создать дубликат. Сейчас на Эйдосе есть человек, способный выдержать окончательный трансфер.

Ликка расплакалась. Слёзы смешались с каплями дождя.

- Нет, - прошептала она, - Любимая, нет, только не это... Только не опять! Тчайрэ...

Улс-Цем наклонился к ней и нежно отвёл с её лица прилипшую прядь.

- Ты же веришь, что Тчайрэ теперь с Любимой, - сказал он. – Я верю, что ты права.

Ликка схватила его за руку. Улс-Цем помог ей подняться.

- Нет, - плакала она, - нет... этого не должно случиться...

- Я не сожалею, Ликка, - сказал он. – Моё существование было осмысленным.

Ликка торопливо вытёрла лицо руками. Теперь она смотрела на Улс-Цема неотрывно, стараясь запомнить всё – каждую черту, каждый жест. Эти данные должны были записаться в самые надёжные области памяти. Она многое помнила о Тчайрэ, но так хотела бы помнить больше! И она заранее знала, что записанного окажется недостаточно, что ей предстоит вечно оплакивать свою невнимательность, легкомыслие, пренебрежение мелочами... «Это я виновата, - запоздало поняла она. – Это случилось потому, что я позвала его с собой». Внутри стало тяжело, так тяжело и холодно, будто плоть обратилась в свинец. Ликка задохнулась. «Это я виновата!» Но ничего уже нельзя было исправить...

- Расчёт закончится приблизительно через три часа физического времени, - услышала она. – Я должен идти.

Больше Улс-Цем ничего не сказал. Он не стал прощаться и ушёл так, как уходил всегда – мгновенно, превратившись в тени и блики, в дискретный процесс, в капли дождя, тишину и воспоминания... Горе пригибало к земле. Ликка опустилась на колени и запрокинула голову. Дождь лил и лил, обожжённое небо рыдало, баюкая дрожащую землю, и земля впитывала горькие ледяные слёзы.

- Они сотрут его, - зачем-то сказала Ликка.

- Убьют, - вдруг поправил Кагр. – Его – убьют.

Ликка молча согласилась с ним и поднялась на ноги. Ей чудилось, что изменились настройки гравитации. Физическое тело двигалось медленно и тяжело. Оно стало слабым. Струи дождя безжалостно били по голове и плечам, заставляя сутулиться. Ликка опустила голову. Теперь она понимала, что её дела не закончены, она должна сделать новый шаг – новый невыносимо трудный шаг по пути к Любимой. Но уверенность покинула её, решимость ослабла. Ей нужна была поддержка. Чужое спокойствие, силы чужого разума, слова утешения... «Всемилосердная, не оставь меня», - повторила Ликка в тоске. Всемилосердная была с ней неотлучно. Она протягивала руку помощи из немыслимых далей и совершала чудеса, не давая угаснуть упованию. Но дары Её были страшно тяжелы, и Она не обещала иного.