- Да ладно тебе, расслабься, - с ухмылкой сказал позади знакомый голос.

Ксе обернулся.

- Все равно сейчас с молодой женой поедешь, - сообщил Жень.

- Жень, - сказал Ксе крайне серьезно. – Не мог бы ты того.

- Чего?

- Удалиться.

- Почему это?

- У меня событие, - сказал Ксе сурово. – Я священно трепещу. Не отвлекай.

Бог заливисто расхохотался.

- У меня, между прочим, тоже событие, - заявил он, фыркая. – Я тут тоже не просто так. Я, может, еще больше твоего священно трепещу! У меня…

- Тихо! – шикнул Ксе, и Жень затаился за лимузином.

За стеклянными дверями смутно забелели фигуры в халатах; через миг дверь открылась, и на крыльцо роддома вышла сияющая Иллиради Смирнова. За нею следовала довольная нянечка с белым свертком в руках. Ксе кинулся им навстречу и прижал к себе жену – порывисто, осторожно, точно вазу тончайшего фарфора. Иллиради засмеялась и, высвободившись, поманила нянечку. Та расцвела дежурной улыбкой и подала сверток счастливым родителям.

Ксе, глупо улыбаясь, нес малютку к машине. Иллиради заметила Женя, подмигнула ему и помахала рукой.

Жень издал нечленораздельный восторженный вопль и от полноты чувств пробежался по крыше лимузина. В перехваченном розовыми лентами пухлом конверте, сама розовая и пухлая, хрупкая, теплая, крохотная до дрожи, спала девушка Евгения Алексеевна, богиня семи дней отроду, маленькая Мать Отваги.

Его невеста.

23.03.07