Впрочем, когда форматируется диск, на нем стирается вся информация.
- Это нкераиз, - частил Жень, пытаясь поймать взгляд Сергиевского. – Опять вероятности рвануло, опять миры совместились, и нкераиз прошли, потому что им очень нужно, чтоб всех убить, то есть чтоб Ансу убить, чтоб стфари больше не было. У них там такая же аномалия, как тут…
«Вот чего стихию тряхнуло и Гену взъерошило», - флегматично думал Даниль.
А потом взъерошило его самого – когда аспирант услышал последние слова божонка.
- Что? – переспросил Даниль, и Жень отшатнулся – таким жутким показалось лицо Сергиевского. – Что ты сказал? У них там…
- Я не знаю! – на всякий случай отрекся подросток. – Но Анса говорил, что там у них, в том мире, наверняка такая же аномалия, как здесь. И они пришли, и бога своего притащили, чтоб всех убить…
- Тихо, - велел Даниль. Жень мигом заткнулся и только посматривал на него снизу вверх, испуганно и с надеждой.
…Ни при чем здесь люди, и боги их ни при чем, вовсе не по их души собирается в небе кошмарная многочленная система, и не за их жизнями придет доберман Лаунхоффера, Великий Пес.
Аномалия.
Следствие эксперимента.
Сердце забухало часто и тяжело, так, что трудно стало дышать. Даниль болезненно зажмурился и потер лоб. Он знал, конечно, что его руководитель способен на многое, но что на такое… Какая-то часть сознания залюбопытствовала, в чем мог заключаться эксперимент, повлекший за собой настолько разрушительные последствия, но мысль эта стихла, угасла, истаяла под тяжестью другой мысли: уничтожение аномалии, само по себе являясь безусловным благом, будет сопровождаться уничтожением всех ее побочных эффектов.
То есть окончательной смертью многих тысяч людей.
Целого города.
Целой страны, которая называется Стфари.
- Ой, мама… - прошептал аспирант.
Как возвышенно и гордо он объявил Аннаэр, что иногда порядочный человек должен вмешаться… только подробности пролили новый свет на проблему, и уже не на порядочность походило это, а на что-то значительно противней и неуютней.
- Я, типа, тут силы добра и света? – жалобно пробормотал Даниль. – Стрёмно-то как…
Жень искривил край рта и развел руками.
- Даниль, - спросил он, - а что это с ними? Почему они – так? Не по отдельности?
- Что? – проснулся потонувший в эмоциях аспирант. – Это ты про… а, ясно. Они же искусственные, Жень. Они как детальки Лего, встраиваются друг в друга и собираются в высшую систему. В сверх-божество.
- Уй-ё, - в точности как Ксе сказал Жень и поморщился.
- Ага, - согласился Даниль печально. – Пакость.
Светлело; по двору пронесся ветерок, осыпал снегом черную язву кострища и грязные лужи. Небо и лес застыли в пластиковой недвижности. Из-за угла дома показался ходивший куда-то Менгра-Ргет.
- Они прекратили… - начал кузнец, и Ансэндар прервал его:
- Они тоже слышали.
Оба умолкли, глядя на Сергиевского.
Даниль поколебался и вздохнул.
- Тут… разобраться надо, - беспомощно сказал он.
«Ящер, - снова и снова прокручивалось в голове, - тираннозаурус рекс, у него, конечно, ни совести, ни жалости, но, в конце концов, не может он не понимать… не может не быть способа убрать аномалию без того, чтобы – всех… надо только подумать… блин, а я-то, я-то о чем думал два года… но я же не знал…» Даниль почувствовал себя беспомощным и никчемным. Лаунхоффер Лаунхоффером, но Северорусской аномалией должен был заниматься он, Сергиевский, его и ректор просил серьезнее отнестись к работе, поздно, правда, просил... но два года до этого Даниль занимался, как говорила Ворона, «прожиганием жизни», вместо того, чтобы разбираться в проблеме. И разобрался, как следовало ожидать, в самый последний момент.
Но все же время упущено не было. И тогда, после разговора с Аннаэр, он твердо решил вмешаться. Все, что он должен сделать сейчас, все, что он может сделать – это выполнить данное себе обещание.
Даниль выпрямился.
И услышал голос Координатора; судя по позам остальных, на сей раз ястреб обращался только к нему.
- Даниил Игоревич, - кротко сказала адская птица. – Мы гарантируем, что операция будет проведена быстро и аккуратно. Последний раз прошу вас не вмешиваться.
- Быстро? – переспросил Даниль и криво улыбнулся. – Аккуратно?
Менгра насторожился. Даже Ксе поднял мутноватый взгляд.
- Знаешь что, пташка? – мягко и задумчиво сообщил Сергиевский. – Давай порхай назад в клетку. Операция отменяется.
Тонкий мир вспыхнул – почти так, как тогда, в отделе мониторинга. Даниль перешел в чистую форму и уничтожил тело: требовался наивысший уровень концентрации, он не мог распыляться на поддержание плоти. Сколько элементов успело интегрироваться в систему, не было до конца ясно. Контролирующая структура, состоявшая из Координатора и Ищейки, держала в поле зрения всех, кому выпало несчастье оказаться побочным эффектом: стфари, рассеянных, кажется, по доброй сотне квадратных километров, каких-то других людей, видимо, тех самых нкераиз, которые были сконцентрированы на куда меньшей площади, и две сущности, которые Даниль опознал как антропогенных богов. Женю не стоило так беспокоиться: они с Ксе не принадлежали иной вероятности, уничтожение им не грозило… Ястреб действительно провел бы операцию аккуратно – программа, написанная Эриком Юрьевичем, не могла работать иначе.
Из остальных сегментов системы Даниль опознал только Аналитика; ворон отвечал за контакт с вероятностным мультиверсом.
Общее сознание конгломерата искусственных божеств распространялось над всей территорией аномалии; им было безразлично, где конкретно находится тот или иной объект. Самые важные события происходили на южной границе, поэтому острие внимания зверинца направлялось сюда.
…Возможности высшей системы казались безграничными – на первый взгляд; когда Даниль волевым усилием отбросил эмоции и начал мыслить как положено специалисту, то почти сразу нащупал слабое место. В антропогенном секторе тонкого плана зверинцу действительно не отыскалось бы равных, даже одна-единственная программа стала бы грозным противником для кого-нибудь вроде Женя – но был еще и стихийный сектор. Ничто не могло заменить живому или псевдоживому существу энергетические потоки, кровеносные сосуды Матьземли; чудовищное многоголовое сверх-божество они пронизывали так же, как и все остальные тонкие тела в мире.
«Отсель грозить мы будем шведам!» - деловито подумал Сергиевский и ухмыльнулся.
Отстраненным взглядом экспериментатора и хирурга он смотрел, как зверинец готовится действовать; пожалуй, будь им велено только уничтожить лишние души, программы управились бы за доли секунды, но параллельной и главной задачей выступала нейтрализация межмировой аномалии, а она требовала куда больше времени на расчеты.
- Даниил Игоревич… - снова начал ястреб.
- Надоел! – огрызнулся тот.
И остановил циркуляцию энергии в теле стихии.
У него не было времени ждать, когда зверинец нанесет удар, да и не знал Даниль, сумеет ли его отразить; он начал первым. Плана не было, одни смутные догадки. У каждой программы есть определенные ограничения, связанные с ее функциональностью; в высшей системе они получают компенсацию, но, тем не менее, никуда не исчезают. Ищейка инертна и не склонна действовать без команды. Координатор обретает силу только там, где есть, кем управлять. Аналитик, самая впечатляющая разработка Лаунхоффера, нестабилен, и без контакта с внешним миром не сможет удержать свое многомерное сознание в равновесии. Сейчас, когда он интегрирован в высшую систему, внутренняя дестабилизация может повлечь за собой не только размытие вероятностной структуры континуума, но даже – в случае большой, очень большой удачи – самоуничтожение зверинца.
Надеяться на такую удачу было, конечно, глупо: если эта мысль пришла в голову даже Сергиевскому, Лаунхоффер уж точно все предусмотрел. Но пути воздействия существовали, зверинец не был неуязвимым, и больше того – Даниль, пожалуй, в одиночку представлял опасность не меньшую, чем весь выводок адских тварей.