Большое впечатление произвели на меня быстрота, четкость и решительность действий разведчиков, а также сила и стремительность, с которыми они, возвращаясь с поиска, вели упиравшегося пленного. Подобные занятия проводились сперва днем, а после того как разведчики осваивались со своими обязанностями, тренировки шли ночью, что, кстати сказать, я видел впервые.

Метод обучения был для меня новым и очень интересным. Так, например, занятие по захвату пленного разбивалось на три части. Сперва изучались движение к месту расположения неприятельского поста и способы прикрытия движения. В эту часть занятия входили все виды передвижения: преодоление проволок, прикрытие огнем, занятие исходного положения для захвата пленного. Затем изучался самый захват неприятельского наблюдателя. Когда разведчики в достаточной степени овладевали всем этим, отрабатывалось возвращение с пленным: проход проволочных заграждений, прикрытие отхода, движение к своему расположению, вынос раненых.

Каждая часть занятия разучивалась отдельно, а затем все занятие несколько раз выполнялось целиком. Нужно сказать, что на тренировку и подробное усвоение изучаемого времени не жалели, не торопились, работали основательно и осмысленно. В результате все исполнители не только отлично знали свои задачи, но и уверенно выполняли их. Разведчикам, подготовленным таким методом, конечно, были не страшны любые случайности. Командиры отделений, на мой взгляд, хорошо владели своим делом, занятия вели толково, не горячась, без ругани, терпеливо повторяя упражнение, особенно с теми, кому оно не совсем удавалось.

Прошло несколько дней моего пребывания в команде. Я познакомился с содержанием и методикой подготовки, бытом и задачами разведчиков. Штабс-ротмистр Муромцев пригласил меня к себе.

— Вам, конечно, известно, — начал он, — расположение противника на участке, который наш полк занимал перед выходом в корпусной резерв. Насколько я помню, ваша рота стояла против Большого Обзира. Скажите, вы ясно представляете себе, ну, скажем, систему огня противника, пункты расположения его наблюдателей в первой траншее? 

Я должен был признаться, что эти вопросы для меня не совсем ясны. Тогда Муромцев достал из своего чемодана большую папку и вынул оттуда карту:

— Вот посмотрите, как выглядит противник с нашей точки зрения.

Это была такая же карта, какими пользовались все офицеры полка, и я в том числе. Но какая огромная разница между моей картой, не имеющей никаких знаков, кроме участков окопов противника да нескольких ориентиров, и картой Муромцева, представляющей тщательную разработку большого материала. Чем дольше я ее рассматривал, тем больше вырастало мое уважение к составителям карты. Позиции противника, его система огня, охранение, расположение крупных подразделений, блиндажи солдат, артиллерийские наблюдательные пункты, местные предметы до колодцев включительно — все было нанесено на карту, все ясно предстало перед моими глазами. Карта жила, и противник выглядел на ней не туманно, как на моей карте, а был понятен и прост. Я видел на карте немцев в их деятельности и понимал, что может грозить нам с их стороны.

Муромцев улыбался, наблюдая за мной.

— А теперь взгляните на это, — и он развернул большой лист плотной бумаги — план в масштабе двухсот шагов в дюйме, снятый с только что рассмотренной мной карты. В дополнение к данным, уже имевшимся на карте, на плане были многочисленные ложбинки, окопчики и прочие подробности местности, так необходимые разведчикам.

— Не думайте, что это только моя работа, — сказал Николай Петрович. — Правда, вся команда затратила немало труда на сбор материала, но это не все. Наличием этой действительно отличной схемы мы обязаны работе штабс-ротмистра Булгакова, его энергии, уму и знаниям. Не удивляйтесь! Наш полковой адъютант не только умеет покручивать свои красивые усы. Это исключительно дельный, талантливый и работоспособный офицер, к тому же скромный и неспособный кичиться своей работой. Я хочу обратить ваше внимание на некоторые детали схемы, интересные главным образом с точки зрения нашей специальности. Начнем с подступов к противнику. Вот проходы в наших проволочных  заграждениях. Видите, некоторые из них имеют красные черточки? Эти проходы обнаружены немцами и пристреляны. Поэтому мы не пользуемся ими. Вот проходы в наших проволоках, отмеченные зелеными штрихами: они закрыты сверху, в них можно проходить только ползком. В пространстве между нашими проволоками и проволоками немцев вы видите ряд кружков и крестиков желтого цвета. Это подготовленные и естественные укрытия, где можно переждать огонь противника. Кружок обозначает, кроме того, удобный наблюдательный пункт. Теперь смотрите на проволоки противника. Проходы в них обозначены тоже красными черточками, так как немцы хорошо прикрывают их пулеметным огнем. А вот эти стрелки в окопах обозначают действующие пулеметы, пунктирные же стрелки, идущие от них, — примерные сектора обстрела. Обратите внимание: некоторые районы между нашими и немецкими окопами заштрихованы. Здесь обычно наблюдался наиболее сильный перекрестный пулеметный огонь и заградительный огонь минометов.

Шаг за шагом Муромцев последовательно, со свойственной ему неторопливостью и методичностью раскрыл всю изображенную на карте организацию немецкой обороны, и она отчетливо отразилась в моем сознании.

— Когда наш полк займет свои позиции, мы сумеем многое из того, что занесено на карту, проверить, — говорил штабс-ротмистр.

— А разве за это время ничто не изменится? — спросил я.

— Едва ли. Проверять, конечно, будем. Но все же серьезных изменений я не ожидаю, так как немцы большие любители сохранять установившуюся систему. Мы убедились, и не раз, что организация обороны, вплоть до наблюдательных постов и путей движения патрулей, у них устанавливается раз и навсегда и соблюдается пунктуально. Достаточно сказать, что места, где мы захватывали часовых и наблюдателей, немцы оставили без изменения, разве что усилили кое-где проволоки да дистанционных огней добавили. То же осталось и в отношении маршрутов патрулей. В общем, немцы трудно перестраиваются и предпочитают оставаться на существующей организации. 

Десять дней провел я в команде, наблюдая занятия и изучая различные приемы и сноровки, которыми так славились разведчики Муромцева. Сам Николай Петрович почти незаметно, в порядке обычных, как бы ни к чему не обязывающих бесед не только ввел меня в курс всех задач, выполняемых разведчиками, показал размах их работы, но и посвятил во все тонкости этого сложного и ответственного дела. Мне оставалось лишь запоминать, изучать и раздумывать над массой новых впечатлений. Вместе с тем и ответственность за выполняемую работу, опасности, возникающие во всех случаях боевых действий разведчиков, — все это стало значительно ясней для меня, чем было раньше.

Как-то в одной из бесед Муромцев сказал:

— Я думаю, вы на своей практике убедились, что далеко не каждый человек может быть разведчиком, хотя бы он был бесстрашен, ловок, силен, имел хорошо развитый слух и отличное зрение. В начале работы в разведке мне казалось, что так называемые «лихие ребята» наиболее подходят для разведки. Вскоре мне, однако, пришлось отказаться от этого мнения, так как я дорого поплатился за него потерей нескольких прекрасных людей. С той поры я очень недоверчиво отношусь к «лихим ребятам». Человек, стремящийся получить награду и ради этого готовый идти на самые рискованные дела, любитель сильных ощущений, теперь не находит места в нашей команде. Такие люди по своему характеру неспособны к длительной и скучной работе по овладению техническим мастерством. Они склонны к шумным предприятиям, эффектам, к позам. Ну а с такими качествами разведчиком быть нельзя.

— Позвольте, Николай Петрович, — не согласился я, — но ведь бесстрашие, дерзость, риск, бесшабашная удаль — все эти качества необходимы разведчику. Возьмите хотя бы исторические примеры: Сеславин, Фигнер, Давыдов в Отечественной войне двенадцатого года, матрос Кошка в Севастопольскую оборону, действия наших пластунов-кавказцев. Везде дерзость, риск, исключительное бесстрашие. Какой же смысл людей, отмеченных такими дарами природы, заменять тихими, скромными работягами? На одной технике выполнения приемов далеко не уедешь. Способность дерзать, все  ставить на карту — это лучшие стороны человеческого духа.