Карательные отряды охотившиеся за красными партизанами не были настолько сильными, чтобы причинить значительный ущерб кадровым частям, но все-же командующему пришлось считаться и с ними, отказавшись от мирного отступления и скорее постараться ликвидировать малочисленные отряды жандармерии.

Эти стычки с карательными отрядами немцев, 8се~же обессиливали солдат, страдавших от недостатка воды во время жары.

Хозяйственным ротам поэтому пришлось устанавливать наспех походные кухни, оделяя солдат кроме воды и минимальной порцией конины с шрапнелью.¹⁰)

Непредвиденный привал был кратковременным. Воины на ходу проглатывали полученную порцию и тут же падали на минутный отдых.

Нестерпимо хотелось слать. Но кто же позволит уснуть в такое время, да еще на Юге, где ночь совсем

коротка. Она молниеносно уходит, а солдат подымают полусонными и они тут же становятся в строи для дальнейшего пути.

Трудно было даже себе представить, что эти измученные в конец люди и есть та Армия русских патриотов, за которой гитлеровцы гоняются уже больше месяца.

Юг и Черное море.

Южная часть Крыма дорогами бедна н единственное живописное шоссе, пролегающее у берегов моря и проходящее через перевал от Алушты до Симферополя, было сильно повреждено, не говоря уже за проселочные, которые к этому времени были все разрушены если нс оккупантами, то своими партизанами.

Сказочное, по своей красоте, курортное побережье: Ялта, Гурзуф, Симеиз. Ливадия, Алупка, Байдарение ворота и другие места так-же были разрушены и сожжены партизанами по приказу верховного главнокомандующего: „Врагу ничего не оставлять”.

В этом разрушении своей страны фактически и сказалась вся стратегия мудрого вождя Сталина.

Маневрирующим частям оставался единственный мало поврежденный отрезок дороги, идущей выше Байдар на Севастополь, по горной крутизне и с плохим настилом.

Механизированные подразделения с трудом проталкивали по бездорожью свою технику и заметно отставали от шагавших пехотинцев. Их положение на Юге было во много раз хуже, чем пешеходов.

Пропускать вперед все двигающееся и шагавшее било не легкой задачей для саперов и командующему приходилось то и дело останавливать всю колонну людско-механического потока, чтобы дать возможность замыкающим и самому охранению своевременно подтянуться к основным частям отходивших войск.

Трудно сказать, что если-бы армии Волкова и имела в то время технические средства передвижения — могла бы с этими средствами скорее преодолеть свой трудный путь в Южной части Крыма. И эти трудности начинали меня обязывать на любые испытания, на любые подвиги, которые, как и всем со мной шагавшим рядом черноморцам завещал адмирал Нахимов: „Идите скорее на Малахов Курган и обороняйте там Севастополь, не за страх, а за совесть перед Родиной”. Так говорил адмирал пехотному генсралу-нытику.

Подменив прикрывающую роту своим отрядом, мне не хотелось думать о завтрашнем дне, но сама обстановка говорила, что впереди ждет еще худшее. Это худшее чувствовали и сами мои подчиненные, но оно не вносило в наши ряды паники, ни страха, наоборот крепило каждого на новые испытания.

Готовя к прорыву батальоны н полки, генерал Волков взял на себя лично всю полноту оперативного руководства над командирами головных частей и обязал каждого из них безоговорочно подчиняться его приказам.

Командиры эти не представляли из себя манекенов тех, которые подчинялись Верховной ставке. Каждый из них знал, что приказ Волкова не сухое, казенное распоряжение, часто противоречащее боевой обстановке.

Волков всегда напоминал своим командирам: „Человек, посвятивший себя бесстрашию, в первую очередь должен быть исполнительным по отношению самого себя и, каждый солдат доверивший ему свою жизнь, вправе у него спросить — обладает ли он сам специальными военными знаниями/’

В этом генерал Греков был безусловно прав, когда говорил что командир, который оседлал пехотное, саперное н артиллерийское дело, то в бою от него зависит весь успех боевой операции.

В народе недаром живет поговорка: „Лучше идти чем бежать, лучше стоять чем итти, лучше сидеть чем стоять и лучше быть дома в кругу родных, чем неизвестно где, по бездарности незнайки”

А таких незнаек во время прорыва вражеского кольца было немало. Знающим свое дело оказался, раньше совсем незамеченный, опальный генерал Волков, который до войны просидел пять лет в Советских тюрьмах.

Признанный солдатами авторитет Волкова, помог его соратникам направить погибавшее дело прорыва и воины посвятили себя целиком этой цели.

Они снова были готовы умирать на полях сражений и за родную землю и за своего нового полководца.

Разведывательные группы новой армии к этому времени уже успели добыть у врага не один „язык”, которые с достоверной точностью предупреждали штаб Волкова, что немцы спешно подтягивают свои резервы и готовят очередной удар не по горной отрезанной советской группировке, а по остаткам Севастпольсхого гарнизона.

Донесения разведчиков были перепроверены специальной вылазкой и Волков только после этого решил изменить свой план „выиграть время”.

Командование отменив последнее, решило внезапно ударить по резервам неприятеля с самого тыла и этим самым сорвать сроки вражеского наступления на крепость.

План этот был большим риском, но Волков приказал командирам повернуть часть вверенных ему войск обратно. Он напомнил идущим частям что лучше умереть на брустверах врага, чем страдать лишь одним желанием и бездействовать.

• •

Немцы, в основном так-же ползовались только центральной дорогой на Севере полуострова, которая связывала все артерии оккупационных войск и сам занятый центр Симферополя.

В штабе было решено, во чтобы то ни стало парализовать на этой дороге подвозившиеся немецкие резервы к Севастополю.

Маневренный отход на Юг моря теперь становился второстепенным и перестал интересовать командующего, за исключением разве того, что здесь сохранится живая сила на будущее время.

Волков немедленно повернул обратно через Айпетрн одну бригаду моряков и две бригады пехотинцев.

Во главе этих отборных войск он стал сам, а Южный отход поручил продолжать своему начальнику штаба — генералу Грекову.

Обратный переход через горы нужно было как можно скорее проделать и он был обозначен в плане командующего как „Прыжок с трамплина”.

На этот раз мой отряд матросов входивших в бригаду был головным, выполняя обязанности армейской разведки на всем пути, до самого момента сражений.

Первыми пошли в бой с гитлеровцами морские пехотинцы. Не ожидавшие наличия где либо по близости советских войск немцы, при появлении своих заклятых врагов в черных бушлатах растерялись и моряки, не дав им опомниться, лавой обрушились на них, захватив с ходу Бахчисарайский¹¹) пункт с подвезенными туда боеприпасами для штурма Севастополя.

Не выдержав яростной атаки матросов, да еще с своего тыла, немцы открыли им свой центральный участок дороги в самом Бахчисарае.

Гитлеровские резервы в панике бежали по дорожной седлавине, забывая о своих раненых и бросая продовольствие и военное снаряжение, которые так жизнено нужны были наступавшим частям.

Эти, хотя и временные успехи, воодушевлили моряков и они еще с большим рвением преследовали неприятеля на своем продвижении вперед.

Идя боевыми рядами на врага, на этот раз — черноморцы уже не вспоминали имя „вождя Сталина”, они помнили одно лишь слово „За Родину”.

Реальный выигрыш наших бригад дал полную возможность генералу Волкову снестись с танковым батальоном, который как и мы, был долгое время в тылу врага и оперировал в степной части Крыма.

Командующий, заручившись согласием командира танкистов о совместном прорыве и пополнив бригады трофейной техникой, заверил личный состав наступавших, что теперь никто не сможет задержать его войска на дороге Бахчисарай-Севастололь.