Однако едва малейшая неполадка с едой, шуму и гаму не оберешься. Не видали еще люди настоящей службы, фронтового горя не хлебали. Все впереди. Походная жизнь только началась. Уже первые дни марша показали, как много он требует сил. Идем с рассвета дотемна. Поднялись бураны. И без того узкие, плохие дороги совсем переметает, особенно в логах и по перелескам.

На второй день марша в одной из деревень пришлось оставить половину батареи. Сегодня утром оставили два последних орудия. Когда дорога станет получше, батарея должна присоединиться к нам.

У красноармейцев нет привычки к большим переходам. Особенно трудно тем, у кого кожаные сапоги.

Хорошо еще, что удается ночью отдохнуть. На пути крупные деревни, есть где разместиться. В каждой избе на полу устраивается человек семь — восемь.

Идем по удмуртским волостям. Отношение со стороны крестьян хорошее, приветливое. Кипятят чай, варят картошку, недорого продают молоко, а если есть, то и хлеб.

Наши красноармейцы ведут себя в деревнях сознательно, дисциплинированно. Однако о правильном отношении к трудовому крестьянству напоминаю все время. И сам, и через взводных.

Шли в Воткинский завод, а пришли в Глазов. Может быть, намеренно распускались слухи относительно завода.

Я в Глазов попадаю вторично. Через этот город ехал от «красных орлов» на курсы в Петроград.

Нашим полком временно командует товарищ Крылов, работавший у прежнего комполка Ларионова помощником по строевой части. Из бывших офицеров, кажется поручик. Человек странный: то ли больной, то ли от природы вялый.

Куда отбыл товарищ Ларионов, вернется ли, я не знаю.

Вчера исполнилось десять месяцев моей службы в Красной Армии. Помню, как 30 мая прошлого года в Камышлове я пришел к редактору «Известий» Степану Васильевичу Егоршину и заявил о том, что вступил в ряды армии. В тот же день получил обмундирование, а ночью уже ходил по улицам патрульным.

За эти месяцы смерть не однажды витала над моей головой, много раз я участвовал в жестоких боях. Но в своем поступке я никогда не раскаивался и не раскаиваюсь сейчас.

Вспоминаю о полке «Красных орлов», о доме, матери, семье. Впервые закралось в душу сомнение — увижу ли их?

Вероятно, это от плохого состояния здоровья. Боли в сердце не проходят. Все время испытываю недомогание.

Газеты стали получать ежедневно. Хожу от взвода к взводу и знакомлю красноармейцев с текущим моментом. Они очень интересуются новостями. Особенно положением на фронте под Глазовом. Здесь-то как раз дела идут плохо.

В нашей пулеметной команде на 124 человека два коммуниста — каптенармус Панферов и я. Сочувствующих четверо.

Сегодня получили приказ по полку. Во всех ротах и командах категорически запрещается играть в карты. Виновные, пишется в приказе, понесут строгую ответственность, вплоть до предания суду.

А у нас в команде народ как раз любит побаловаться в «двадцать одно». Надо будет объявить войну картам.

За последние дни накопились впечатления об удмуртской деревне. Хочу их записать.

Неприглядно живут удмурты. Маленькие, грязные, темные избы. Семьи человек по 30–35.

Поинтересовался, почему такая скученность, теснота. Причины понятные: нужда, недостаток строевого леса, а кроме того, давний обычай.

Удивительно ли, что здесь столько болезней. Особенно много трахомы и чесотки. Чесоткой страдают не только люди, но и животные.

Темнота, бескультурье. Почти сплошная неграмотность. Редко где увидишь книгу.

Такое наследие оставил проклятый царизм.

К власти Советов у удмуртов враждебности нет. Подчиняются ей, признают. Но еще, мне кажется, не понимают, как свою кровную власть. Если хорошо вести агитацию и разъяснение, здешние люди станут сознательными борцами за революцию.

Жители удмуртских деревень хорошо выполняют подводную повинность, перевозят для нас снаряды, патроны, продовольствие, больных. Маленькие лошадки удмуртов очень выносливы, хозяева-подводчики старательно ухаживают за ними.

Охотно, не считаясь с теснотой, крестьяне пускают нас ночевать в свои избы. Нередко делятся продовольствием. Короче говоря, относятся хорошо. Опасаться приходится одного: как бы красноармейцы не подхватили трахому или чесотку.

Удмурты — народ работящий, уважительный. Большой властью у них пользуются старики и старухи.

Жизнь в деревне начинается рано, до рассвета. Даже зимой.

На пасху почти на целый день все идут на кладбище. Украшают могилы родичей яркими лентами, венками, крашеными яйцами, какими-то фигурками. Прямо на могилы кладут пироги, шаньги, кутью. В обрядах и вере удмуртов есть что-то от язычества.

Многие из нас научились немного изъясняться на языке удмуртов: поздороваться, сосчитать до десятка, попросить хлеба или молока. Мне думается, что мы быстро усвоили этот язык не только по необходимости, но и из симпатии к удмуртам. Это ведь и политически важно, чтобы русские красноармейцы хорошо относились к местному населению любой национальности.

Вчера часов в десять проводил общее собрание команды. Разбирали два вопроса: текущий момент (Доклад делал я) и текущие дела. Считаю, что для начала собрание прошло неплохо. Присутствовали все, в том числе и товарищ Ринк.

Думал об организационном собрании коммунистов и сочувствующих. Но перед собранием двое сочувствующих заявили о своем желании выписаться. Двое других отсутствовали. С кем же проводить собрание?

Из разговоров я понял, что партийная работа в команде сильно затруднена одним обстоятельством. Перед выездом полка на фронт некоторые мобилизованные коммунисты каким-то образом остались в Москве, а часть других находится сейчас при штабе. В результате у значительного числа красноармейцев сложилось неправильное мнение о коммунистах.

Со здоровьем у меня неважно. Пришлось сегодня сходить в полковой околоток. Получил какие-то порошки.

В два часа ночи вернулся с совещания от члена Реввоенсовета 3-й армии товарища Муралова. Мы вызывались к нему, чтобы дать характеристику боеспособности и сплоченности полка. За старшего у нас был военком. Из агитаторов пришли Степанов, Калашников, Калачев, которые находятся при батальонах, и я.

Совещание началось около двенадцати ночи и длилось больше часа. Каждый из нас выступал. Выявилось немало дурного: плохие настроения среди красноармейцев, слабая работа штаба. Многие командиры не подготовлены. Есть и пассивные, нетребовательные.

Товарищ Муралов был очень недоволен, держался сурово и строго. Это можно понять. Но к чему зря кипятиться, кричать? И на кого? На нас! Разве мы повинны в этих недостатках? От крика, по-моему, дело не выигрывает.

Товарищ Муралов наказал нам лучше работать и сообщил, что полк пойдет на позиции.

Вчера с утра в полку проводилось собрание агитаторов. Не обошлось без шума. Сильно досталось комиссару. Агитаторы говорили о недостатках штаба, полкового околотка, завхоза.

Я еще мало знаком с агитаторами. Они часто бывают в политчасти полка, видятся друг с другом, я же почти все время в своей команде.

Вчера удалось поговорить с двумя сочувствующими, которые отсутствовали в день собрания. Отличные товарищи, вполне сознательные, революционные. Они могут стать достойными членами РКП (б).

Сейчас десять часов вечера. Недавно кончилось партийное собрание. Удалось организовать ячейку из девяти человек сочувствующих и двух коммунистов. Актив — товарищи Попов, Панферов, Лапин и Плакунов. Обсудили многие вопросы. Во вступительном слове я остановился на внешнем и внутреннем положении Советской республики. Меня же выбрали председателем ячейки. Согласился. Из текущих дел на собрании разбирались такие: регистрация членов ячейки, запрещение игры в карты, выбор библиотекаря, выяснение вопроса о выборе красноармейских судов и контрольных комиссий, вынесение замечания начальнику команды, ударившему по лицу крестьянина, наконец, о содействии партийной ячейки командному составу в проведении занятий.