Бомбы все еще лежали около вокзала — огромные, бесхвостые, одутловатые. Их давно обезвредили. На одну из бомб присел, как на садовую скамейку, немолодой гражданин. Он устал. Пристроившись на фугаске, гражданин свернул папироску.
— Их специально, что ли, оставили, гражданка?
— Не знаю, — отвечает она и сама задумывается: «Может, как память?..»
В самом деле, вокруг чисто; засыпаны последние ухабы, сияет гладью новый асфальт. Акулина Федоровна идет дальше; ее обгоняет несколько машин. Каких марок? Толе все интересно узнать.
• Ах, эти бомбы! Они напомнили Акулине Федоровне не только о днях войны на Волге, когда она застряла с сыном в Соленом пруду близ сталинградской окраины, но и о том времени, когда она тревожилась, что же ей делать с Толей. Как только немцев разгромили, Толя стал бегать с соседскими мальчуганами в Сталинград.
«Пострелять», =— говорили мальчики.
Они пробирались в окопы и траншеи. Раскопав брошенные винтовки и патроны, мальчуганы до одурения палили из них. А добра этого в разоренном Сталинграде было много. ДЬмой Толя возвращался грязный, пропахший пороховым дымом. Одежонка у мальчика убогая — в дни осады гитлеровцы забрали у оставшихся жителей теплые вещи. У Акулины Федоровны взяли ватное одеяло, Толину кацавейку и далее ушанку.
«Учиться тебе надо, Толя, вот что! Будет тебе по окопам лазить, ворон пугать!» — убеждала сына Акулина Федоровна.
«А я военным буду», — отвечал Толя.
«Военные разве не учатся?»
Ей и на этот раз не удалось побывать в подвале, где помещался штаб генерала фон Паулюса
До универмага оставалось всего шагов сорок, но тут ее встретила старинная знакомая. До войны они жили по соседству в Каменец-Подольске. В один месяц обе потеряли своих мужей. Два лейтенанта воевали в танковом корпусе, оба убиты под Житомиром.
Старинная знакомая спросила:
— Доволен сынок? В каком он теперь классе?
— Ведь он у меня в суворовском, — ответила Акулина Федоровна. — В суворовских не классы, а роты. Толя мой во второй роте, в пятом учебном отделении. Позавчера я получила письмо от его воспитателя капитана, он им тоже доволен...
Акулина Федоровна рассказала соседке, как она послала сыну деньги и потом захотела узнать, на что он их истр-атил. Она попросила офицера-воспитателя ей написать, и тот ответил: «В Кутаиси много яблок, и Толя несколько раз покупал яблоки и мандарины, снимался у фотографа...»
Она показала карточку. Мальчик стоял на ней во весь свой небольшой рост, в длинной черной шинели с погонами, в красном картузе. Он прислонился к кипарису на краю небольшого
обрыва, а внизу бушевала среди чудесно навороченных камней река Рион и вдали то чернели, то белели вершины гор.
На обороте Толя написал:
«Мама, на горе поближе стоит старинная крепость грузинского царя Баграта. Он жил тысячу лет назад».
Акулина Федоровна спохватилась, что свободное время на исходе, пора на службу. Ладно, в следующий раз она уж обязательно побывает в подвале Паулюса. Говорят, там теперь гостиница.,
Утро в Кутаиси
Когда Акулина Федоровна поднималась по лестнице своего учреждения, часы били девять. Большие, с хорошим звоном часы, присланные в подарок из Челябинска. Здесь все кем-то подарено. Отовсюду посылают вещи, все они именные,
«Что же делает там в это время мой сын?» — подумала мать. Она представила себе солнечное утро в Кутаиси. Этот город она никак не могла представить себе без солнца, хотя знала из писем сына, что там бывают и туманы, когда горы становятся невидимыми, и дожди, заливающие низины и навевающие на город запахи осеннего сада. Даже снег бывает, рыхлый, мокрый снег, о котором Толя выразился так: «Совсем никчменный снег, одна видимость», — на что мать указала ему: надо говорить не «никчменный», а «никчемный».
Он встал час назад. Усатый фанфарист из музыкального взвода сыграл повестку. Пятьсот мальчуганов, среди которых были и совсем юные, как ее Толя, и рослые парни с проблесками усов, вроде сына генерала Богданова, услышали привычные и веселящие ухо звуки повестки и открыли глаза. Это значит: подготовьтесь, товарищи воспитанники, через пять минут покинуть постель.
«Ту-ту-ту! Ту-ту-ту! — поет фанфара. — Вы — имейте — в-виду„ Ти-та-ри! Тара! Вам вставать пора!»
Зарозовели развалины крепости Баграта, звонок за окнами птичий шум, и басовито пыхтят ползущие из города поезда.
Мать знает, что Толя уже встал и налегке выскочил из
комнаты в коридор на физическую зарядку. По команде он выкидывает то руку, то ногу, то вперед, то назад, пригибаясь корпусом к земле и подскакивая на месте. Давно улетучилась нега сна, в тело вошла свежесть нового дня. Снимая с машинки железный чехол, Акулина Федоровна видит, как Толя вернулся после зарядки в дортуар. Он заправляет постель, затем у них туалет, потом осмотр. Этовкапитан, его воспитатель, проверяет воспитанников: на месте ли поясной ремень, блестят ли башмаки, вычищены ли пуговицы...
«Теперь у них кончается завтрак», — думает Акулина Федоровна.
Она представляет себе Толю, повязанного салфеткой, с детской жадностью поедающего рисовую кашу и увесистые ломтики сыра.
В дни осады мальчик так отощал, что Акулина Федоровна горевала: не выживет Толя. Его спасла баржа. Осенью немцы подожгли на Волге баржу с зерном. Она потонула недалеко от берега. Когда вода в реке спала, Толя пробрался к барже и насобирал в ее обгорелых обломках полную корзину подмоченной пшеницы. Зерно было невкусное, с тяжелым запахом, но оно-то и спасло и мать и сына от голодной смерти.
— Акулина Федоровна, — говорит, входя в машинное бюро, начальник, — вы, я вижу, задумались о сыне. Перепечатайте срочно вот этот циркуляр.
Акулина Федоровна ударяет с лихостью опытной машинистки по клавишам. Она начала свой трудовой день тут, в Сталинграде, а Толя там, в Кутаиси.
Молодое деревце хорошо развивается
С указкой в одной руке и куском мела в другой стоит у доски преподаватель русского языка, старший лейтенант. Он написал на доске предложение:
«Молодое деревце хорошо развивается».
Тридцать воспитанников в ожидании вызова вчитываются в это предложение.
— Воспитанник Морозов! — выкликает преподаватель.
Толя Морозов подходит к доске. Взяв из рук учителя мел,
он подчеркивает все безударные гласные.
Но ведь многие гласные произносятся совсем не так, как пишутся. Если отдаться слуху, предложение можно написать так:
«Маладое деривце харашо развивается».
Это будет отвратительно.
— Как же нам проверить, воспитанник Морозов?
На лице воспитанника улыбка знающего человека. Объяснив всему отделению, как проверяются неясно звучащие гласные, он пишет на доске:
«Молодое — молодость — молодка. Деревце — деревья. Хорошо — хороший».
Теперь всем ясно: путаницу можно распутать.
— Садитесь, воспитанник Морозов, — говорит учитель и объясняет затем классу, что есть иностранные слова, в которых нельзя проверить безударные гласные, как, например: багаж, чемодан, корзина. Такие слова, вернее — правописание таких слов, надо запомнить.
Прежде чем перейти к антонимам (скучный — веселый, темный — светлый), учитель рассказывает о богатстве языка. Одна за другой сыплются из его уст пословицы.
Поручение
—* Что нового пишет ваш суворовец? — спрашивает начальник, принимая у Акулины Федоровны перепечатанные листы.
— На уроках у них текучие воды и десятичные дроби,— отвечает машинистка, вытаскивая из кармашка вязаной кофты письмо сына. — Наказ мне дает...
Начальник, торопясь, читает:
«Сделай, мама, вот что, только не напутай. Когда немцы подошли к нашему Соленому пруду и ты закапывала папин костюм и калоши, я тоже закопал свой альбом с марками.
Сначала стань около двери лицом к горе, потом повернись налево и сделай пять шагов, только настоящих шагов, а не маленьких, и тогда повернись опять налево и сделай еще семь шагов. Чтобы тебе лучше знать, так знай, что это около того места, где мы складывали дрова, когда привозили из Бекетов-ки. А теперь копай, но копай осторожно, чтобы не врезаться лопатой в альбом. Альбом богатый, ты сама знаешь, а вот Егорошвили не верит, что у меня там есть канадские и турецкие марки. Если приедешь, тебе здесь будет интересно; здесь есть Белый мост и Красный мост, на дне реки лежат большие белые камни. Сначала, когда смотришь издали, кажется, это снег, а потом подходишь и видишь, что один камень похож на медведя, а другой...»