Зиля молча кивнула.

По обыкновению Гаухар, как и другие преподаватели, оставляла верхнюю одежду в учительской, а большом шкафу. И когда она, одевшись, вышла в коридор, то увидела за колонной Акназара. Мальчик держался в тени, — должно быть, не хотел, чтобы его видели.

— Ты чего тут прижался? — удивилась Гаухар. — Почему не идешь домой?

Акназар вышел навстречу учительнице, тихо проговорил:

— Я жду вас, Гаухар-апа.

— Хочешь что-нибудь сказать?

— Да.

— Ну, говори! — Гаухар не на шутку встревожилась.

Акназар поднял голову. На лице у него и робость, какая-то отрешенность.

— Я хотел просить вас… пожалуйста… не сердитесь на Зилю… Не надо, я прошу, — робко сказал он» часто-часто моргая ресницами.

— Но почему я должна сердиться на нее?

— Она не подготовила уроки и боялась, что и спросите. Зиля не могла подготовить. У нее большое несчастье. Она и домой боится идти…

Гаухар даже растерялась. В ушах как бы еще слышались эти слова; «У нее несчастье…» Сколько же ребенку надо было сделать усилий над собой, чтобы так мужественно заступиться за подружку!.. Но почему Зиля «и домой боится идти»? Гаухар повернулась, чтобы спросить Акназара. Но мальчика уже не было.

Зиля, тихая, какая-то пришибленная, стояла и углу раздевалки.

— Я, кажется, долго? Заставила ждать тебя, да? — говорила Гаухар, стараясь пересилить волнение. — Ну пойдем, Зиля…

В пришкольном саду все еще толпились ребята четвертого класса. Они выбежали навстречу учительнице, что-то выкрикивали, перебивая друг друга. Гаухар только успевала поворачиваться из стороны в сторону, рассеянно говорить: «Да?», «Вон как!», «Понятно». А на самом деле она ничего не понимала, потому что все ее мысли были заняты молчаливой Зилей — у девочки даже слезы стояли в глазах.

На углу Гаухар попрощалась с ребятами, а Зилю взяла за руку и повела к себе.

— Мы же надолго зайдем. Ты не против? Девочка покорно, молча шла за учительницей. Тетушки Забиры нет дома, значит, можно разговаривать свободно. Гаухар усадила девочку за стол рядом с собой, осторожно обняла. У Зили вздрогнули плечи.

Зиля, милая, что с тобой случилось? Какое несчастье? Не бойся, расскажи, я ведь ничего не знаю.

Зиля молчала минуту-другую, тихонько скребла пальцем угол стола, Гаухар осторожно гладила ее по голове. Обратила внимание на воротничок девочки он был грязный.

Но вот Зиля подняла голову, все лицо у нее было в слезах.

— Умер наш дедушка Рами… Уже три дня прошло… — прерывистым шепотом сообщила она. — Его схоронили… — И наконец разрыдалась — громко, взахлёб.

Когда она немного успокоилась, Гаухар стала расспрашивать:

— Уже три дня, как умер дедушка Рами? Но почему же мне никто не сказал об этом? И ты тоже молчала.

— Не знаю, — еле шевеля губами, ответила Зиля.

— Теперь вы с мамой только вдвоем остались? Ведь папа-то…

Гаухар не знала, как закончить фразу; она не решалась сказать: «…погиб на стройке», а слова: «Папы нет у вас», — почему-то казались ей неподходящими.

Но Зиля не стала ждать, когда учительница договорит, она просто сказала:

— Да, вдвоем остались.

— Мама сейчас на работе? — спросила Гаухар, хотя знала, что мать Зили работает и вряд ли вернется раньше четырех.

— Да, работает.

— Она в четыре часа возвращается?

— Да, в четыре.

— А ты не боишься, тогда одна дома? — спросила напрямик Гаухар.

Зиля вздрогнула, как-то беспомощно взглянула на учительницу, потом призналась нерешительно:

— Боюсь… Мне все думается: как останусь одна, тут откроется дверь и войдет дедушка Рами.

Последние вопросы были самыми трудными, но все же их нужно было задать.

— Где же ты бываешь до возвращения мамы? Зиля потупилась, опять, поскребла пальцем край стола.

— Значит, до четырех часов ты ждешь маму на улице? Или играешь с подружками?

— Я сейчас не играю. Не хочется.

Гаухар посмотрела на стенные часы, они показывали половину третьего. Значит, девочка обычно два часа дрогнет на улице, ожидая мать. Насколько Гаухар известно, поблизости у Зили нет друзей. Был Акназар, но он сейчас в интернате. «Надо чем-то помочь, — волнуясь, думала Гаухар. — И прежде всего посоветоваться с Бибинур-апа. Через какие-то дни страх у девочки пройдет. Но куда ей деваться в эти дни? В крайнем случае пусть заходит ко мне. Потолкую с тетушкой Забирой, она женщина отзывчивая».

— Знаешь что, Зиля, ты сейчас готовь уроки, а потом, если останется время, вместе придем к тебе домой. Согласна?

— Согласна.

— А пока закуси немного. — Гаухар принесла из кухни беляш, положила на стол.

Зиля, стараясь не уронить ни крошки, послушно съела беляш. Потом тихо и аккуратно разложила перед собой книжки, тетрадки. Гаухар, стараясь не мешать ей, занялась на другом конце стола тетрадками учеников.

Ровно в четыре они отправились к Зиле. На улице еще совсем светло, день уже значительно прибавился. Мороз был не крепкий, ближайшая горка заполнена катающимися на салазках ребятишками.

Мать Зили только что вернулась с работы, готовила обед.

— Мама, я была у Гаухар-апа! — выкрикнула повеселевшая девочка.

— У-у, зачем беспокоишь людей?

— Какое же тут беспокойство? — возразила Гаухар. — Зиля очень послушная девочка. Она учила уроки.

— Мама, я погуляю во дворе.

— Хорошо. Долго-то не загуливайся, а то опоздаешь к обеду.

Подождав, пока девочка уйдет, Гаухар заговорила.

— У вас, оказывается, большое горе, апа. Я только сегодня узнала об этом.

— Что ж поделаешь, ушел, бедняга, покинул нас, — вздохнула женщина, краешком платка вытерла слезы. — Может, и прожил бы еще годика два, да опять эта ненавистница Талия… Забежала неизвестно зачем, принялась срамить дедушку Рами. Тебе, мол, давно пора подыхать, напрасно землю топчешь… Что он плохого сделал ей?.. Дедушка тогда сильно расстроился. А сердце-то было слабое. Ну, и конец!.. О горе мое! Не хотела никому рассказывать, да с вами поделюсь… Трудно мне одной живется. Еще до смерти дедушки решила было я выйти замуж. И человек нашелся — пожилой одинокий вдовец, уважительный мужчина. И Зиля бы привыкла к нему. Ты не смотри, Гаухар, что я иногда горблюсь, мне ведь только сорок пять… Привела человека, показала ему свое жилье, он и говорит: «Домишко у тебя старый, из углов дует, нижние бревна подгнили, нет расчета ремонтировать. Мой дом получше, переходите ко мне». Как будто договорились. Но надо же было опять вмешаться этой лиходейке Талии. Переманила она вдовца к себе. Да еще мне же скандал устроила… Скажу тебе, Гаухар, у меня голова идет кругом, Вот и дрова у нас на исходе. Обещали дать на работе, да чего-то все тянут. Давно уж подала заявление на квартиру — и опять одни обещания…

Чем могла помочь Гаухар этой незадачливой женщине? Такими же пустыми обещаниями? Нет уж, лучше молчать до поры до времени. А там видно будет. Она ограничилась тем, что, как могла, успокоила женщину: Зиля не останется без присмотра в те часы, пока матери нет дома, школа позаботится об этом.

Теперь у Гаухар появилась новая забота. Она не раз говорила с директором школы, просила принять участие в судьбе девочки. Бибинур уже слышала о смерти дедушки Рами, но о безобразной выходке Талии, ускорившей, смерть почтенного старика, она впервые узнала от Гаухар и, конечно, сильно разгневалась.

Но что можно было поделать? Свидетелей хулиганского поведения Талии не было. Да и какое значение имели бы сейчас эти свидетели? Дедушка Рами схоронен, установить, что Талия довела его до сердечного припадка, нельзя. И опять же — что это могло дать? Дедушку Рами не воскресишь. А вот забота о Зиле — это главное.

Условились на том, что первое время Зиля после уроков будет заходить к Гаухар. Но как быть с дровами и обменом квартиры? Тут Бибинур развела руками:

— Я знаю, Гаухар, с дровами в городе трудно, а острота квартирного вопроса понятна вам и без моих объяснений. Просто ума не приложу, как быть.