Едва вошла в сени и открыла дверь в кухню» как послышался голос тетушки Забиры;

— там гремит щеколдой? Это ты, Гаухар?

— Гремлю-то я, а кто ходит у нас в горнице?

— Чужого никого нет, — ответила Забира. — Заходи скорее в дом, Гаухар, не остужай воздух.

Агзам действительно ходил из угла в угол но горнице. Одну руку держит в кармане брюк, другую, сунул за поясной ремешок. Он быстро повернул голову на скрип двери.

Гаухар, румяная с мороза, улыбчивая, протянула ему руку.

— У нас, оказывается, гость! Давно ли вернулись из командировки? Удачно ли съездили?

Бывает, важны не слова человека, а тон, каким они сказаны. Услышав веселый, немного вызывающий голос Гаухар, Агзам как-то просветлел, тоже заулыбался, словно сразу освободился от какой-то тяжести в душе. Он пожал руку ее и чуть дольше принятого задержал в своей широкой ладони. Гаухар позволила ему эту маленькую вольность, — во всяком случае, не отнимала руку.

— Тетушка Забира, смотрите, Агзам похудел, не правда ли?

— Да, он, оказывается, хворал.

— Хворал? — переспросила Гаухар, в голосе ее послышалось что-то вроде упрека. — Должно быть, простудился, не смотрел за собой?

— Уже прошла хворь, — оправдывался Агзам. — Сама-то здорова ли? Как с экзаменами?

— Я уже давным-давно приехала из Казани. Работаю. И с экзаменами хорошо. Спасибо.

Гаухар сняла пальто. Агзам впервые увидел ее в красивом темно-вишневом шерстяном платье, сшитом в талию, с поясом.

— Гаухар, как лучше, — осведомилась Забира, — сперва пообедаем или перед едой чаю попьем?

— Давайте спросим гостя, тетушка Забира. Вы, Агзам, как хотели бы?

— Что вы, право, церемонию разводите! Кто из нас только что с работы пришел — вы или я?

— Тогда, тетушка Забира, сначала покорми нас, а потом чайку попьем. Гость видишь какой скромный, только и знает подпевать хозяевам.

Показалось Агзаму или на самом деле было так — Гаухар вроде бы с особыми интонациями произнесла эти два слова; «покорми нас». Должно быть, об этом и — думал Агзам, пока Гаухар мыла руки. Его вывел из задумчивости все тот же загадочный голос Гаухар:

— Хотите помыть руки?

— Ну конечно, отчего же не помыть.

Трудно сказать, что это было, обед или ужин. Но за столом было хорошо, весело. Гаухар подзадоривала гостя колкими замечаниями. Он довольно удачно отшучивался. А в общем с аппетитом выхлебал суп и съел изрядный кусок мяса.

Гаухар подробно рассказала о посещении больницы и горисполкома, как она добилась того, что председатель велел разыскать документы вдовы Рамиевой, ознакомился с ними. Все же Гаухар не уверена, что делу дадут ход.

Агзам с полуслова понял, что требуется от него.

— Я займусь этим.

— Уж пожалуйста! — вставила свое слово тетушка Забира. — Радости-то сколько будет у вдовой женщины.

Гаухар и Агзам нечаянно переглянулись, и, наверно, эти встретившиеся взгляды одновременно вызвали у них улыбку. Вероятно, не было бы ни этих взглядов, ни улыбок, если б сердцу Агзама каким-то образом не передалось тепло и радость другого сердца. — Вы, наверное, обиделись на меня, — вполголоса сказала Гаухар, дождавшись, когда тетушка Забира вышла на кухню. — Когда? Да и за что? — так же негромко спросил Агзам.

— Я ведь тогда приезжала на аэродром, успела добежать до взлетной дорожки. Но самолет уже тронулся с места, — объясняла Гаухар.

— А я смотрел в окно самолета, но так и не увидел ничего. — И, должно быть, настроение у вас было не из лучших? — А вот сейчас будто солнце взошло. — Это правда? — спросила Гаухар почти шепотом. — Ну, сейчас не тот разговор, чтоб давать ложную информацию. Гаухар не удержалась от смеха: — Ты считаешь, что для такого разговора подходит язык официальных бумаг? — Ты же знаешь, Гаухар, я сижу в канцелярии. Так, почти не заметив, они впервые внезапно сказали друг другу «ты». — Тебя не было здесь, а я, вернувшись в Зеленый Берег, несколько дней испытывала такой душевный подъем, будто перенеслась в какой-то другой, волшебный, что ли, мир. — Ей очень хотелось, чтобы Агзам понял, как ей было хорошо.

— А сейчас ты вернулась на грешную землю? — быстро спросил он.

— Нет, мне и сейчас хорошо. Но я хотела сказать. Ведь тогда только вернулась из Казани, сдала экзамены… Ну, и словно тяжелая ноша упала с плеч…

— Очень тяжелая была ноша? — спросил Агзам, не поднимая глаз.

Она отлично поняла двойственный смысл вопроса: ведь Зеленый Берег — всего лишь районный центр, здесь наверняка не только тетушка Забира и Бибинур-апа осведомлены о личных делах Гаухар. Зная это, она незамедлительно ответила: — Да, не из легких был груз.

Теперь Агзам решился взглянуть на нее краешком глаз и даже улыбнулся слегка. Он уже и раньше отметил про себя: если Гаухар сама призналась, что приезжала в аэропорт, так это неспроста. Ах, как жаль; что он не знал об этом раньше! А больше всего жаль, что Гаухар не успела тогда подбежать к самолету! Ведь говорят, что папоротник цветет раз в сто лет и тот, кто увидит этот цветок, будет очень счастлив. Помнится, в детстве он не раз искал этот папоротник в знакомом глухом лесу. А когда подрос, стал смелее — даже ночью ходил в лес с той же целью… Да, он не застал минуту расцвета. Но разве это лишает его заслуженной доли счастья? Ведь он все же искал папоротник!

Тут Гаухар начала рассказывать подробно, как проходили у нее экзамены. Ему было интересно слушать это, не менее интересно, чем вспоминать древнее поверье о папоротнике.

Хотя тетушка Забира и восставала против того, чтобы квартирантка в свои выходные дни занималась уборкой в доме, Гаухар плохо слушала ее воркотню. Она не изменила своей привычке и сегодня. Облачилась в старый халат, повязала голову темным платком. Печка уже вытоплена, в доме тепло. Тетушка Забира занимается своим каждодневным делом — кормит во дворе птицу. Теперь у нее новая забота: со дня на день должна объягниться ее любимица коза. Нынче наверно, еще не настал срок, но почему-то тетушка Забира долго не возвращается со двора. Гаухар заглянула в боковое окошко. Ага, Забира принялась подметать не только возле хлева, но и во всем дворе. Этого хватит ей надолго, Гаухар успеет управиться с уборкой.

Гаухар принесла из кухни кувшин чуть тепловатой воды, побрызгала на цветы, протерла листья. Как раз глянуло солнце в окно, и каждый листок, получив несколько капель воды, потянулся навстречу солнечным лучам.

Теперь Гаухар налила полное ведро подогретой воды и принялась за пол. На четвереньках забиралась под кровать, под стол — всюду наводила чистоту и блеск. Наконец можно и собой заняться. Умылась всласть, вымыла в тазу ноги. Ну вот, словно родилась заново! Босиком, в короткой юбчонке, похожая на девочку-подростка, но никак не на учительницу, да еще умеющую быть строгой, она раскинула на руках длинное, вышитое по концам полотенце, жестко протерла лицо и шею. Но в завитушках на лбу так и остались серебриться мельчайшие капельки воды. А на затылке она ловко забрала волосы под резинку.

Вот теперь можно и к урокам подготовиться. Радио было включено, но не громко. Из областного центра начали передавать концерт по заявкам слушателей. В числе других упомянули имена жителей Зеленого Берега. Именно по их просьбе передали татарскою народную песню «Тагир-Зюгра» в исполнении Габдулды Рахимкулова. Потом Альфия Галимова исполнила «Гюльжамал». Это были любимые песни Гаухар. Отложив на время тетради и карандаш, подперев ладонью щеку, она сидела за столом, слушала широкую песенную душу народа, и сердце ее как бы растворялось в знакомой мелодии. Концерт длился целый час, Гаухар то брала карандаш и склонялась над тетрадями, то опять поднимала голову и начинала слегка покачиваться в такт музыке. Удивительно спокойно и радостно было ей в эти минуты: и работалось споро, и отдыхалось хорошо. Наверно, тут не обошлось без колдовского влияния цветка папоротника, о котором вчера вечером с таким настроением рассказывал Агзам Ибрагимов… Он, оказывается, не лишен понимания поэзии.