— Извините, пожалуйста, Бибинур-апа, я последовала вашему совету только наполовину. Я не поехала в Казань, поступила по-другому. Случайно встретила здесь мою однокурсницу по заочному институту, попросила ее увидеться с Джагфаром и передать мое предупреждение о Дидарове и Фаягуль Она мою просьбу выполнила. Потом написала мне… И вы, Бибинур-апа, оказались правы. Джагфар выслушал мою однокурсницу и сказал, что в советах моих не нуждается. Да еще и обозвал… обозвал меня… нервной змеей. Это очень, очень оскорбило меня. Я все же не думала, что у него настолько мелкая, мстительная душонка…

— Не всякому человеку дано блистать, как новой серебряной монете, — наставительно сказала Бибинур. — К тому же мы, женщины, зачастую принимаем фальшивую монету за настоящую.

Гаухар поняла слишком прозрачный намек, но не сочла себя вправе обижаться.

— Самое неприятное, Бибинур-апа, в том, что я позволила себе раскиснуть, упасть духом. Начала было терять контакт с учениками. Хорошо, что спохватилась. Что они могли подумать обо мне? «Кому нужна такая скучная учительница!» Им ведь не запретишь так думать… Возможно, вы теперь не захотите держать меня на работе. Что ж, я не имею права обижаться ни на вас, ни на коллектив. Если вам все же не безразлично, куда я пойду, отвечу: еще не знаю. На Дальнем Востоке живут мои двоюродные братья. Адрес их я знаю. Но приехать к ним без предупреждения, сами понимаете, было бы новым легкомыслием с моей стороны. Сперва надо будет послать им письмо…

— Оставь эти глупости! — даже рассердилась Бибинур-апа. — За какие особые провинности увольнять тебя? Ну, похандрила, с кем не могло быть, ведь не шутки — семья распалась. — Она вдруг сжала руку Гаухар. — Никуда ты не уедешь из Зеленого Берега! Джагфара своего… бывшего своего… изволь забыть. Начисто забудь! Раньше я не говорила с тобой так категорически — не хотела брать ответственности. А теперь скажу: если он не понял твоих добрых намерений, да еще оскорбил тебя грубыми словами, значит, он никогда не был достоин твоей любви. Ты приняла фальшивый руль за на стоящий. Надеюсь, теперь глаза у тебя открылись полностью. Ты теперь сама видишь, в чем разница между Джагфаром, который был в твоем воображении, и Джагфаром в жизни. У меня только одно пожелание, сейчас я говорю тебе как директор: будь внимательней к детям. Душа у них восприимчивая, они, должно быть, уже почувствовали холодок, равнодушие, которые появились было у тебя за последние дни. Но так же быстро заметят и благоприятную перемену в тебе. И, конечно, забудут временную твою отчужденность. В свое время я сама пережила нечто подобное. После смерти мужа мне казалось, что жизнь моя тоже кончилась, даже думать ни о чем не могла. Меня исцелила только любовь к детям. Я поняла, что нужна им. Вот это чувство должно и тебя излечить.

На этот раз Бибинур провела в доме тетушки Забиры всю вторую половину дня. Забира все время была в кухне, не решалась войти в горницу. Она жалела Гаухар, но боялась помешать их серьезному разговору. Когда Бибинур уже собралась уходить, Забира внесла в комнату самовар, пригласила гостью выпить чаю и перекусить.

— Я, тетушка Забира, никогда не отказываюсь от угощения, было бы предложено, — без лишних уговоров согласилась Бибинур.

— Что верно, то верно, милая Бибинур, от угощения грех отворачиваться.

Воспользовавшись тем, что Гаухар отлучилась на кухню — приготовить закуску, Бибинур вполголоса сказала хозяйке:

— Я как-то перемолвилась с тобой, тетушка Забира, что Гаухар для меня как родная дочь. Она сейчас в большом горе. Давай-ка сообща поможем ей выбраться из беды. Я не прошу тебя заранее: сделай то и сделай это. Какие слова больше подходят, не знаю. Просто говорю: делай то, что тебе подскажет сердце.

— Спасибо, Бибинур, за добрые слова. Не знаю, что может придумать моя худая голова…

Она явно прибеднялась и в дальнейших своих словах дала понять, что ей было бы приятней, если бы с просьбой о помощи обратилась сама Гаухар. Небось Гаухар в самую трудную свою минуту побежала за советом к Бибинур. Конечно, умишко Забиры уместится в скорлупе воробьиного яйца, но ведь она любит Гаухар не меньше, чем Бибинур.

Гостья, кажется, поняла, на что обиделась Забира, осторожно ответила:

— Все это так, но сердиться на Гаухар не надо. Когда у человека голова пошла кругом, он ищет опору, где-то вдали, не замечая, что можно опереться о плечо соседа…

Бибинур собиралась еще что-то сказать, но тут Гаухар принесла и поставила на стол закуски, какие нашлись в доме.

— Угощайтесь, Бибинур-апа. Когда закусишь, и слова в беседе появляются приятные, — потчевала тетушка Забира.

Бибинур улыбнулась.

— Что и говорить, при таком угощении язык найдет сколько угодно умных слов.

— Э, Бибинур, вкусного не бывает много. А вот когда в обрез, оно больше ценится. Если б вкусное валялось под ногами, его и не подбирал бы никто.

В другое время Гаухар приняла бы участие в этой добродушной пикировке, а сейчас она и не слышала толком, о чем говорят. Сидела молчаливая, потупясь, к еде не прикоснулась и чай не пила. Иной раз поднимала голову и, прищурясь, смотрела сквозь листья комнатных цветов куда-то в дальний угол. Что она видела там? О чем думала сейчас? Лицо застывшее, хоть бы глазом моргнула. Догадывалась, наверно: когда выходила на кухню, здесь, в горнице, две пожилые женщины говорили о судьбе ее. Возможно, думает сейчас, как обязана она людям, помогающим ей в трудный час.

Чай выпит, скромные закуски тоже не оставлены без внимания. Пожелав гостеприимным хозяевам спокойной ночи, Бибинур отправилась домой. А Гаухар, как завороженная, все еще сидела среди горшков с цветами без движения, как бы прислушиваясь к бушеванию снежного бурана за окном. Порой она хмурила брови, и тогда лицо ее становилось еще более отчужденным, «Брось думать о Джагфаре, забудь о нем», — не раз повторила ей Бибинур-апа. Ну как тут не будешь думать! Ведь он назвал ее черной змеей! За что?! Как мог Джагфар сказать такое?.. Его ли это слова?..

Тетушка Забира убрала со стола, на кухне перемыла и вытерла посуду, прислонившись спиной к печке, сёла на табурет, слушала шум непогоды. Кажется, буран все усиливается. Дом старый, до рассвета все тепло выдует, Давно бы пора его заново проконопатить. Да разве это по силам женщине? Надо бы подыскать мастера.

И опять же — где и за какие деньги достать пакли? Много забот у тетушки Забиры. Теперь еще надо думать о Гаухар. Горе может свалить любого силача, а тут — молодая одинокая женщина. Люди разные, и горе у них разное. Вот у Забиры и Бибинур счастье ушло туда, откуда уже не возвращаются. Сколько ни вздыхай, ни плачь, хоть головой о камень бейся, ничего не изменится. Терпи и ничего не жди. А чтоб горе не сожрало тебя окончательно, занимайся делом… Это ясно — у Гаухар действительно тяжелое положение. Но ведь счастье ее же окончательно потеряно Велики ли ее годы! Настанет время — утихнут бураны, снова засияет солнце. Не следовало бы ей так убиваться. Работа у нее хорошая, нужная людям. Насколько понимает Забира, учительнице не пристало быть мрачной, учить детей надо с ясным лицом. Значит, не вешай голову. Если слишком убиваешься, только шайтана радуешь.

В горнице у окна сидит задумчивая Гаухар. В кухне греется около печки Забира. Она не только о себе думает. Вот Забира прислушивается: что там, в горнице? Нет, ничего не слыхать. Все заглушает визг снежного бурана. Интересно, что там делает Гаухар? О господи, все еще сидит за столом! Тетушка Забира со вздохом поднимается с табурета, прихрамывая, входит в большую комнату. Остановившись рядом с Гаухар, мягко говорит:

— И древние старики, Гаухар, не могли передумать всех дум Ты не давай воли своим черным мыслям.

Гаухар обняла ее и, положив голову ей на грудь, беззвучно заплакала. Знать, переполнилась чаша терпения! Это на пользу, что плачет, — полегчает малость. Если человек без слез глотает желчь, это очень горько.