— Без меня заезжал на машине Джагфар, оставил этот чемодан, просил передать тебе. Когда я узнал, что ты ничего не взяла из теплой одежды, признаться, ахнул. Вот наступит зима — в чем ты выйдешь?

— Все же ничего не надо было брать от Джагфара, — глухо проговорила Гаухар.

— Послушай, кого ты хочешь удивить этим и что собираешься доказать? — готовый рассердиться, ответил Галимджан, — И по совести, и по закону эта одежда твоя. Ну куда было девать ее? Уж если Джагфар сам привез, значит, даже он понял, что оставлять одежду у себя равносильно воровству.

Гаухар долго молчала. У нее вздрагивали губы, и в горле как бы застрял глоток воздуха. Ей хотелось вздохнут поглубже, но это не сразу удалось. Все же она справилась с собой.

— А как живет Джагфар? Здоров?..

И этот вопрос, и сдавленный голос Гаухар многое сказали Галимджану. Ясно — сердце у нее и сейчас не охладело к Джагфару, она даже готова простить его! Галимджан прожил немалую жизнь, многое видел на свете, достаточно и сам испытал. И все же он поразился. Придет ли конец долготерпению и вере женщины в человека, хотя бы и непорядочного, если, у нее хоть сколько-нибудь прежнего чувства осталось к этому человеку? В дальнейшем разговоре с Гаухар надо быть очень осторожным. Галимджан понял, насколько это важно для того, чтобы она поскорее обрела душевную твердость и спокойствие.

Он коротко, почти безразличным тоном, ответил на ее вопрос;

— Я давно не видел его, Гаухар, и решительно ничего не могу сообщить о нем.

— Разве он не приходит к вам на завод?

— Партучеба в этом году у нас еще не началась. И потом вряд ли в программе будут лекции по политэкономии.

— Он не женился? — Гаухар вздрогнула, словно сама испугалась своего вопроса.

— Не слышал… — помолчав, ответил Галимджан. Потом добавил: — Если бы это случилось, я, наверное, услышал бы.

Гаухар низко опустила голову, кажется, увидела, что Галимджан после своего ответа покраснел от смущения. Чужую тайну вообще трудно хранить, и вдвойне трудно было Галимджану, не привыкшему изворачиваться. Но что поделаешь, иногда жизнь требует от нас невозможного, и мы свершаем это невозможное из желания уберечь человека от беды. Если бы Бибинур была здесь, она, вероятно, взяла бы на себя это трудное объяснение. Но и тогда Галимджан должен был бы заранее обо всем договориться со своей сестрой. Он не позаботился об этом вовремя — вот теперь сам и расхлебывай…

Теперь Галимджан понял: в дальнейшем надо помнить — Гаухар не забыла, да, кажется, и не хочет забыть мужа, по крайней мере до тех пор, пока время не излечит ее. А ведь чего только не наговаривал на нее Джагфар, когда привез одежду. Он с ненавистью упоминал о Билале Шангараеве. К чему-то приплел известного в Казани артиста, певца Алчына, голос которого нравился Гаухар. Слушая его, Галимджан в какую-то минуту даже подумал: а не скрывает ли Гаухар что-нибудь? Он вспомнил, как однажды совершенно случайно увидел у себя на заводе Билала Шангараева, — разве можно было подумать тогда, что этот с виду скромный и воспитанный парень как-то связан с Гаухар? Впрочем, много ли узнаешь о человеке, которого видел мельком? Почему не предположить, что Гаухар когда-то и в самом деле проявляла интерес к Шангараеву?

Но теперь Галимджан окончательно уверился, что в сердце у Гаухар был и остался только Джагфар. И как поведет себя Гаухар, узнав, что он намерен жениться? В своем ослеплении не подумает ли она, что Галимджан наговаривает на Джагфара, желая помочь ей поскорее забыть бывшего мужа? А может, все-таки сказать. Нет, ни в коем случае нельзя говорить! Рахима тоже предостерегала от этого. В таких случаях женщины дают мудрые советы. Все же для верности надо будет посоветоваться с Бибинур.

6

Изо дня в день школа все больше втягивала в свою жизнь Гаухар. В первые дни после приезда в Зеленый Берег Гаухар как-то безотчетно думала, что она сама по себе, а новые ее ученики сами по себе. Это не означало, что она была равнодушна к ребятам, просто еще не могла органически слить свое «я» с повседневными интересами учеников, — должно быть, требовалось больше времени, чтобы привыкнуть к классу, принимать его за частицу собственной жизни. Была и еще одна помеха для полной близости, пожалуй, самая главная. У нее есть на сердце глубокая личная тайна, которую она ревниво оберегает. Вдруг какими-то окольными путями ребята узнают хотя бы частично о ее драме. Сможет ли она тогда прямо смотреть в глаза своим ученикам? Не отшатнутся ли они от нее? Ведь мы порой не замечаем, что у детей есть свои взгляды на жизнь взрослых.

Но шли дни, и Гаухар постепенно убеждалась в своей излишней мнительности. Безусловно, рано или поздно тайна ее откроется для окружающих. Да и сама Гаухар устанет скрывать ее, захочет облегчить сердце. Ну, а сейчас?.. Напрасно она боялась, никто из преподавателей — об учениках и говорить нечего — не проявлял особого интереса к ее жизни в прошлом. Люди оказались гораздо тактичнее, чем думала Гаухар. Есть три близких человека, которые знают драму ее или смутно догадываются о ней, — это Бибинур-апа, тетушка Забира и Миляуша. И никто из них даже намеком не дал почувствовать, что осуждает ее. А ведь могли бы и осудить.

Гаухар стала доверчивее относиться к новым знакомым в Зеленом Береге. Исчезала и преграда, мешавшая ей проникнуться добрыми чувствами и заботой к школьникам. Педагогический опыт и чутье подсказали ей: чем проще, непосредственнее она будет относиться к ребятам, тем меньше даст им поводов настороженно приглядываться к ней и шептаться: «Гаухар-апа молчаливая и неласковая. Тут что-то неладно…»

На первый взгляд, приезд Галимджана в Зеленый Берег не имел прямого отношения к этим переживаниям Гаухар, заполнявшим сейчас внутренний мир ее. Казалось бы, что особенного в этом приезде? Ну, проявил отеческую заботу о Гаухар, в частности привез ей зимние носильные вещи, задушевно поговорил с Гаухар, ободрил, порадовался, что неплохо устроилась. Это немалое дело. Но в конечном счете явление чисто бытового, заурядного характера: приехал, навестил, попрощался, уехал.

Однако при более внимательном взгляде приезд Галимджана оказался глубоким вторжением в жизнь Гаухар. А каков результат вторжения — положительный или отрицательный? На этот вопрос не ответишь коротким «да» или «нет». Дело было гораздо сложнее.

На пристани кроме Гаухар провожали Галимджана еще четыре человека — сестра Бибинур с дочкой, Миляуша и тетушка Забира.

Как обычно в этих случаях, много было сказано добрых напутствий и шуток. Улучив минуту, Галимджан-абы отвел Гаухар в сторонку, дружески положил руку на ее плечо и сказал многозначительно:

— Я уезжаю, — Гаухар, спокойным за твою судьбу. Так и передам Рахиме. Если между нами и осталось кое-что недосказанным, не придавай этому значения. Все будет хорошо.

Гаухар промолчала, но сердце у нее болезненно вздрогнуло.

Галимджану некогда было присматриваться к ней. Он сейчас обратился к другим провожающим: «Не забывайте, пишите». В свою очередь те говорили: «Не ленитесь отвечать. Передавайте приветы».

Тут раздался отвальный гудок теплохода, заглушивший все их остальные слова. На том они и расстались.

Галимджан-абы остался доволен собою. На его взгляд, миссию он выполнил как нельзя лучше. Особенно нравились ему собственные слова, в последнюю минуту обращенные к Гаухар: «Если между нами и осталось кое-что недосказанным…» Очень деликатно и в то же время многозначительно.

Человек умный, отзывчивый, с большим житейским опытом. Галимджан еще раз проявил плохое знание сложной, во многом противоречивой женской души.

Гаухар сразу догадалась, что именно «осталось недосказанным» между нею и Галимджаном-абы. И напрасно он советовал не придавать этому значения.

Гаухар поступила как раз наоборот.

Она отлично запомнила о первом их пространном разговоре в день своего приезда Галимджан на вопрос, не собирается ли жениться. Джагфар ответил весьма уклончиво, при этом отвел глаза.