Исследовать новые места я обожала. За что не раз и бывала сурово наказана отцом. Отца боялась сильно. И все равно пошла. Слишком велика была тяга ко всему новому.
Идти оказалось интересно и весело. По дороге я старалась запоминать ориентиры, чтобы по ним вернуться обратно. Выбирала их тщательно, сразу же проверяя себя.
Сначала путешествие воспринималось простым, легким. Вокруг порхали бабочки. Чуть ли не под ногами сновали трясогузки и воробьи.
Трясогузок мне на днях показала мама. Сейчас я имела возможность внимательно их разглядеть. Птицы меня совершенно не боялись, садились совсем рядом. Трясли длинными пестрыми хвостиками. А воробьи еще и нахально подскакивали, немного наклоняли головки набок и, хитро поблескивая глазками-бусинками, изучали мои поцарапанные ноги.
Постепенно появилась и пыльная, низкорослая трава, в которой отдельными хворостинками торчали неизвестные мне цветы. Я уже не останавливалась, чтобы рассмотреть их. Солнце напекло голову. Ноги устали. Два раза пришлось сделать привал. И снова вперед, вперед... Надо же дойти, раз решила.
Незаметно для себя я очутилась в большом овраге. Спуск в него был очень пологим, вот и не заметила, как прошла этот спуск. Слишком увлеклась своими переживаниями. Еще бы! Ведь никогда раньше не уходила так далеко от дома. Но теперь, когда высокие склоны закрыли часть неба, стало страшно. Так страшно, что мне захотелось немедленно вернуться назад, домой. Я сообразила вдруг: а ведь какое-то время уже не выбираю ориентиры. Испугалась еще больше. Начала метаться в поисках обратной дороги. Здесь, в овраге, трава росла совсем другая: высокая, сочная. Я запуталась в этой траве. Попыталась пролезть через пышные кусты, стараясь выбраться наверх прямо по крутому склону. Зачем? Непонятно... Только еще больше запуталась. И сильно поцарапалась. Громко разревелась от отчаяния, вылезая из кустов. Благо, рядом никого нет, никто моих слез не увидит.
И вдруг! Вот она - речка! Блеснула на солнце. Слезы в глазах моментально высохли. Надо же! Дошла все-таки! Я рванулась и побежала к этой самой речке. От радости не заметила, что нахожусь на небольшом обрывчике. Сорвалась и кубарем покатилась вниз, ломая маленькие кусты. Все быстрее, быстрее... Прямо к речке. Только и успела испугаться, что вот сейчас скачусь в воду, а плавать не очень-то и умею - так, на воде держусь немного. Но в речку не попала. Попала в глубокую яму, оказавшуюся на моей дороге.
Я лежала в яме и ощущала сильную боль от порезов и ушибов. Еще ужасно трещала голова и ломило шею. Сил подняться не было. На душе - тоскливо, противно. Сколько так пролежала - не помню. Только вдруг валяться бревном расхотелось. Надо же как-то выбираться! Я села на корточки и по-собачьи стала зализывать синяки и ссадины. Потом внимательно оглядела яму, в которую попала из-за собственной неосторожности.
Такие ямы рыли при охоте на крупных зверей. На мамонтов, например. Мне Никита рассказывал. Он в книгах читал. Про первобытных людей. Эту яму тоже, наверное, вырыли для мамонта. Хотя, что я... Никита говорил, они давно вымерли. Тогда, может, для слона? Нет, слоны у нас не водятся, только в Зоопарке... Значит, для волка?
Уже совсем стемнело. Я сидела в уголке на холодной глинистой земле и поскуливала. Слезы давно кончились. Даже их следы были размазаны по щекам грязными пальцами. Все попытки выбраться оказались напрасными. Только ногти обломала. Слишком глубокая попалась яма. И слишком быстро рос страх. Меня не найдут. Я ведь никому не сказала, куда ухожу. Ну и умру здесь от голода. И от холода.
Холодно было очень. Зуб на зуб не попадал. Вот я и скулила: чем дальше, тем громче. И вдруг сверху, - прямо в глаза, - желтый ослепительный свет. И знакомый голос грубовато произносит:
- Хватит выть-то! Сейчас я тебя вытащу.
Луч света переместился куда-то поверх ямы, в сторону. Мне стало совсем темно. Но выть, как сказал Иван, я прекратила. Конечно же, это Иван. Это его голос. Никаких сомнений быть не может. Он такой взрослый! Наверняка меня вытащит.
Я хорошо слышала, как Иван лазает по кустам, ломая ветки, что-то сердито бормочет. Вот, кажется, он возвращается. И снова меня ослепил свет фонарика.
- Держи куриную лестницу!
В яму спустилась длинная крепкая жердь с прибитыми к ней короткими перекладинами.
- А почему она куриная?
- Не знаю. Лезь, давай!
- Она для куриц?
- Лезь, кому говорю! - рявкнул Иван. - Потом разговаривать будешь!
Я с трудом карабкалась наверх по куриной лестнице. Иван одной рукой поддерживал жердину, другой - подсвечивал фонариком. Лица его мне видно не было, только упрямо сжатые губы. Наверное, ругаться станет. А, ладно...
Я выбралась наконец из ямы, села на землю и не то вздохнула, не то всхлипнула. От счастья.
- Как ты сюда попала? - возмущался Иван, вытягивая лестницу из ямы.
- Никак.
Мне ничего не хотелось ему объяснять. Зато просто поговорить хотелось очень. Какая-то дурацкая болтливость напала.
- Это яма для охоты на зверей.
- Чего? - опешил Иван. - Для каких зверей?
- Для волков. Или медведей.
- Вот дура. Да это наша яма. Мы ее с отцом роем. Это погреб для картошки.
Он потянул лестницу в кусты и начал ее там пристраивать. Тихо посмеивался. Надо мной, конечно. Над кем же еще? Погреб для картошки - это вам не яма для ловли мамонтов. Обычный цирк, а не кошмары. Тоже мне, приключение называется! Сплошная клоунада. Шутом гороховым я себя видеть не хотела. И, с трудом сдерживая слезы, заговорила о другом:
- А как ты меня нашел?
- Я на крыше сидел. Голубятню хочу там устроить. Ну, и видел, как ты сначала на стройку пошла, а потом в овраг. Когда тебя искать начали, то я сразу это вспомнил - и сюда. А уж вопли твои и за версту слышно.
- Ох, и всыплют тебе! - помолчав, добавил он. - По первое число.
Тут только до меня дошло, что я натворила. Всыплют мне действительно... Папа уж постарается наказать пострашней. А кричать будет... Эти соображения стали последней каплей. Я заревела! Да как! В голос!
- Кать! Ну, ты чего? - испугался Иван. - Ну, хватит.
Остановиться было трудно, почти невозможно. Испуг Ивана только подлил масла в огонь. Я что-то выкрикивала сквозь рыдания, захлебываясь собственными слезами. Иван присел рядом, обхватил меня руками и успокаивал, как мог.
- Ну, хватит, Кать! Слышишь? Ну, хватит уже...
Куда там! Истерика набирала обороты. Меня колотило.