Я не могла игнорировать Лили, как это делала мама, а потому мне приходилось отдуваться перед ней за двоих. Мне приходилось быть такой «правильной» и такой ответственной, чтобы этого хватало на двоих. Я должна была радовать бабушку за двоих.

А этим летом мы отдыхали все втроем — точнее говоря, вчетвером, потому что мы поехали в Аликанте и повезла нас туда на своем автомобиле Анна. Она намеревалась провести с нами два дня, а затем куда-то уехать, поскольку у нее имелись другие планы, в которые мама, похоже, не была включена. Мне очень хотелось, чтобы Анна оставила нас одних, потому что уже одно только ее присутствие всегда заставляло меня задумываться о том, что у человека может быть какая-то другая, роскошная и привольная жизнь. Чего мы не могли себе представить, приехав в Аликанте, так это того, что уедем из него опять вчетвером, да еще и с Гусом.

Мне кажется, что все началось тогда, когда я потеряла на пляже шапочку, которую мама привезла мне из Нью-Йорка. По этой шапочке было заметно, что она американская, а потому она мне не очень-то нравилась. Я эту шапочку, точнее, не потеряла — у меня ее украли. Я оставила ее на полотенце и пошла купаться. Находясь уже в воде, я увидела, как какая-то женщина взяла ее и куда-то понесла. Я поплыла что есть сил к берегу, но, когда вышла из воды, той женщины уже и след простыл. Я рассказала о случившемся Лили, которая сидела под пляжным зонтиком и ничего не видела. Мама и Анна в это время ходили по песку, давая физическую нагрузку ногам, чтобы те сохраняли свою красивую форму.

«Не переживай, мы купим тебе другую шапочку», — сказала бабушка и снова закрыла глаза.

Начиная с этого момента поиски такой же шапочки стали для Лили поводом для того, чтобы слоняться по вечерам по всем местным базарчикам, на которых продавались сумки, очки, рубашки и головные уборы. Эти товары были разложены продавцами — высокими и худыми темнокожими юношами — прямо на земле. Для меня это превратилось в мучение, потому что мне приходилось сопровождать бабушку, в то время как Анна и мама сидели в каком-нибудь уютном уличном кафе и ждали нас. Бабушка расспрашивала у продавцов, сколько стоит та или иная вещь, и задавала им еще множество всяких вопросов. Я уже начала подумывать, что мы никогда не найдем такую шапочку (а мне не очень-то и хотелось ее найти), когда вдруг увидела, как мимо нас промчался Гус, а несколько секунд спустя вслед за ним быстрым шагом прошла Анна. Я не осмелилась броситься за ними вдогонку и оставить бабушку одну, а потому вскарабкалась на какую-то тумбу и, всмотревшись, увидела Гуса в центре группы людей, среди которых была девочка. Она играла с Гусом. Анна вскоре вернулась. Мама к тому моменту уже подошла ко мне и бабушке.

— Я встретила своих друзей, — сказала Анна с таким серьезным видом, как будто эти люди были для нее скорее врагами, чем друзьями, — и мне придется поужинать с ними.

Мама и бабушка с обеспокоенным выражением лица пару минут смотрели вслед удаляющейся Анне, а затем мама возмущенно пробурчала, что «это никогда не закончится».

— Это все было тебе во благо, — с упреком в голосе возразила Лили.

— Из-за этого «блага» мы уже второй раз рискуем нарваться на большие неприятности, — сказала мама, слегка покачиваясь из стороны в сторону в своем длинном — аж до щиколоток — белом платье, которое купила днем раньше на рынке. — Напоминаю тебе, что я в это ввязываться не хотела. Но теперь я влипла. Вы говорили, что не будет никаких проблем, что это абсолютно безопасно. Ну и что теперь? Мы переехали в другой дом, потом мы стали ездить на другой пляж… Что дальше?

— Лаура, мы уходим с пляжа. С шапочкой придется подождать. Те, которые я здесь видела, мне не понравились, — сказала Лили, поворачиваясь к маме спиной и прижимая меня к себе.

На следующее утро мы уехали в том же составе, в котором приехали. Лили сказала, что возле моря очень влажно и у нее разболелись от этого колени. Мама заявила, что ей больше не хочется отдыхать летом с семьей и что если Анна возьмет ее с собой, то она поедет на отдых с ней. Анна ответила, что ей самой придется проводить отпуск со своей семьей, после чего в машине воцарилось долгое молчание, потому что она никогда раньше не упоминала о своей семье — по крайней мере, при мне. Я неизменно видела ее либо одну, либо с Гусом, а потому считала как бы само собой разумеющимся, что она даже родилась на белый свет такой, какой была сейчас, — одетой в красивое платье и с собакой на поводке.

9 Восхитительная жизнь Вероники

Мне перенесли экзамен по математике на сентябрь, но это меня не очень-то удручало, потому что в это лето жизнь в первые дни каникул стала у меня прямо-таки восхитительной. Дедушка и бабушка, живущие в Аликанте, предоставили в наше распоряжение квартиру, которую сдавали в теплый сезон иностранцам и которая пока была свободна. Обстановку в квартире они еще давно специально сделали такой, что она могла вынести любую бурю и даже боевые действия: мебель была изготовлена либо из крепкой древесины, либо из неломающегося пластика, а растения в горшках подобраны такие, которые почти не нужно поливать. «Вот это жизнь!» — усмехался отец, сминая опустошенную им банку из-под пива, пакетик от жареной картошечки и ресторанную салфетку.

Мама во время подготовки к этой поездке снова стала нормальной мамой. Нам предстояло провести в Аликанте целый месяц, и ей нужно было разобраться, где какие скидки, чтобы купить нам купальные костюмы и шорты. Папе она купила бермудские шорты, доходившие почти до колен, и спортивные рубашки — с короткими рукавами и разного цвета. Себе она купила два купальных костюма бикини и парео. Еще она купила переносной холодильник (потому что квартира находилась довольно далеко от пляжа) и соломенную корзину (чтобы носить в ней обычные полотенца и четыре махровых банных полотенца разного цвета — красного, зеленого, синего и желтого, — которые были самыми лучшими полотенцами из всех, какими мы когда-либо пользовались). Вечером, после возвращения с пляжа, мама наряжалась, и мы шли на набережную, чтобы полакомиться мороженым и поужинать. От такого времяпрепровождения кожа у мамы постепенно темнела, а глаза — светлели, и отец ее очень часто целовал. В белом платье и с распущенными волосами она была очень красива.

Мы проводили на пляже бóльшую часть дня: мы втыкали пляжный зонтик в песок в десять часов утра и не уходили оттуда аж до трех. В переносном холодильнике у нас всегда были прохладительные напитки и пиво. Мы с братом только то и делали, что купались либо загорали, а наши родители читали, сидя под пляжным зонтиком. Если они и покидали нас надолго, то по очереди — чтобы не оставлять нас одних. Мама была уверена, что если она ежедневно будет ходить по песку два-три часа подряд, то через месяц ноги у нее будут как у фотомодели. Отец же любил заплывать далеко-далеко — туда, где не было больше никого. Плавал он очень хорошо, а еще умел кататься на горных лыжах. Он не раз говорил, что научит кататься на них и меня с братом. Пока он кормил нас такими обещаниями, его горнолыжное снаряжение лежало в кладовой и постепенно устаревало. Анхель иногда надевал огромные горнолыжные ботинки отца и строил из себя супергероя.

Мой брат в возрасте восьми лет уже был склонен к задумчивости: повозившись вдоволь с песком, он, поднявшись на ноги и упершись руками в бока, подолгу смотрел на море. О чем он думал? Тревожили ли его, как меня, резкие перемены в настроении и поведении нашей мамы?

В то утро ее прогулка была короткой, и она вернулась сильно взволнованной, с перекошенным лицом и какой-то шапочкой с козырьком в руке. Мой мозг, мое зрение и мой слух тут же всецело сконцентрировались на маме. Она, подойдя к моему отцу, слегка помахала этой шапочкой и развела руки в стороны. Она принялась что-то говорить с таким видом, как будто о чем-то его умоляла, и при этом ходила перед ним то в одну сторону, то в другую. Отец испуганно выслушал ее и стал уговаривать успокоиться. Затем поднялся со своего красного махрового полотенца и взял ее за плечо. Мама отвела его руку в сторону.