Он перевернул сразу несколько страничек.
— Таковы высокие и прекрасные цели организации, над созданием которой мы вместе трудились в волнениях и спорах четыре месяца. Теперь труд создания завершен. Сегодня мы вступили в новую фазу, как уже говорил наш председатель, в историческую фазу, добавил бы я от себя. С сегодняшнего дня союз, объединившийся под знаменем Труда и Света, этот союз начнет свою подлинную жизнь.
Он кончил и торопливо собирал листочки, рассыпавшиеся по столу. В зале стоял прежний смутный шум, какой бывает, когда много людей негромко разговаривают между собой. Только Дрязгов, поднявшись с председательского кресла, захлопал в ладоши, вопросительно и просяще глядя на ребят. Ему ответили несколькими неуверенными хлопками.
Шевцов посмотрел в зал и почему-то не стал садиться за покрытый голубой скатертью стол. Он пошел к скамейке в первом ряду. Ребята молча потеснились, и когда он сел, с обеих сторон оказались пустые места.
Дрязгов растерянно стоял на председательском месте. А в зале неторопливо поднялся и пошел к столу Вася Алексеев.
— Господин Шевцов говорил долго, а мог бы и совсем не говорить, — начал он.
И сразу наступила тишина, которой так и не было во время вступительной речи.
— Всё уже ясно. Рабочей молодежи необходимо объединение, необходим союз, и он будет создан — Социалистический Союз рабочей молодежи, а не «Труд и свет»!
Вася поднял руку, в которой держал манифест и устав «Труда и света»:
— Оба эти документа, как и вся линия Шевцова — Дрязгова, носят антипролетарский характер. Мы, большевики, раньше это говорили и повторяем сейчас. В уставе, сочиненном Шевцовым, обойдены все вопросы, которые действительно волнуют рабочую молодежь. Чтобы их решить, надо бороться вместе со всем пролетариатом за рабочую власть. А «Труд и свет» строится как буржуазная организация. То, что по уставу в ней можно покупать членство за деньги, независимо от политических воззрений, — это позор! И это снова выдает Шевцова с головой.
Вася бросил манифест и устав на председательский стол:
— Нет, под такими лозунгами, под такими знаменами рабочая молодежь не пойдет! Нас здесь приглашали торжественно отпраздновать официальное открытие организации «Труд и свет», но мы пришли не за тем, чтобы заново открывать ее, а для того, чтобы сказать: время прошло, больше господин Шевцов не сможет обманывать, сбивать с толку рабочую молодежь!
Ребята повскакали с мест. Дрязгова оттеснили от председательского стола. Говорили большевики — руководители Петроградского, Невского, Василеостровского, Коломенского районов.
— Мы не считаем Всерайонный совет своим руководителем. Этот совет действует вопреки воле районов. Нам нужно новое, настоящее объединение.
Даже заключительного слова Петру Шевцову не пришлось произнести. Закрыл заседание Вася Алексеев:
— От имени пяти районов объявляю Всерайонный совет «Труда и света» распущенным. Членов районных организаций мы призываем вступить в Петроградский Социалистический Союз молодежи. Его общегородская конференция соберется в ближайшие дни. Давайте, товарищи, готовиться к ней.
Он пошел к выходу:
— Тут нам нечего больше делать.
И все двинулись за ним. Шевцов с Дрязговым пытались удержать ребят, но их голоса даже не были слышны в шуме отодвигаемых скамеек, в топоте десятков ног. Представители Выборгской стороны, которую Шевцов считал своим оплотом, ушли вместе со всеми. Лишь три человека остались в комнате с Шевцовым и Дрязговым.
— А чего мы остались? Наверно, и нам надо идти? — растерянно спрашивал Соколов.
Цепков молча сидел в дальнем углу. Это были члены исполкома, шевцовские оруженосцы. Дрязгов вышел в прихожую. Она была пуста. Под потолком ярко горела ненужная лампа.
А по лестнице шумно спускалась веселая, возбужденная толпа ребят. Там что-то кричали. Высокий голос затянул: «Отречемся от старого мира, отряхнем его прах с наших ног». Дрязгов любил эту песню, но сейчас она звучала для него, как злая насмешка.
Был теплый и мягкий августовский вечер. Ребята пошли пешком. Тихая Нева чуть плескалась далеко внизу под Троицким мостом.
— Где-то сейчас Ленин? — сказал вдруг Вася, поворачиваясь к Скоринко. — Далеко, наверно, нельзя ему здесь. А хотелось бы его увидеть. Рассказали бы ему про всё, что было. Мы ведь сделали, как он говорил.
— А ты уверен, что там, в «Правде», был в самом деле Ленин?
— Не знаю, — сказал Вася, — может быть, и не он. Но всё равно то, что мы сделали, он бы одобрил. Путались мы поначалу, а теперь сделали по-ленински. В этом-то я не сомневаюсь.
Петроградский союз создан
Семен Минаев ворвался в комнату запыхавшийся, вихрастый, с трагическим выражением лица — как вестник беды.
— Гришка Дрязгов срывает конференцию. Привел своих, их там полным-полно!
Он схватил Васю за плечо:
— Что делать-то будем?
Вася поднял на него глаза от записной книжки. Он готовился к докладу.
— Какие у него там свои?
Минаев торопливо сообщил:
— Из других районов приходят от кого сколько, а их, погляди, целая рота. Ребята волнуются, не хотят всех пускать, да как их не пустить, если такая орава? Одних выборгских, выходит, больше, чем всех остальных вместе.
— Не горячись, Сеня. Выборгские — это не значит дрязговские. Леопольд Левенсон тут? А Коля Фокин? Ну вот видишь. Это же наши, большевики. Пойдем посмотрим.
Они вышли в коридор. Опять было многолюдно в маленьком деревянном домике у Нарвских ворот. Двух недель не прошло с тех пор, как тут заседал съезд партии. Теперь снова собирались делегаты — на этот раз совсем молодые, веселые и шумные. Вчера большевистская газета «Пролетарий» поместила извещение о том, что «18 августа в 8 часов вечера открытие конференции всех петроградских организаций рабочей молодежи по вопросу об объединении в одну организацию». И вот теперь уже оставалось недолю до назначенного часа. В небольшом зале, уставленном скамейками, была толчея. Среди темных пиджаков и рабочих курток, как цветы, мелькали ситцевые платья девушек. Все были веселы, по-праздничному возбуждены. Группа выборжцев ожесточенно спорила с Эдуардом Леске — высоким суховатым парнем. Представитель Всерайонного совета, он был одним из организаторов конференции.
— Что значит — много нас пришло? У нас и молодежи много в Союзе, шесть тысяч, — наседали выборжцы. — По какой норме выбирали? По своей. А у вас какая норма?
Разбирались долго. Выборжцев пришло действительно очень много, и не потому только, что их организация была самой многочисленной. Они и норму представительства приняли для себя самую большую. Но единую норму организаторы конференции не устанавливали, районы были вольны сами определять ее. Может быть, Дрязгов и впрямь придумал воспользоваться этим. У него был опыт в таких делах. Они с Шевцовым не сложили оружие, еще надеялись возродить свой «Труд и свет». Конечно, им были нужны единомышленники, они искали их в выборгской организации, которую считали своей. Но это был ошибочный расчет.
За несколько дней до конференции в Зимнем саду завода «Рено» собрались представители всех молодежных фабрично-заводских коллективов Выборгской стороны. Дрязгов пришел с заготовленной речью. Вместе с Шевцовым они тщательно обсудили все доводы. Доказать им хотелось лишь одно: рабочей молодежи нужен «Труд и свет», с его «культурной» программой, а не социалистический союз, который поведет ее к политической борьбе.
Речь была подготовлена по всем правилам, а как ее приняли? Кричали, свистели, не дали договорить до конца. Один Цепков еще пытался поддержать Дрязгова, — он был членом исполкома «Труда и света», но и Цепкова слушали не лучше. А Павел Бурмистров, тоже исполкомовец и недавний анархист, этот шумный парень, бывало, с гордостью заявлявший, что он «против всех и против всего», даже он поддерживал Социалистический Союз. Поражение оказалось полным. Если Дрязгов и добился, что из района делегировали больше ребят, это всё равно ему и Шевцову ничего не дало. Ребята шли за большевиками, да за кем и могла еще идти молодежь Выборгской стороны?