На той же неделе, когда они совершали свой одиннадцатичасовой рейс в город, в автобусе оказалась миссис Пайлон-Джонс. Роджер подошел к ней, чтобы получить плату за проезд, и она глянула на него исподлобья, как злая гномиха.

— Вот, пришло для вас, — сказала она и протянула ему письмо.

— О, — произнес он, — спасибо. С вас десять пенсов.

— Я получила его два дня назад, — сказала она, — да не знала, куда его отослать, и решила — передам, как вас повстречаю.

— Вы можете переправлять все, что придет, на мой банк в Карвенае, — сказал они назвал банк. — Хотя я писем не жду.

Она сказала, становясь с каждой минутой все более похожей на гномиху:

— Вы могли бы дать мне свой новый адрес в Лланкрвисе.

Громыханье автобуса почти заглушило слова, но выражение ее лица точно передало их смысл: «Я знаю, что вы пробрались, куда не след, но вас еще притянут к ответу».

— Спасибо, лучше на банк, — сказал он жёстко и возвратился на свое привилегированное место сбоку от Гэрета. После этого короткого диалога он сразу почувствовал себя как зверь, за которым идут по следу. Дикий, бесправный зверь, окруженный исконными врагами — теми, кто представляет закон.

У письма был неприятно казенный вид, оно лежало в кармане и источало угрозу. Как только они прибыли в Карвенай, Роджер вскрыл конверт. Конечно, подтвердились худшие его опасения. Письмо было от фирмы по прокату автомобилей. Поскольку не было представлено ни одного свидетельства в пользу того, что авария произошла не по вине Роджера, страховая компания отказывалась платить по страховке и Роджеру предлагалось возместить убытки в размере семидесяти двух фунтов стерлингов.

Роджер, кипя злобой, несколько раз перечел это безумное послание. Почему семьдесят два фунта? Сумма явно была взята с потолка — почему они не назвали круглую цифру, скажем семьдесят, вместо того чтобы наносить ему добавочное оскорбление, принимая его за дурака, которого можно поймать на такую грубую уловку и заставить поверить, будто они добросовестно и досконально высчитали стоимость ремонта? Так вот, когда придет время платить, решил Роджер, он выпишет чек на семьдесят один фунт девятнадцать шиллингов одиннадцать пенсов и приложит письмо, в котором уведомит компанию, что стоимость работы и материалов, по его подсчетам, на одно пенни меньше указанной ими суммы, и им предоставляется возможность взыскать это пенни по суду.

Он искал козла отпущения, чтобы выместить на нем свои обиды, но такая детская месть не могла вызволить его из затруднения. Семьдесят два фунта пробьют жестокую брешь в его скромном капитале, на который он рассчитывал просуществовать. В ближайшее время университет должен перевести ему жалованье, но, поскольку там весьма неодобрительно отнеслись к его сумасбродному отъезду, ему пришлось согласиться на довольно нищенские условия оплаты отпуска. Все же на эти деньги он мог бы более или менее сносно дотянуть до пасхи, однако теперь — после вычета семидесяти двух фунтов — это становилось уже невозможным. Горькая усмешка кривила его губы. Итак, Дик Шарп явно одерживал победу. Он еще не выиграл всей кампании, но одно важное сражение закончилось, несомненно, в его пользу.

— Дурные вести? — спросил Гэрет. Повернувшись на сиденье, он наблюдал за Роджером и, казалось, прочел его мысли.

— Да, деньги, — сказал Роджер. — А точнее, отсутствие таковых. С меня взыскивают семьдесят два фунта за этот автомобиль, который помяло, когда я скатился под гору.

Сам он никогда не рассказывал об этом случае Гэрету. Но при тех более простых и более полноценных отношениях, которые теперь сложились между ними, было бы противоестественно делать вид, будто слух об этом происшествии мог не дойти до Гэрета и он ни о чем не подозревает.

Гэрет впился глазами в Роджера. От напряжения взгляд его на мгновение стал незрячим, как у матери.

— Но ведь это произошло не по вашей вине, — сказал он.

— Страховая компания считает, что по моей. Есть две женщины, которые могли бы подтвердить, что колесо отскочило без моего участия, но они отказались засвидетельствовать это.

Гэрет молчал.

— Так что, похоже, придется мне выложить семьдесят два фунта. И поделом: буду теперь знать, как брать автомобили напрокат.

Пальцы Гэрета забарабанили по баранке; взгляд беспокойно убежал в сторону, потом снова уперся в Роджера.

— Нелегко сводить концы с концами?

— Я проживаю около шести фунтов в неделю, — сказал Роджер, — и могу, пожалуй, уложиться и в меньшую сумму, поскольку жилье у меня теперь бесплатное, но, с другой стороны, меня всегда могут притянуть к ответу и обложить штрафом за то, что я вселился туда в отсутствие владельца. И это еще, если повезет, а то могут и за решетку посадить.

— Не думаю, чтобы до этого дошло. Вы же не нанесли никакого ущерба владельцу, и притом это будет ваша первая судимость.

— Вы так полагаете? Что ж, спасибо. Между прочим, вы не ошиблись. Но тем не менее… Выглядеть это будет довольно неприглядно, и меня могут попросить из университета. Но я такую мысль стараюсь насколько возможно отогнать от себя; не хочу об этом думать — и все. Пока что у меня хватит денег: на пять-шесть фунтов в неделю я протяну до февраля, а может, и до марта.

Гэрет перестал барабанить пальцами, снял руки с баранки и опустил на колени.

— Тогда все в порядке, — сказал он. — Потому что к тому времени мы уже, верно, прикроем дело.

— Что, так плохо?

— Я могу продержаться еще три месяца, — сказал Гэрет. — Даже несмотря на… — Он мотнул головой куда-то в сторону, где за ветровым стеклом притаился бурый автобус и весь враждебный ему мир. — Но тут небольшая загвоздка — лицензия. Страховка у меня уплачена за несколько месяцев вперед, но лицензия истекает первого января. Второго января я уже не буду иметь права вывести автобус в рейс. Вот тут-то и начнется. Денежки на кон — и все.

— А сколько надо денег?

— Восемнадцать фунтов десять шиллингов, — сказал Гэрет. — Это за такую — тридцатидвухместную. А будь она сорокаместной, как почти все остальные, еще на четыре фунта дороже бы стоило.

Голос его звучал мягко, ласково, словно он был благодарен машине за то, что она сделала все от нее зависящее, чтобы помочь ему и не разрастись до размеров сорокаместной.

— А у вас нет восемнадцати фунтов?

— Да есть, — сказал Гэрет. — Но они отложены для другого, понимаете? Если я выложу их за лицензию, мне не на что будет покупать бензин и запчасти, так что все равно дело придется сворачивать, деньги за лицензию только ухнут зря. Вы видите, — он разгорячился, — тормозные колодки на передних колесах почти совсем износились. Недели через две уже никакая инспекция при проверке не выпустит машину в рейс. Значит, надо наклепывать новые, а тут меньше, чем в восемь фунтов, не уложишься. Теперь червячная передача тоже. Я…

— Гэрет, — перебил его Роджер, — нам при всех обстоятельствах надо продержаться до февраля, а за лицензию я заплачу.

— Нет, вам и так уже это недешево обошлось.

— А я сказал «да» и больше не желаю ничего слушать. Деньги мои, и, если я хочу остаться здесь и поработать на автобусе еще несколько недель, это мое право.

В первую минуту Роджеру показалось, что Гэрет заупрямится. Он повел плечами под вытертой кожаной курткой, словно изготовляясь к бою. Но прежде чем он успел вступить в схватку, Роджер нанес решающий удар:

— Слушайте, вы обязаны это сделать хотя бы ради вашей машины, которая всегда верой и правдой служила вам. Постыдились бы ставить ее гнить на прикол или отдавать в чужие руки из-за какой-то чертовой лицензии, в то время как деньги сами плывут вам в руки.

Гэрет помолчал, раздумывая. Потом кивнул. Не промолвив ни слова, он вылез из-за баранки, подошел к двери, открыл ее и только тут обернулся к Роджеру.

— Я возьму деньги, — сказал он. — Но только взаймы. Если мы выдержим, я смогу возвратить их вам в мае или в июне. Ну, а если нет, — он опять помолчал, — тогда наймусь куда-нибудь на работу и выплачу из своего жалованья. Если вас здесь уже не будет, пришлете мне ваш адрес.