Все эти соображения, словно испорченная пластинка, снова и снова вертелись в мозгу Роджера, а запас антрацитовых яиц тем временем иссякал, и однажды морозным утром он с трудом наскреб в бункере последний горшок. Он экономно растопил печурку. Этого топлива хватит на четыре, может быть, на пять часов, учитывая, что день был не ветреный. После чего сюда проникает стужа, и часовня перестанет быть домашним очагом, превратится в обиталище дрожащего от холода неандертальца. Поскольку ни один торговец углем не сможет доставить сюда топливо за четыре часа, значит, придется одну, а то и две-три ночи провести в промерзшем помещении. Негромко кляня себя за малодушие, Роджер нахлобучил кепку, надел пальто и двинулся вниз, чтобы присоединиться к Гэрету и в восемь пятнадцать выехать в рейс.

В это утро бурый автобус опережал их дважды, но Роджеру было не до него. Его внутренний мир сейчас сузился до интересов чугунного чрева, медленно переваривающего свою последнюю пищу. В обеденный перерыв он зашел к Марио в крайне подавленном состоянии. Марио только что поставил пинту пива перед молчаливым коренастым Гито, который по каким-то причинам был на этот раз один, без своего alter ego[45]. Взглянув на Роджера, хозяин пивной сделал выразительный жест.

— У вас что-то случилось? Вы недовольны жизнью…

— Да, — сказал Роджер, взбираясь на высокий табурет. — Настроение гнусное, черт побери. Налейте мне пинту самого дешевого и самого крепкого.

— Налью, — живо ответил Марио. — Но возьму с вас, как за лучшее. Тогда оно покажется вам вкуснее. — Он нацедил Роджеру пинту пива — того же, что всегда. — Пейте и поделитесь с нами своими заботами.

— Говорят, вы перебрались куда-то, — сказал Гито. Он придвинул свой квадратный торс поближе к Роджеру, чтобы можно было спокойнее потолковать. Его лицо, увенчанное бледным лысым куполом, было добродушно и приветливо.

— По-моему, это уже всем известно, — равнодушно промолвил Роджер. — Мне пришлось покинуть миссис Пайлон-Джонс, потому что некто, именуемый Дик Шарп и пожелавший остаться неизвестным, подкупил шайку хулиганов, чтобы они сделали мою жизнь там невозможной.

Марио быстрым настороженным взглядом окинул бар. Народу было еще немного, но при имени Дика Шарпа две-три головы повернулись в их сторону.

— Вам непременно хочется втравить меня в историю, — с укором сказал Марио.

— Дик Шарп здесь не хозяин, — с вызовом ответил Роджер.

— А похозяйничать здесь он все-таки может, — вставил Гито. Его негромкий хрипловатый голос странно приковывал к себе внимание, и это казалось тем более неожиданным, что все привыкли видеть его в совсем другой роли — в роли внимательного слушателя при словоохотливом Айво. — Вам самому пришлось убедиться в этом однажды вечером, — добавил он, пристально, хотя и мягко, глядя на Роджера.

Роджер потрогал пальцем губу. Отек уже почти прошел. Он молча кивнул.

— Ну так вот.

— Что — вот? — огрызнулся Роджер. — Мы все поджали хвосты. Позволяем ему распоряжаться здесь и даже пикнуть что-нибудь про него в общественном месте боимся, так или нет?

— Да, если это может навлечь неприятности на наших друзей.

Безнадежно пожав плечами, Роджер взял кружку и отхлебнул пива. Он чувствовал свою полную беспомощность. Ему вспомнилась его тихо, но неотвратимо догоравшая печурка.

— Ну, в таком случае нам тоже надо складывать оружие, — сказал он.

— Я этого не говорил, — сказал Гито. Марио ушел обслужить посетителя в другом зале, и они остались вдвоем; они сидели близко, голова к голове. — По-моему, вы можете многого добиться, если не сдрейфите.

— Чего, например? — угрюмо спросил Роджер.

— Принести много пользы. И наделать много вреда Дику Шарпу. Айво толковал на днях с одним парнем из транспортной компании. Тот говорит, что, если только Дик Шарп быстро — в месяц-полтора — не приберет к рукам гэретовский автобус, у него не хватит денег продолжать борьбу, и ему придется продать все свои автобусы.

Роджер задумался.

— А сколько их у него?

— Да штук пятнадцать-двадцать, или около того. Некоторые он откупил у владельцев, но оставил в их владении, так что они сами их водят и сами обслуживают. Какая разница, казалось бы? Верно? Да только эти автобусы теперь собственность Дика Шарпа, и он может в любую минуту их продать, а бывшему владельцу придется работать на другого хозяина или вообще остаться без работы.

— А вам он тоже предлагал такие условия?

— Да, старина, предлагал. Но мы на это не пошли. Мы его заставили крепко с нами повозиться, а когда наконец вышли из игры, так вышли вчистую. Мы с Айво все обсудили, и он сказал: «Нет, пускай-ка он помучится, поищет себе шофера и механика, который будет обслуживать нашу старушку», — Гито опустил глаза и уставился на свое пиво. Лицо его внезапно затуманилось. — В жизни не найти ему никого, кто умел бы с ней так управляться, как я. Ну, да что там. — Он глотнул пива. — Денег, что мы за нее выручили, нам хватило на покупку грузовика. Теперь работаем на нем, перевозим товары.

— Ну, а если бы представилась возможность, вы бы снова стали водить автобус?

— Ясное дело, старина. Лишь бы он нам продал.

Роджер начинал понимать: не за одного Гэрета он борется. Если им действительно удастся продержаться до тех пор, пока Дик Шарп не будет вынужден сложить оружие, тогда вся сеть мелких предприятий перейдет обратно в руки бывших владельцев, и натиск безымянных хищников будет остановлен, быть может на годы. Роджер расправил плечи. Его существование не было таким уж бесцельным; в конце-то концов, защита жизненных интересов этих людей придавала ему смысл. И — мелькнула у него мысль — давала право ждать и от них помощи.

— Гито, — приступил он к делу. — Ваш грузовик далеко?

— Внизу, на пристани, — сказал Гито, вгрызаясь зубами в бутерброд с сыром.

— Поможете мне перевезти кое-что?

— Помогу, — без малейшего раздумья ответил Гито и кивнул, продолжая жевать.

— Видите ли, у меня вышло все топливо. Нужно поехать на склад и взять несколько мешков угля.

— Чего проще. Только в три часа мне надо быть за перевалом — Айво будет ждать. Он там по делам.

Роджер улыбнулся.

— Поспеете, — сказал он. — Будьте добры, Марио, нам еще по пинте пива и кусок мясного пирога.

Через полчаса Гито повел Роджера вниз, где у пристани стоял его грузовик. Гавань казалась вымершей, как и автомобильная стоянка, — ни яхт, ни катамаранов: летний сезон был позади. Две-три мачты вздымались кое-где над водой, да рыбачья лодка готовилась отчалить с послеполуденным отливом. Под плоским серо-стальным небом Карвенай был погружен в заслуженную зимнюю спячку.

Машина Айво и Гито оказалась канадским «доджем». Она знавала лучшие времена лет двенадцать назад, но короткие, терпеливые пальцы Гито неустанно копались в ее внутренностях, что-то регулируя, что-то налаживая, и когда он сел за баранку и запустил мотор, тот заработал вполне исправно. И, что ни говори, тускло-зеленый грузовик, хотя и немало послуживший на своем веку, все же производил внушительное впечатление. Он двинулся из гавани по тихим улицам городка, словно большая грузовая баржа, снявшаяся с якоря.

— Лучший торговец углем — Уильямс, его склад там, на холме, — сказал Гито. — Нас быстро обслужат, и товар отпустят первосортный. Вам какой уголь нужен?

— Печной орех. Такие, похожие на яйца, брикетики.

— Понятно, — сказал Гито. — Я позабыл. Знаю я эту печурку. Не раз старался сесть к ней поближе и во время проповеди засыпал.

Роджер был удивлен и обрадован.

— Так вы знаете эту часовню? Посещали ее?

— Вся семья наша ее посещала, пока отец не перешел на другую работу и мы не переехали за шесть миль отсюда. Мне тогда десять лет было. Часовню я плохо помню — только печку. С ней-то я близко знаком. Можно сказать, друзьями были. Зимой утрами холодно, так сколько раз, бывало, проклинаешь проповедь и благославляешь печку. — Он негромко рассмеялся, но шум мотора сделал смех беззвучным.