Растроганный замминистра едва сам не прослезился и твердо пообещал устроить Конязева в ближайшее время в НИИ станкостроения. Марек горячо благодарил замминистра за его сердечность и понимание, пока тот участливо тряс его руку, провожая до самой двери.

Оставив министерство, Марек смахнул с лица скорбную маску, многозначительно хмыкнул и пошел к автомату звонить Лане. Она разговаривала без желания, но он так настаивал, так упрашивал встретиться по весьма важному делу, что та наконец согласилась.

— На веранде «поплавка» возле кино «Ударник» устроит вас?

— Не важно где, важно — зачем.

— О–о! Новости у меня — блеск!

— Какие?

— Я перехожу в другой НИИ.

— Ну и что?

— В связи с этим возникает ряд изменений.

— Каких?

— Вот о них я и хочу рассказать вам при встрече.

Повесив трубку, Конязев перевел дыхание.

«Наконец‑то, кажется, сбудется… Наконец‑то я избавлюсь от вашей опеки, Федор Зиновьевич, черт бы вас подрал с вашей любимой племянницей! Наконец‑то я избавлюсь от Герочки, провались она в тартарары! Какая радость, я опять свободен, как легкий бриз, и могу наслаждаться жизнью полно и заново, с нулевой отметки. А главное, есть с кем начинать…» — размечтался Марек, настроившись на элегический лад.

Он не врал, когда плакался замминистру в жилет и говорил, что собирается менять жилье, однако истинной причины не сообщил. А между тем ему было наплевать на тещу и на всех остальных, просто появилась благоприятная возможность порвать с постылой Герой. Коль нет везения в жизни, так, может быть, несчастье поможет?

Когда Лана подошла к трапу «поплавка», она не узнала Марека. Он был разодет по всем требованиям моды шестидесятых годов: узкие брючки, узконосые светлые туфли, красная нейлоновая сорочка с расстегнутым воротом, на шее, как у шотландских моряков, — пестрый платок. Марек стоял, опершись картинно локтем о поручень. Лана сняла очки–фильтры, посмотрела, щурясь, на него, опять надела и рассмеялась.

— Я ловлю вас на обмане. Вы не в новый НИИ перешли, а в оперетту. Смотрю на вас — ну точь–в-точь матрос: «Майна, вира, стоп и…»

Марек густо покраснел, обиделся, но виду не подал. Выдавил натужно улыбку, пригласил Лану подняться на «плавучку».

— Ох, неохота что‑то… Жарко там, и мух полно, — передернула она брезгливо плечами. — Лучше по набережной, по воздуху погулять.

В планы Марека прогулки не входили, но возражать не рискнул. Было бы крайне обидно испортить мелочами неплохое начало. Слишком много поставлено на карту — еще одно доказательство тому, что жизнь — игра, но попробуй угадай выигрышные шары!

Конязез пошел рядом с грациозной Ланой. Шли по набережной в сторону Москворецкого моста, куда хотелось Лане, разговаривали о французской выставке в Сокольниках. Марек, чтоб не выглядеть в глазах спутницы отсталым, сказал, что с интересом осмотрел экспонаты. «Какие?» — сразу вцепилась Лана, поняв, что он на выставке не был, и принялась дотошно выспрашивать у него подробности. Марек кряхтел, потел, извивался как червяк, насаженный на крючок: очень уж не хотелось накануне важного жизненного поворота признаваться в мелком вранье.

Не дойдя до моста, Лана остановилась и долго смотрела, как дерутся над водой крикливые чайки. Марек стоял рядом и буквально ел ее глазами. Затем отошел чуть, чтобы видеть ее всю с ног до головы, зашептал обалдело:

— Светлана, вы убийца! Вы прекрасная гангстерша!

— Благодарю за комплимент.

— Я с ума схожу, Светлана! Лана!.. От любви к вам, Ланочка.

— Мне очень приятно, Марек, но это вполне естественно, Марек. При плохих женах у мужей всегда играет кровь. Тогда врачи советуют ставить пиявки или «отворять» кровь, как делали средневековые цирюльники.

— Не шутите, Светлана! Я готов из‑за вас… вон туда! — показал он отчаянным жестом на Москву–реку.

«Во! Как наловчился вкручивать мозги парковым девицам», — Лана усмехнулась про себя и сказала:

— Там, в первозданной стихии придется вам иметь дело с современными русалками, а они, говорят, холоднее иных жен и нефтью припахивают.

— Вот именно! Это я говорю на случай, если вы не захотите принять мой оптимальный вариант.

— Интересно.

— Вот вам мои рука и сердце, как говорили в старину, — протянул Марек руку и впился немигающим взглядом в бесстрастное лицо Ланы.

— Поскольку пуговицы на вашей сорочке пришиты по–прежнему, надо полагать, что вы по–прежнему человек женатый? Или это рудимент?

— Женат, но только номинально… Я разведусь. Мне бы лишь застолбиться. Мне нужна в жизни лишь одна женщина — вы!

— Это еще более лестно слышать, но я не могу в ближайшее время принять ваше предложение потому, что уже пообещала одному человеку провести с ним приятный отпуск в Крыму.

— О боже мой! — взревел ревниво Марек, и скулы его под желтоватой кожей остро напряглись. — Как вы можете говорить мне такое!

«А пожалуй, до него не доходит, что я над ним издеваюсь». И Лана, отступив на шаг, промолвила спокойно:

— Разве плохо говорить правду? Мне действительно не хочется за вас замуж, ни сейчас, ни когда бы то ни было.

Марек позеленел, его затрясло.

— Кто мой соперник? Я убью его! — взвился он, раздувая ноздри и сверкая темными глазами, ибо помнил: когда такое представление он закатывал Гере, она млела и едва в обморок не брякалась от избытка счастья.

— А я знаю, что вы окажете еще, — засмеялась иронически Лана: — «Я ненавижу его и вас, коварная!» Верно?

— Вообще‑то примерно так… А какая теперь разница?

— Какая? Хм… А такая. Вы вели под него подкоп еще тогда, когда не знали, есть ли я на свете. Признайтесь, за что вы так ненавидите Ветлицкого? Ну, смелей! Скажите — и вас ждет достойная награда.

— Ве–е-етлицкий? — прошептал Марек с захлебом и схватился за голову. Но, завороженный повелительным взглядом красавицы, начал нагибаться к платочку, умышленно оброненному ею к ногам. Нагибался рывками, сопротивляясь, и в то же время не в силах разогнуться.

Лана смотрела сверху на извивающегося кандидата и ликовала.

— Ладно, Марек, о Ветлицком я пошутила. Просто мне пришла фантазия проверить вас, как будете реагировать на мои слова. Вы требуете от меня категорического ответа, не так ли?

— Да–да!

— Что ж, отвечу. Я — женщина серьезная, легкие флирты мне ни к чему, поэтому встречаться нам просто так незачем. Вот когда сожжете за собой мосты окончательно, тогда, возможно, мы вернемся к обсуждению «оптимального варианта», а пока до свидания. Мне еще к портнихе надо успеть, спасибо что проводили, ее дом напротив.

Марек таращил очумело глаза. Вдруг встряхнулся, как спросонок, воскликнул:

— Ланочка, да я… Светлана Александровна, погодите! Останьтесь! Я так ждал этого вечера, подарите мне его. Пойдемте, куда только вам хочется!

— В ресторан я не хочу, там жарко и насекомые, а в кино — там фильм такой, что не стоит и свет гасить.

И Лана, помахав рукой, застучала каблучками по плитам Кремлевской набережной. Шла и отворачивалась к реке, чтобы встречные прохожие не сочли ее тронутой: идет женщина и давится от хохота. Лана, насмеявшись после потешной встречи, подумала с легким презрением:

«Есть ли еще на земле кто‑либо глупее влюбленного мужчины? До чего ж это жалкое, безвольное, ничтожное существо! Б–р-р–р… А все же интересно наблюдать за прогрессирующим любовным помрачением. Болтают, дескать, любовь окрыляет, возвышает, поднимает… Да полно! Нет у влюбленного мужчины никаких крыльев, он похож или на быка, или на барана. Отсюда и разное отношение к ним: быка надо оглушить кувалдой по лбу и потом свежевать, а барана надо приручать осторожным поглаживанием по шерстке, а уж тогда спокойненько стричь или сдирать с него шкуру.

Что же касается любвеобильного Марека, то этот скорей всего ублюдок, помесь быка и барана. Он мне предлагает оптимальный вариант, х–ха–ха! Ладно же, мальчик, ты у меня дождешься варианта! Ты у меня останешься у разбитого корыта в полном смысле слова!